Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств - Тополь Эдуард Владимирович - Страница 3

Обычно в одиннадцать утра или чуть позже со стороны Дворцовой набережной на площадь выезжали верховые казаки и полицейские; вместе с городовыми они разгоняли все сани и экипажи по боковым улицам, и через какое-то время по опустевшему Невскому проспекту проезжала высокая карета императора Александра III в сопровождении конной охраны. Иногда, при хорошей погоде, в открытое окно царской кареты, украшенной гербом дома Романовых, выглядывал император и рукой в перчатке приветствовал своих подданных, замерших на тротуаре в поклоне или кричащих верноподданническое «Ура!» и «Многие лета!»

Сегодня солнечная погода, редкая для Санкт-Петербурга, гарантировала проезд Александра, и именно на этот случай под шинелями Андреюшкина и Генералова были спрятаны металлические бомбы-цилиндры с динамитом, а в кармане у Осипанова – револьвер-бульдог центрального боя, заряженный шестью боевыми патронами. При появлении кареты императора сигнальщики должны были громко чихнуть в носовой платок, подав боевикам сигнал изготовиться. Тот, кто окажется ближе к царю, бросает бомбу в его карету. В случае его промашки бросает бомбу второй боевик, а при неудаче их обоих вступает в дело револьвер Осипанова. Убийством Александра III новые народовольцы поклялись отметить годовщину казни своих предшественников, заявить правительству свое требование всеобщей свободы и равноправия и вдохновить русский народ на революцию.

Конечно, каждая минута ожидания императора стоила заговорщикам нервов и громкого сердцебиения.

Но государя всё не было.

Несмотря на хорошую погоду, 26 февраля государь из своего дворца не выехал, и изможденные постоянным напряжением заговорщики, прогуляв по Невскому проспекту до двух часов дня, разошлись по домам, а вечером собрались в квартире Иосифа Лукашевича, богатого студента-поляка. Там Александр Ульянов, двадцатилетний с чуть вытянутым «байроновским» лицом студент естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета (и старший брат будущего «вождя мирового пролетариата» Владимира Ульянова-Ленина), сняв с гектографа первые свежеоттиснутые страницы, зачитал собравшимся:

– «Программа «Террористической фракции» партии «Народная воля»! По своим убеждениям мы – социалисты. Для обеспечения политической и экономической независимости народа и его свободного развития мы требуем создать постоянное народное представительство, выбранное свободно прямой и всеобщей подачей голосов…»

– Программа – это хорошо, – сказал за чаем Петр Шевырев, невысокий, но плотный и страдающий астмой старшекурсник, – но двух бомб и одного револьвера мало. Мы должны покончить с деспотом. Нужны деньги еще на пару бомб.

Ульянов сунул руку во внутренний карман студенческой куртки, достал стопку новеньких десятирублевых банкнот и протянул Шевыреву.

– Фью-и! – восхищенно присвистнул тот, взял деньги и опытной рукой пересчитал их мгновенно. – Сто десять! Откуда?

– Неважно… – попробовал уклониться Александр.

– Важно! – строго настоял Шевырев, погасив кашель. – Деньги новые. А вы от матери только тридцать рублей в месяц получаете. Вы банк ограбили?

– Он же у нас медалист, – сказал Василий Генералов. – Он свою золотую медаль за сто рублей заложил.

– Тоже красиво… – уважил Шевырев и спросил Ульянова: – А еще десять?

– Ну, можно и на двадцать рублей жить… – нехотя сообщил тот.

– То бишь без сахара и без мяса, – насмешливо сказал бородатый Иосиф Лукашевич, именуемый женской частью университета «красавцем». – На чаю и ситном хлебушке…

– Нет, не уложитесь, – возразил Генералов. – Я высчитал: самая дрянная квартира стоит 11 рублей в месяц и самый дешевый обед в кухмистерской обходится в месяц семь пятьдесят. Выходит, если хлеба есть только на десять копеек в день, отказаться от сахара и прочей роскоши, наш минимальный расход в месяц – 24 рубля 80 копеек.

– Можно уроками подзаработать, – неуверенно ответил Ульянов.

