Потерянный Ван Гог - Сантлоуфер Джонатан - Страница 35

– Что им могло понадобиться, Джимми?

– Понятия не имею, – произнес Талли с озадаченным видом.

– Ерунда какая-то. У меня же ничего нет, самый бедный дом в округе. – Дениз опустилась на колени и подняла разбитую чайную чашку.

– Мамин фарфор, одна из немногих хороших вещей, которые у меня были. – Она еле сдерживала слезы.

Талли сказал, что купит ей новый сервиз.

– Главное, что ты и мальчики целы и невредимы. – Он обнял ее.

– Ты что, выпил?

– Господи, Дини, я выпил пивка. Это что, преступление? – Талли отстранился от нее.

– В середине дня, Джимми?

Талли покачал головой. Кого эта Дини-Наркоша из себя строит? Пора валить. Он шагнул из разгромленной кухни в разгромленную гостиную.

– Вот черт!

– Что, Джимми?

– Неприятно, вот и все. – Талли окончательно решил бежать; его идеальное убежище оказалось не таким уж идеальным. Но как они его нашли? Да в наше время можно найти кого угодно. Неужели это Смит и Интерпол? Да уж лучше бы они, а не клиент. Но стал бы Интерпол так громить дом? – Слушай, мне пора.

– Прямо сейчас? Куда ты?

– Просто… мне надо уехать. На… некоторое время. – Без объяснений он протянул ей пачку наличных – деньги от продажи первого издания Лоис Лейн[13] на eBay – и пообещал выслать еще. – Я скоро вернусь.

– Скажи мне правду, Джимми. Что происходит? – Дениз, вцепившись в Талли, пошла за ним на улицу.

– Может быть, это тот странный клиент, о котором я тебе рассказывал.

– Но почему? Что они искали?

– Понятия не имею, Дини. Он какой-то чокнутый. – Талли уже думал, куда ему податься теперь, может быть, к сестре в Тусон. – Я просто свалю ненадолго, пока все не уляжется.

– Пока что не уляжется?

– Черт возьми, Дини. Вот это вот все! Когда вот это все уляжется! Какая разница? – Он вздохнул, устыдившись, и повернулся к ней. – Я просто хочу, чтобы ты и мальчики были в безопасности. Максимум на пару недель уеду, потом вернусь. – Он поцеловал ее в щеку и уселся в машину.

Как они нашли его? Может быть, Смит навел? Или они сами такие способные? Это не так уж важно. В любом случае, пора убираться отсюда.

57

Раамстраат оказалась узким переулком в глубине квартала. Ни машин, ни пешеходов – лишь пара велосипедов была припаркована у домов с коротенькими лестницами, ведущими к парадной двери. Я подошел к одной из них, возле которой висела медная табличка «С. Альбрехт», такая маленькая, что я бы ее не заметил, если бы не присматривался. Я назвал свое имя в домофон, и вскоре дверь со щелчком открылась, впустив меня в маленький вестибюль со старинным и скрипучим лифтом. На верхнем этаже меня встретила пожилая строго одетая женщина.

– Господин Альбрехт скоро примет вас, – сообщила она и провела меня в большую старомодную гостиную с диваном в стиле ампир, восточным ковром на полу и парой картин на стенах. Еще несколько картин стояли у стен. Женщина уселась за письменный стол, а я стал рассматривать живопись: старинную «Мадонну с младенцем», импрессионистский пейзаж Сислея, смелую абстракцию Кандинского и другие полотна.

Когда я изучал манеру Сислея, в комнату вошел высокий и эффектный мужчина, небрежно, но дорого одетый: рубашка поло и мягкие шерстяные брюки.

– Стефан Альбрехт. – Он протянул руку; коротко подстриженные седые волосы и белые брови, щеки с седой щетиной, словно присыпанные снегом, вызвали в памяти образ: мистер Фриз[14]. – Маттиа рассказал о вас много хорошего, – произнес он с заметным акцентом.

Его почтенная помощница встала, застегнула куртку и сказала Альбрехту, что вернется через двадцать минут – очевидно, это и было отведенным мне временем.

Хозяин извинился за беспорядок, хотя, кроме нескольких упакованных картин, никакого беспорядка я не заметил.

