Фортуна Флетчера (ЛП) - Дрейк Джон - Страница 66

— Флетчер, — сказал он. — Я хотел бы поблагодарить вас за помощь в подавлении мятежа…

— Так точно, сэр! — ответил я.

— Хм… — сказал он, все еще выглядя так, будто намочил штаны. — Мейсон поднял мятеж… а я восстановил дисциплину, не так ли?

Я понял. Капитан Боллингтон с ним поговорил.

— Так точно, сэр, — сказал я, — вы восстановили дисциплину, сэр. И это весьма похвальный поступок для молодого джентльмена, если позволите так выразиться.

— А мистер Уильямс был убит мятежниками?

— Совершенно верно, сэр.

Он улыбнулся и расслабился. Он уже в это верил. Еще несколько повторений, и он забудет, что когда-то была другая версия.

Три дня спустя Гарри Боллингтон привел «Фиандру», «Таурус» и «Бон Фам Иветт» домой, в Портсмут, и был удостоен триумфа, подобного триумфу римского генерала. Флот Канала был там, когда мы вошли, стоя на якоре длинными линиями на Спитхеде, в трех милях от Портсмут-Пойнта. Там было более десяти фрегатов и множество более мелких судов, а также флагманский корабль «Куин Шарлотт» адмирала белого флага Ричарда лорда Хау. Были еще два огромных трехпалубных корабля, «Ройал Джордж» и «Ройал Соверен», и бесчисленные ряды семидесятичетырех- и шестидесятичетырехпушечных. Это был город на плаву.

Без сомнения, это был величайший момент в жизни Гарри Боллингтона — представить такой аудитории вражеский военный корабль, взятый в бою. Это был тот момент, о котором морские офицеры вздыхали и за который умирали. И вот он, не сказка из книги, не сон, а суровая реальность.

Избитые ядрами борта двух военных кораблей говорили сами за себя, как и «Юнион Джек», развевающийся над французскими флагами на «Таурусе». По сравнению с этим, другие почести, которыми осыпали Гарри Боллингтона, были ничем. Он стоял на своем квартердеке в парадной форме, в окружении своих уцелевших офицеров, и принимал громогласные овации Флота. Каждый корабль строил команду на реях, когда мы проходили мимо, и капитан поднимал шляпу в знак приветствия их дико кричащим командам. Наши музыканты отбивали все мелодии, которые знали, и оркестры дюжины других кораблей присоединялись к ним. Это был опьяняющий момент, и я видел, как слезы гордости текли по щекам Гарри Боллингтона.

Стоит отметить, что это был июль 1793 года, задолго до каких-либо великих побед в этой войне. Были даже некоторые поражения. Витал страх, что французский революционный пыл может одолеть британское мореходное искусство. В таком случае они рано или поздно высадились бы в Дувре со своими огромными армиями. А это означало бы гибель нашей нации. Так что, когда Флот приветствовал нас, они приветствовали с огромным облегчением и от всего сердца блестящую победу в старом добром стиле. Это показывало, что Бог все-таки англичанин и все еще проклинает лягушатников. По крайней мере, Он проклинал их на море, где это имело значение.

Наконец, мы легли в дрейф рядом с «Куин Шарлотт», когда к нам устремился целый рой шлюпок. Казалось, каждый офицер во Флоте пытался попасть на борт, и наши три корабля были окружены кольцом бьющихся друг о друга весел и стукающихся шлюпок. В разгар этого капитан Боллингтон отправился доложить адмиралу, смуглолицему, суровому старому лорду Хау. По всем отзывам, «Черный Дик», как его называли «просмоленные», принял нашего капитана как родного сына, и портвейн лился рекой. Затем «Фиандре» и «Таурусу» было приказано пройти вокруг Спит-Саунда и войти в портсмутскую гавань для ремонта.

К ночи «Фиандра» была в руках доковых рабочих, и ее нынешняя кампания подошла к концу.

