Комбат не ждет награды - Воронин Андрей Николаевич - Страница 47

А вот Борис Иванович Рублев помнил о ней. По своему характеру замкнутый, отставной майор не так уж много с кем и встречался. Несколько друзей в Москве, его постоянная женщина Светлана, с которой он еще до Таджикистана познакомился в аэропорту, ожидая Бурлакова – вот и весь круг его знакомств. И полковник Бахрушин занимал в нем достаточно видное место.

Как всегда в этот день Борис Иванович попил крепкого чая и посмотрев, чего следует прикупить из продуктов, сел за руль машины.

Особой надобности встречаться с Леонидом Васильевичем не было, но Рублев уже соскучился по общению. А Леонид Васильевич был человек компанейский, любил больше говорить, чем слушать.

Бахрушину Рублев не позвонил, справедливо считая, что из-за этого звонка встреча может и не состояться. Обменяются любезностями: «как живешь», «хорошо»… А на вопрос, чем сейчас занимаешься ему и ответить было бы нечего.

Борис Иванович подъехал к дому, в котором жил полковник Бахрушин и с трудом отыскал место для стоянки.

"Развелось теперь машин в Москве! То ли дело раньше, места для стоянки – хоть отбавляй! "

Рублев выбрался из машины, проверил закрыты ли все дверцы и после этого вошел в подъезд.

«Все-таки большое дело иметь квартиру в центре, – размышлял Рублев, пока кабина лифта несла его к одному из последних этажей. – У нас что ни день, то в лифте нагадят, то кнопки сигаретами прожгут. А здесь чисто и даже духами пахнет, – Борис Иванович втянул носом воздух, ощутив в нем аромат дорогих духов. – Наверное, красивая женщина ехала», – подумал он, выходя на площадку.

Дверь квартиры Бахрушина Рублеву не понравилась. Не любил он всяких там глазков, переговорных устройств и сам никогда не спрашивал – просто открывал дверь и впускал гостя. Сейчас же на него смотрел рыбий глаз маленькой телекамеры.

Рублев еще некоторое время сомневался, уж очень похожей на выключатель оказалась кнопка звонка. Он надавил на нее один раз своей широкой ладонью, второй, но так и не услышал за дверью мелодичной трели.

И дверь двойная, и глазок.

«Внешняя, металлическая, наверняка на все четыре стороны запирается. Вот дождется Бахрушин, когда кто-нибудь сунет ему в замочную скважину гвоздик и не выберется он изнутри».

Наконец-то дверь отворилась. Впервые видел Рублев Бахрушина растерянным.

– Вы что, Леонид Васильевич, всегда по квартире в костюме ходите? – произнес он, переступая порог, чтобы поздороваться с хозяином.

– Что? – переспросил Леонид Васильевич.

Было понятно, его мысли сейчас очень далеко отсюда.

– Вы как-то приглашали, вот я и решил заехать, – Рублев уже был не рад, что выбрался из дому. Чувствовал он себя глупо: вроде бы приглашали, но его появления не ждали.

– А, да, было дело… – вспомнил Бахрушин, провел гостя в комнату, усадил в мягкое кресло. – Я сейчас кофе или чайку соображу.

– Лучше на кухне посидим, – предложил Комбат. Не любил он сидеть в комнатах, всегда предпочитая для разговора кухню. Там и покурить можно, и перекусить под разговор.

Леонид Васильевич любил свою кухню.

Все здесь было оборудовано в соответствии с его вкусами. Некоторое время Бахрушин молча колдовал возле плиты, высыпая в маленькую джезву мелко смолотый кофе, подсыпая туда пряности, сахар.

Комбат ждал, когда хозяин заговорит сам.

Он понимал, на душе у Леонида Васильевича тяжелый камень и он думает, стоит ли делиться с гостем плохой новостью. В таких ситуациях – Комбат знал это точно – лучше всего молчать, и человек, если захочет, поделится, выскажет наболевшее.

Бахрушин чертыхнулся, обжег палец о металлический бок джезвы.

– Вы бы поосторожнее, Леонид Васильевич. Не нервничайте.

– Не нервничаю я, – вспылил полковник, разливая не настоявшийся кофе по маленьким фарфоровым чашкам.

– Тонкие. Того и гляди край откусишь, – сказал Рублев, поднося тонкую, почти прозрачную белую чашку ко рту.

– Беда у меня случилась, – наконец-то устроившись за столом признался Бахрушин.