– Искусство здесь, так сказать, течет рекой; вещи приходят и уходят… Я частный дилер, я не провожу выставок. Моя работа заключается в том, чтобы подобрать подходящее произведение искусства для нужного человека. – Он нежно провел рукой по краю холста, как будто гладил ребенка. – Они пробудут здесь недолго. Жаль, конечно. Но на смену им придут другие.

Альбрехт добавил, что Бюлер прислал ему снимки нескольких моих работ, и у него на примете есть пара коллекционеров, которые могли бы ими заинтересоваться. Я был польщен. Он назвал несколько коллекционеров, имена которых мне ничего не говорили, и сказал, что обсудит это с Бюлером, а затем повторил то, что говорили другие галеристы:

– Маттиа Бюлер – один из лучших арт-дилеров в мире. Вам повезло, что он с вами работает.

– Полностью согласен с вами, господин Альбрехт.

Он потребовал, чтобы я называл его просто Стефаном и задал несколько вопросов о моей биографии и работах. Слушал он так внимательно, как будто его действительно интересовало, чего я пытаюсь добиться в своих новых картинах. Когда мне надоело слушать собственную болтовню, я спросил о нем.

– Искусство у меня в крови, это семейная традиция, от отца и деда, – ответил он, что напомнило мне историю Вильгельмины Кур, а затем, точно декламируя, произнес: – «У меня есть природа, искусство и поэзия, и если этого недостаточно, то что еще нужно?»

– Ван Гог! – Чтение принесло свои плоды: я узнал цитату.

– Да. А вот еще: «Душа человеческая очень похожа на море. В ней есть свои штормы, есть свои приливы и…»

– «…и в глубине ее тоже есть свои жемчужины», – закончил я.

– Браво! – воскликнул Альбрехт. После этого мы поговорили о том, как развивался стиль Ван Гога от мрачных крестьянских полотен к ярким импрессионистским работам и к его личному стилю экспрессионизма, и назвали свои любимые работы. Когда мы заговорили об автопортретах, я спросил, верит ли он в историю о той потерянной картине, и он на мгновение задумался, провел рукой по своим коротко остриженным седым волосам и сказал: – Кто знает? Но если вы ее найдете, обещайте, что сообщите мне, мы продадим ее вместе и станем очень богатыми!

Мы посмеялись, а потом вернулась его чопорная помощница и посмотрела на меня взглядом, который говорил: «Ты еще здесь?» Я понял намек и сказал, что мне пора.

Альбрехт встал, подал мне руку на прощанье, а когда я протянул свою, пожал ее двумя руками и отметил, что был очень рад познакомиться с таким же поклонником Ван Гога, как он сам, и обещал поговорить с Бюлером о моих картинах и найти на них подходящих покупателей.

Когда я вышел на улицу, до запланированной встречи с Аликс оставался еще час, поэтому я решил прогуляться. Небо стало кобальтовым, мерцали уличные фонари, и все вокруг было очень красивым.

Едва я успел пройти один квартал, зазвонил мой сотовый телефон: Каролин хотела знать, свободны ли мы с Аликс завтра. Если да, то она устроит нам встречу с одним из людей, которые помогли ей найти дедушкины картины – не исключено, что он может что-то знать о нашей. «Если она где-то засветилась, он узнает», – сказала Каролин.

В глубине души я надеялся, что она не сможет договориться, но знал, что Аликс от встречи ни за что не откажется.

Каролин сказала, что перезвонит, когда договорится о времени и месте. Мне хотелось расспросить ее, что это за человек, как она с ним познакомилась и хорошая ли у него репутация, но она уже повесила трубку.

58

Мы встретились с Аликс в заведении под названием «Seafood Bar» недалеко от нашего отеля, светлом и жизнерадостном, с белыми кафельными стенами и баром, где симпатичные официанты и официантки чистили устриц и нарезали дольки лимона. Нам обоим было что рассказать.

– Сначала ты, – предложила Аликс, и я сообщил о своих визитах к галеристам, о скульптуре Гитлера и о требовании Вильгельмины Кур, чтобы я сбрил бороду.

– Хорошая идея. Зачем прятать красивое лицо.

– Именно так она и сказала.

– Да-а?? Мне уже начинать ревновать?