Игра без правил - Воронин Андрей Николаевич - Страница 37

Примерно в это же время Ирина Французова, устав наконец от слез и тревожных мыслей, забылась чутким беспокойным сном на узкой неудобной раскладушке в чужом нетопленом доме, убаюканная монотонным шумом сосен и плеском волн на заливе, а заместитель управляющего одного из питерских банков Андрей Иванович Рублев, наоборот, проснулся, сам не зная отчего, и долго лежал, прислушиваясь к сонному дыханию жены и заново проигрывая в уме вчерашний телефонный разговор с братом. Борис собирался приехать на предстоящие выходные, и это было хорошо: за те несколько месяцев, что они не виделись, Андрей успел соскучиться. И Наталья будет рада. Он подумал, как это здорово, когда близкие тебе люди имеют общее прошлое и рады друг друга видеть, особенно когда это твой брат и твоя жена, и с этой мыслью заснул опять, повернувшись на бок и обняв жену за плечи. Наташа сонно завозилась под его рукой, устраиваясь поудобнее, что-то пробормотала и затихла, плотнее прижавшись к мужу.

Стручок сел за руль своего серебристого "Лендровера-диекавери" и укатил. Кутузов еще некоторое время постоял, сокрушенно вздыхая над безобразной вмятиной, красовавшейся на дверце его "Хаммера" и посасывая окурок гаванской сигары, потом спрятал бычок в алюминиевый футляр и тоже уехал на дачу, где охрана заперла Ирину Французову. Ему было о чем подумать. Вопросы безопасности были его вотчиной, а в связи с последними событиями с таким трудом отлаженная система превратилась в сущее решето. С ожесточением терзая педаль газа, он промчался по пустым в этот ранний час улицам и вскоре оказался за городской чертой.

Глава 12

Борис Рублев пристроил дорожную сумку между запаской и взятой на всякий случай пустой канистрой и захлопнул багажник.

– Серега, – позвал он, – кончай издеваться над Андреем, имей совесть! Ехать пора.

– Сейчас, – откликнулся подросток, – сейчас, дядя Боря! Вот добью этого подлого ирокеза, и поедем.

– Это кто ирокез? – возмутился Андрей Подберезский так громко, что шаркавшая неподалеку своей метлой дворничиха вздрогнула и неодобрительно посмотрела на него. – Это я, что ли, ирокез? А ты, надо понимать, Чингачгук, да?

Вместо ответа, Сергей неумело ткнул его кулаком в живот, целясь, как учил его Борис Иванович, в солнечное сплетение. Подберезский издал предсмертный вопль и зашатался, высматривая на асфальте местечко посуше, чтобы рухнуть на колени и скончаться у ног победителя.

Комбат, наблюдая за ними, хмурился, скрывая улыбку.

Подберезский наконец упал на колени и медленно закрыл глаза, обеими руками держась за живот. Дворничиха совсем перестала подметать и, поджав губы, смотрела, как двое здоровенных мужиков и пацан лет тринадцати валяют дурака на глазах у всего дома. Сергей с боевыми воплями прыгал вокруг поверженного Подберезского.

– Эй, Чингачгук, – позвал Рублев, – тебе ножик дать?

– Это еще зачем? – быстро спросил умирающий ирокез, открывая глаза и переставая биться в агонии.

– Как зачем? – очень натурально удивился Комбат. – Скальп снимать. Мы не варвары, конечно, но так положено.

– Класс! – сказал Сергей. – В школе все просто умрут от зависти. Давайте ножик, Борис Иванович.

– Но-но, – сказал Подберезский, поспешно поднимаясь и деловито отряхивая колени. – Вам ехать пора, могикане.

– Что, испугался? – спросил Комбат. – Знай наших.

– Трусливый гурон! – крикнул Сергей и снова издал боевой клич индейцев.

– Откуда у него такие познания? – немного удивленно спросил Подберезский у Рублева. – Вот не думал, что пацаны в наше время читают Купера.

– Это я заставил, – признался Комбат. – Замучил он меня этим видиком. И смотрит все какое-то дерьмо: кровавый спорт смертельные битвы… Я как-то раз посмотрел, так, поверишь, чуть телевизор не облевал.

– А, – сказал Подберезский, – боевые единоборства… Да, веселые фильмы. Меня когда тоска возьмет, так я поставлю какой-нибудь и хохочу до упаду.