Вместе «Термидор» и «Таурус» нанесли ей достаточно повреждений, чтобы вывести из строя на многие месяцы. Ее постоянный офицерский состав: штурман, боцман, констапель[19] и тиммерман — останутся на борту, а остальные из нас, от капитана до юнги, будут переведены на другие корабли. Спрос на людей был слишком велик, чтобы двести первоклассных моряков простаивали без дела. «Фиандра» снова выйдет в море, как только будет готова, но с другим капитаном и командой.

Но я уйду до того, как это случится. За последние пару дней я принял решение и в ту же ночь пошел поговорить с капитаном Боллингтоном, чтобы воспользоваться обещанной мне услугой. Когда-то я и мечтать не мог о том, чтобы просто договориться о разговоре с ним в его каюте, но теперь это было легко. Он даже предложил мне стул и бокал вина.

— Вы не передумаете? — спросил он. — Я с удовольствием помог бы вам продвинуться по службе.

— Благодарю, сэр, но нет, — ответил я.

— Я понимаю, — сказал он. На этот раз он принял это более охотно. — Полагаю, у вас на берегу есть свои обязанности, которые вас займут.

— Да, сэр, — ответил я.

— Тогда чем я могу вам помочь?

— Сэр, мне понадобится свидетельство о почетном увольнении, чтобы я мог пройти через верфь, не будучи снова завербованным.

Он улыбнулся.

— Конечно. Я немедленно прикажу моему клерку его подготовить.

— Затем, поскольку мне причитается жалованье, и поскольку я могу ожидать получения призовых денег в должное время…

— Конечно, конечно, — сказал он, вступая, чтобы избавить меня от любой неловкости. — Я был бы счастлив лично выдать вам аванс для покрытия ваших немедленных расходов. — Он облизнул губы, взвесил все за и против и выбрал щедрость.

— Ста фунтов будет достаточно?

— Вы очень щедры, сэр, но двадцати будет вполне достаточно, и вы легко сможете вернуть их из того, что мне причитается.

— О… — сказал он, — как пожелаете, конечно.

Он сдержал слово, и через час у меня были деньги и его свидетельство. Затем мне пришлось попрощаться с Сэмми и моими товарищами. Это оказалось гораздо, гораздо труднее, чем я ожидал, потому что я знал, что они ценили меня только за меня самого, а не в надежде на какую-то выгоду. Они доказывали это тысячу раз.

Сэмми сказал то же самое, что и капитан.

— Полагаю, теперь у тебя на берегу есть свои обязанности, о которых нужно заботиться, парень.

— Нет, — ответил я. — Я не хочу ничего из этого.

— Что? — раздраженно спросил Сэмми. — Ты все еще боишься неприятностей из-за Диксона?

— Нет, дело не в этом, — сказал я. — Не совсем. Хотя я не так уверен, как ты, что они не смогут меня повесить. Так что я не собираюсь давать им такой шанс. Но дело не в этом. Дело в том, что все, чего я когда-либо хотел, — это пробиться в торговле. Вы все знаете, что я могу это сделать…

— Так точно! — сказал Норрис. — У тебя было больше грога и табака, чем у казначея!

И все рассмеялись.

— Я хочу пробиться сам, — сказал я, — и я могу это сделать. Мне не нужны чужие деньги. Я хочу свои. Так что я схожу на берег, меняю имя и начинаю собственное дело.

— И удачи тебе, приятель! — сказал Сэмми.

— Так точно! — сказали остальные.

Последней я попрощался с Кейт. Я еще раз попытался ее переубедить, но она отказалась, даже когда целовала меня. Если бы у меня был хоть какой-то ум, я бы схватил эту бедняжку и увез с собой, хотела она того или нет. Для флота ее не существовало, так что никто бы меня не остановил. Но я этого не сделал. И, клянусь Богом, разве я потом об этом не пожалел?

И это был конец моего пребывания на борту «Фиандры». Когда я перелезал через борт, мне казалось, что мое сердце разорвется. Но я все равно ушел. Молодые люди так поступают. Они думают, что будут жить вечно.

37