Фортуна Флетчера (ЛП) - Дрейк Джон - Страница 65

— Нет, — ответил Пенденнис.

— Как им повезло, — сказал Виктор и сменил цель. — Тогда вы! — сказал он и выстрелил.

Дым и шипящие пороховые зерна пронеслись мимо Пенденниса, и все вздрогнули. Затем кучер упал, смертельно раненный. Его мушкетон с грохотом стукнулся об пол.

— Ты, свинья! — крикнул Форстер и шагнул вперед.

Но Виктор выстрелил снова. На этот раз констебль взревел от боли, когда пуля сломала ему кость ноги. Его братья схватили его и поддержали. Глаза Виктора сверкали злобой, когда он уронил пустой пистолет и вытащил другой из-за пояса своих бриджей.

— Кто будет следующим? — сказал он. — Хватит на всех.

Форстер, Пенденнис и остальные замерли.

— А теперь, мистер Пенденнис, — сказал Виктор с той же злой улыбкой, — я полагаю, это вы собирались давать против меня показания?

Он прицелился, и смерть посмотрела Пенденнису в лицо. В этот ужасный момент, как ни странно, он подумал о своей жене-драконе.

— Не он! — крикнул Форстер. — Трое других видели вас за вашим дьявольским делом.

— Ах! — сказал Виктор. — Тогда в этом было бы мало смысла, не так ли?

И Пенденнис остался дрожать и слабеть, но живой.

Леди Сара подняла упавший мушкетон, и они с Виктором согнали своих пленников в подвалы и заперли их там с портвейном и кларетом сэра Генри, и со служанкой для компании.

Через несколько минут донеслись отдаленные звуки выстрелов, затем все стихло. Некому было услышать их крики, а дверь была окована железом, так что прошел час, прежде чем люди Форстера смогли выбраться. В подвале не было инструментов, и лучшее, что они смогли сделать, — это атаковать дверь бочкой, раскачивая ее как таран. По крайней мере, освежающих напитков было в избытке.

Когда они наконец выбрались, то обнаружили, что Койнвуды фактически предотвратили любую погоню. Лошади Форстера были застрелены, а когда Пенденнис и Форстер пошли в конюшню, они обнаружили, что легкая дорожная карета исчезла вместе с двумя лошадьми, но все остальные лошади были покалечены самым жестоким и отвратительным образом.

Кто-то прошел от стойла к стойлу с секатором и глубоко порезал ногу каждому животному. Они нашли окровавленный инструмент, брошенный в солому. Форстер, который любил лошадей, стоял и плакал при виде этого.

— Подло! — выдохнул он. — Даже Брут! Смотрите… — И Пенденнис увидел скулящие останки великолепного каштанового жеребца. — Брут! — вскричал Лонгфорд. — Гордость и радость сэра Генри! Куплен за тысячу гиней! Я вас спрашиваю, Пенденнис, как англичанин мог сделать такое?

Пенденнису стало дурно. Каждое животное придется усыпить. Он оставил Форстера рыдать и проклинать в конюшне и пошел посмотреть, что еще можно сделать.

Он убедился, что констеблю устроили как можно более удобное ложе, и послал младшего из трех братьев пешком в Лонборо за помощью. В лучшем случае пройдут часы, прежде чем можно будет предпринять что-то еще для поимки Койнвудов. Жаль, но, поскольку Койнвуды бежали от закона, Пенденнис понял, что дела не так уж плохи. Он был жив, Эдвард Люси был жив. И, что лучше всего, злому языку леди Сары придется замолчать. Она и ее сын будут слишком заняты бегством от виселицы, чтобы беспокоить Натана Пенденниса. Впервые за несколько недель он начал надеяться, что его репутация может быть спасена.

Теперь он и Эдвард беспрепятственно приступят к доказательству завещания 1775 года. Затем, как только корабль Флетчера прибудет в порт, они добьются его освобождения и сообщат ему чудесную новость. Пенденнис размышлял о том, что юный Флетчер совершенно не знал о великой борьбе, которая велась от его имени. Он переключил свои мысли на увлекательный вопрос о том, как он мог бы посоветовать Флетчеру вложить свои деньги.