– Не можно, – отрезал поляк. – Чтоб давать уроки, нужно от полиции получить Свидетельство о благонамеренности поведения. Вы пойдете под надзор полиции?

27 февраля заговорщики на Невский не выходили, отдыхали после вчерашнего стресса, зато в изолированной квартире, снятой Шевыревым на Белозерской улице, Александр Ульянов сосредоточенно работал со стеклянными колбами: гнал из азотной кислоты нитроглицерин. Петр Шевырев смешивал этот нитроглицерин с инфузорной землей для получения динамита, а юный кандидат духовной академии Михаил Новорусский и Иосиф Лукашевич нарезали на куски длинный свинцовый штырь и заполняли этими обрезками, белым динамитом с гремучей ртутью и стрихнином толстый «Терминологический медицинский словарь» Гринберга, полый внутри.

– Спрятанный под обложкой взрыватель приводится в действие тонкой веревкой, конец которой после броска остается в руке метальщика и позволяет одним рывком взорвать всю бомбу, – с гордостью объяснил свое изобретение Новорусский.

– По силе действия этот снаряд, конечно, слабее наших бомб в металлических цилиндрах, – сказал Лукашевич, – но все-таки может разбросать шрапнель на сажень.

На что Шевырев заметил с усмешкой:

– Если эта книжка изменит Россию, ваша слава затмит славу Герцена и Тургенева.

– Не затмит, – резко пресек эту вольность Ульянов. – Одним актом террора не делают революций. Нужен систематический террор. Сегодня мы делаем первый шаг, дабы потом терроризировать правительство новыми убийствами. Это единственное средство покончить с деспотизмом и вынудить у правительства уступки к свободе народа.

– Остынь, Саша, – усмехнулся Лукашевич. – Знаешь, как говорят японцы? Большие дела нужно делать с легкостью.

Но Ульянов, меньше года назад похоронивший в Симбирске своего отца, был серьезным не по годам.

– Подожди с японцами, – отмахнулся он. – Мы идем на рисковое дело всей нашей жизни и должны быть безостаточно уверены в своем решении. Что вынуждает нас к террору? Деспотизм властей и бедственное положение народа! Теперь возьмем худший исход: убийство императора вызовет еще большую волну преследований со стороны правительства. Следствием этого должны стать новые покушения! Понимаете? Рано или поздно террор поднимет революционный дух народа, и тогда власти уступят…

28 февраля заговорщики снова ходили по Невскому проспекту, но с тем же результатом – царя не было. Между тем новое напряжение психических сил вконец изнурило и сигнальщиков, и бомбометателей, и потому утром 1 марта Лукашевич перед их выходом на дежурство предложил снабдить всех ядом. Но они отказались, сказав, что в случае ареста сумеют выдержать до конца. Было решено: если 1 марта покушение не удастся, а 2 марта царь поедет, как в прошлые годы, отдыхать на юг, то следовать за ним и убить его в пути. Годовщина казни Желябова, Перовской, Михайлова, Рысакова и Кибальчича должна быть отмечена ярко, с эхом на всю Россию…

Именно в это время министр внутренних дел Дмитрий Толстой подал Александру III рапорт, в котором сообщил:

«Ваше Императорское Величество! В конце января негласным путем нами была получена копия письма, отправленного неизвестным лицом из Петербурга в Харьков, на имя студента Ивана Никитина. В письме автор пишет: «У нас возможен самый беспощадный террор, и я твёрдо верю, что он будет, и даже в непродолжительном времени». Спрошенный по сему поводу в Харькове студент Никитин заявил, что это письмо получено им от студента петербургского университета Пахомия Андреюшкина.

По получении этих сведений, 27 февраля за Андреюшкиным было учреждено неустанное наблюдение и установлено, что 28 февраля Андреюшкин вместе с некоторыми другими лицами ходил по Невскому проспекту с полудня до пятого часу дня, причем Андреюшкин и другой неизвестный несли под верхним платьем какие-то тяжести, а третий нес толстую книгу в переплете… Вчера агентурным путём были получены сведения, что кружок злоумышленников намерен произвести террористический акт и что для этого в распоряжении этих лиц имеются метательные снаряды…»