– Ничего смешного, – буркнул Комбат. – Забивают людям головы всяким дерьмом, а потом удивляются, откуда у них рост детской преступности.

– Брось, командир, – примирительно сказал Андрей. – Ну что ты разворчался, как старуха? Посмотри, вечер какой…

– А ты не строй из себя Кашпировского, – сказал Комбат. – Еще предложи мне птичек послушать, психотерапевт.

– Да какие тут птички, – махнул рукой Подберезский, – одни воробьи.

– Ладно, – сказал Комбат, – надо ехать.

– Счастливо, – улыбнулся Андрей. – Брату привет передавайте.

– Непременно, – улыбнулся в ответ Рублев. – И ему, и Французову.

– О, – протянул Подберезский, – ну, тогда держись, Питер. Вы, главное, машину без присмотра не бросайте.

– Что это ты такой заботливый? – уже из-за руля спросил Комбат.

– Да так, пришло почему-то в голову. Мне тут вчера историю одну рассказали с автомобильным уклоном, никак не забуду, прямо распирает. Хотите, расскажу?

– Ну расскажи, если распирает, – усмехнулся Комбат. – Не длинная хоть она у тебя?

– Короткая, – успокоил его Подберезский. – Питбультерьера знаете?

– Знаю, – сказал Комбат. – Страшенная зверюга.

– Вот-вот, – кивнул Андрей. – Короче, поехал один знакомый знакомого к любовнице. А тачка, надо сказать, у него новенькая, года еще нет – "мере" класса "Е", мечта, а не машина. Очень он боялся, что ее угонят.

Сигнализация, сами понимаете, хорошо, но все-таки страшновато. Так он повсюду возил с собой питбуля и запирал его в салоне, когда уходил. Ну вот, приехал он к любовнице, собака, само собой, в салоне – в общем, все путем. Выходит это он через час от своей цыпочки…

– "Мерса" как не бывало, – предположил Комбат.

– Черта с два! – сказал Подберезский. – Машина на месте, а вот колес, действительно, как не бывало – всех четырех. А пес в салоне так бесновался, что все сиденья в клочья пораздирал.

– Да, – сказал Рублев после короткого молчания, – история. И не поймешь, смеяться тут надо или плакать.

Он еще немного помолчал и вдруг гулко расхохотался, хлопая себя по коленям.

– Ну, история! – приговаривал он, смеясь до слез. – Признавайся: сам придумал?

– Обижаете, Борис Иванович! – сказал Подберезский. – Чистая правда. Я бы не удержался: обязательно сказал бы, что машину кобель угнал.

– И то правда, – согласился Комбат. – Ладно, намек понял. Когда решу в Питере пройтись по бабам, Серегу в салоне запирать не буду. Так и быть, возьму с собой.

– Вот еще, – сердито буркнул Сергей с соседнего сиденья, заливаясь густой краской и от этого еще больше сердясь. – Нужны они мне больно.

– И то верно, – согласился Комбат, делая вид, что не замечает, как смутился подросток.

Он запустил двигатель, хлопнул дверцей и, помахав на прощание Подберезскому, выехал со двора. Сергей, высунувшись из окна, махал Подберезскому, пока тот не скрылся из вида.

– Нравится тебе Андрей? – спросил Рублев, направляя машину в сторону Ленинградского шоссе.

– Нормально, – ответил Сергей, дисциплинированно защелкивая ремень безопасности: он не хотел, чтобы у Рублева были из-за него неприятности. – Он вроде вас, веселый и не задается.

Они проезжали мимо Белорусского вокзала. Комбат хотел спросить у Сергея, не тянет ли того обратно на вокзал, на волю, к старым приятелям, но прикусил язык. Получилось бы, что он напрашивается на комплимент: спасибо, мол, дядя Боря, вы меня от сумы да от тюрьмы спасли, в люди вывели, учиться послали.., короче, сплошной "Золотой ключик" с Б. И. Рублевым в роли папы Карло. Вместо этого он сказал:

– Завидую я тебе, Серега. Впервые едешь в Питер.

Это ж сколько ты всего интересного увидишь! Три дня, конечно, для Питера не срок, но на то, чтобы влюбиться, хватит.

– В кого влюбиться? – настороженно спросил Сергей.

– Да в город, в город влюбиться, – усмехнулся Комбат. – Женить я тебя пока что не собираюсь. А что это ты так разволновался? Есть кто-нибудь на примете?