36

Итак, я знал все. Я знал это до такой степени, что был переполнен знанием. Все мои вопросы были отвечены, и я увидел, с его стороны, игру, которую вел со мной мой сводный брат, лейтенант Александр Койнвуд (или Уильямс, как он себя называл). Я увидел себя его глазами и с изумлением узнал, что в конце он меня боялся. И я узнал, что у меня на берегу есть мачеха и еще один сводный брат, которые по своей злобе казались персонажами из сказки.

Что до моего новообретенного отца, я не знал, что и думать. Всякое зло, что он мне причинил, было давно, и я мог представить силы, которые на него действовали. Я ни на минуту не сомневался, что Александр убил бы меня в детстве, если бы у него был шанс. Более того, теперь я знал, откуда у меня дар к предпринимательству. И мне не нужно было ехать в Койнвуд-холл, чтобы узнать, как выглядел Генри Койнвуд. По словам Александра, мне нужно было лишь найти зеркало.

Но две вещи, которые крутились у меня в голове, сменяя друг друга, — это факт огромного богатства, наследником которого я был как Джейкоб Флетчер, и факт того, что все еще были двое, Оукс и Пегг, которые, по словам Норриса, видели, как я убил Диксона, и, следовательно, могли добиться моей казни как Джейкоба Флетчера.

— Если хочешь знать мое мнение, я не вижу никакой проблемы! — сказал Сэмми Боун, когда я ему все рассказал. Я рассказал ему все, потому что ценил его мнение как ничье другое. — Ах ты, дурень! — сказал он. — Найми себе адвокатов и лезь напролом. Скажи, что это была самооборона. Говори все, что тебе, черт возьми, взбредет в голову! Ты же не думаешь, что кого-то вешают, если у него такие деньги, а? Возвращайся и борись за свое. Мы с парнями всегда знали, что ты создан для большего, чем быть простым «просмоленным».

— Не знаю, Сэмми, — ответил я.

— Да что с тобой такое? — раздраженно спросил Сэмми. — Посмотри на себя! Ты проиграл, еще не начав драться. Говорю тебе, парень, они никогда не повесят человека, у которого столько денег. Так уж устроен мир.

— К черту эти проклятые деньги, — сказал я.

— Ха! — сказал он. — Легко говорить тем, у кого они есть! У остальных из нас все по-другому.

И это действительно было так. Деньги уже отделили меня от них. Слух прошел по кораблю, и все знали, что Джейкоб Флетчер — наследник огромного состояния. И это изменило их отношение ко мне. В то время это меня удивило, потому что я был молод и не знал, что богатство означает положение, влияние и власть. Все они думали, что я могу для них сделать, если они правильно разыграют свои карты… или что я могу сделать с ними, если нет!

Даже капитан был настороже. Он ловил мой взгляд и кивал мне, как будто мы с ним делили какой-то секрет. А все остальные относились ко мне с какой-то преувеличенной вежливостью. Даже Норрис, хотя ему и было неловко, и он старался быть таким же товарищем по артели, как и раньше. Но это не совсем получалось. Без сомнения, это была моя вина, потому что в то время я был в глубокой неуверенности.

Исключением были только Сэмми, который обращался со мной точно так же, как и всегда, Джонни Бэсфорд, который ничего не понимал, и Кейт Бут. Кейт я совсем не мог понять, особенно потому, что она наконец-то прониклась ко мне симпатией и даже начала немного улыбаться. Так что я предположил, что, когда сойду на берег, заберу ее с собой и буду о ней заботиться. Но когда я ей это сказал, она и слышать не захотела! Она сказала, что теперь, когда у меня есть деньги, мне не нужна падшая женщина, и ничто из того, что я мог сказать, не могло ее переубедить. В общем, странное поведение для дамы ее ремесла. Но, с другой стороны, и слепой бы увидел, что в ней было нечто большее, чем в обычной городской девице, так что, полагаю, у нее были свои причины. Мы оба, однако, пролили несколько слез, когда расставались.

И был еще один, кого мое богатство совершенно не впечатлило: мичман Персиваль-Клайв. Как только хирург зашил ему лицо, Перси быстро поправился и пришел меня поблагодарить. Он вырос среди денег и власти. Он купался и резвился в них, а это значит, что он их даже не замечал и искренне не придавал им никакого значения. Он обращался со мной так же, как и раньше, за исключением того, что выглядел немного виноватым.