– Я это сразу понял, Леонид Васильевич.

– Может, коньяку в кофе плеснуть?

– Да нет, спасибо, я за рулем.

Бахрушин все еще колебался стоит ли посвящать Комбата в подробности последних событий. Один раз он уже обжегся, послав проверку на полигон, хотя мог и не делать этого.

Теперь он рисковал подставить под удар и Бориса Ивановича Рублева.

«Нет, позже, – решил для себя Бахрушин, – сейчас ему не нужно знать всего».

– Люди мои погибли, – произнес он, держа двумя пальцами тонкую ручку чашки.

Комбат напрягся. Не так уж часто гибли в ГРУ люди, а тем более в отделе Бахрушина.

– Где? – Комбат ожидал услышать: Таджикистан, Чечня…

Но в ответ прозвучало:

– Под Смоленском.

– Н-да, – Рублев подул на горячий кофе, разгоняя на поверхности черные пенки. Из-под них выглянула лоснящаяся поверхность круто заваренного напитка.

– Я и сам не знаю, плакать мне или смеяться, – Бахрушин ощущал сейчас отвращение ко всему миру.

– Как это случилось?

– Авария на дороге. Говорят, у шофера нашли в крови алкоголь и что мои люди были пьяны. Не верится мне во все это.

– Что ж, всякое бывает…

– Извини, Борис Иванович, из-за всех этих дел я совсем забыл, что мы договаривались встретиться. Какие планы у тебя на сегодня?

– Хотел с вами заехать в тир к Андрюше Подберезскому, постреляли бы…

– Может еще и заедем, а сейчас я спешу.

– Куда?

– Похороны, Борис Иванович, похороны.

– Тогда вам сегодня не до меня будет, – Рублев, давясь горячим кофе, допил чашку до дна и встал. – Вы уж извините, что я к вам без звонка, не знал, что не до меня будет.

– Погоди, – Бахрушин прищурился, – поехали со мной.

– Куда?

– – На кладбище.

– Я же их совсем не знал.

– Они тоже, Борис Иванович, форму носили.

– Я уже многих похоронил…

Рублеву страшно не хотелось ехать на похороны. Не любил он этого занятия. Тоскливое, беспросветное… Снова слушать женский плач, причитания родственников, а то и смешок у себя за спиной. Обязательно найдутся такие, кто начнет шутить, рассказывать анекдоты. Много случайного народа попадает на похороны, и Рублев не хотел быть одним из них.

Но Бахрушин смотрел на него с тоскливой просьбой в глазах.

– Поехали, так нужно.

– Кто его знает, как оно правильно… – замялся Рублев.

Но Бахрушин уже одевался.

В лифте Борис Иванович еще раз сделал попытку отказаться:

– Я и машину-то не заправил. Небось, далеко ехать?

– Поедем на моей машине. Свою потом заберешь.

Бахрушин вышел во двор и огляделся. Он понял, наступила полоса неудач, когда все не складывается. Автомобиля во дворе не было.

Но не успел он высказать свои соображения на сей счет, как из ворот выехала черная «Волга».

– Садись, – он распахнул дверцу и пропустил вперед Комбата.

Когда Рублев устроился на заднем сиденье, места там хватило лишь для того, чтобы поместиться Бахрушину, третий человек примостился бы уже на полу.

У цветочных рядов Бахрушин хлопнул шофера по плечу:

– Остановись!

– Стоянка тут запрещена, товарищ полковник.

– Это твои проблемы, – зло ответил Леонид Васильевич и не дожидаясь, пока машина остановится, открыл дверцу.

Пришлось остановить. Полковник быстрым шагом шел вдоль цветочных рядов, пристрастно осматривая цветы. Никакие из них не казались ему подходящими для такого случая.

Комбат шел следом.

Наконец Бахрушин остановился возле последнего столика.

– Не знаю, какие взять, – развел он руками. – На свадьбу, на день рождения, на юбилей есть всякие, а вот на похороны…

Прямо перед ними в белой пластиковой вазе стояли свежие каллы – блестящие, будто бы сделанные из пластмассы.

– Обычно такие покупают, – напомнил Комбат.

– Знаю. Но чувствую, не такие надо.

Девушка, торговавшая цветами, боялась упустить клиентов. Она принялась расхваливать свой товар:

– Если вам на похороны, я могу и дешевле отдать. Вот, посмотрите: эти немного занявшие, но покойнику же все равно, согласитесь?