Фортуна Флетчера (ЛП) - Дрейк Джон - Страница 57

Затем давка ослабла, и началась настоящая драка. Солдат в сером мундире бросился на меня со штыком, и я рубанул его по голове. Хрясь! Абордажная сабля звякнула о ствол его мушкета, когда он вскинул оружие, чтобы спастись, и злобно ударил меня в ухо латунным затыльником приклада. От удара меня затошнило и закружилась голова, и я попятился, а он двинулся дальше, коля штыком офицера, который споткнулся и лежал на спине, хватая ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Это был капитан Боллингтон. Лягушатник промахнулся раз, и капитан рубанул по штыку своей шпагой, но тот наступил на руку капитана, прижав ее, и отступил для удара, который пригвоздил бы Гарри Боллингтона, как бабочку энтомолога. Я прыгнул вперед, споткнулся, неудачно замахнулся шпагой, потерял равновесие и врезался в лягушатника. Каким-то образом я устоял на ногах и схватил его. Инстинктивно я сцепил руки и сжал изо всех сил. Я почувствовал, как хрустят ребра и лопается что-то мягкое внутри него. Он захрипел в горле, как повешенный, и я уронил его мертвым на палубу.

После этого у меня появилось больше места для маневра, и я сделал то, что было естественно, а именно, схватил свою абордажную саблю и рубил изо всех сил по всему французскому, так быстро, как только мог: влево-вправо-влево! Снова и снова.

(Если вам когда-нибудь придется драться абордажной саблей, попробуйте сделать то же самое. Это на некоторое время удержит ублюдков на расстоянии, и есть даже шанс, что вы одного из них заденете. Кричите как можно громче, неважно что, и просто продолжайте. Это работает, пока хватает сил. К счастью, ужас на самом деле помогает, потому что заставляет вас работать еще быстрее и усерднее. Но главное, не начинайте вытанцовывать, пытаясь фехтовать. Это верная смерть.)

Их было больше, чем нас, и численный перевес оттеснял нас к баку, когда сзади них раздался рев британского «ура». Почти в тот же миг наша вахта правого борта достигла квартердека «Тауруса», а лейтенант Боллингтон и его «Ледибёрды» перелезли через борт. Головы в ужасе повернулись, когда французы обнаружили, что их атаковали с тыла.

Уильямс был в авангарде боя, рубя людей, как мясорубка. Его скорость была поразительной, и он был так же смертоносен в настоящем деле, как и на тренировках. Это решило исход. Атакованная с двух сторон, команда «Тауруса» сломалась. Некоторые побежали вниз, и их пришлось вылавливать из темных углов, но большинство бросили оружие и подняли руки. Мгновение спустя капитан Боллингтон уже принимал шпаги офицеров-лягушатников на квартердеке, а Персиваль-Клайв спускал триколор, чтобы заменить его британским флагом. (Каким же он стал ловким парнем с флагами.)

Так мы и стояли, задыхаясь от чисто физического напряжения, и смотрели друг на друга, мы — с триумфом, они — с унынием. И что это была за бойня! Никто не скажет, что они сдались легко. Они потеряли по меньшей мере тридцать человек убитыми и ранеными от наших абордажных партий, не говоря уже о тех, кого скосили наши карронады.

Но с окончанием боя у нас было больше дел, чем когда-либо. «Фиандра» и «Ледибёрд» беспомощно качались у бортов «Тауруса», и на них почти не было никого, кроме юнг. Около двухсот пленных с угрюмой ненавистью смотрели на штыки наших морпехов, а ветер усиливался. Капитан Боллингтон собрал своих офицеров на квартердеке «Тауруса» на экстренное совещание. В их число входил и я, как единственный оставшийся в живых помощник боцмана — фактически, исполняющий обязанности боцмана.

— Джентльмены, — сказал он, — молодцы! Я рад вас видеть. Моя единственная скорбь — о тех, кто погиб. — Мы огляделись, чтобы увидеть, каких знакомых лиц не хватает: лейтенант Боллингтон, лейтенант Хаслам, мистер Шоу, сержант Арнольд и лейтенант Сеймур (хотя он был жив и ухаживал за своей искалеченной рукой на борту «Фиандры»). Я с сожалением увидел, что Уильямс цел и невредим. Я поймал его взгляд, и он улыбнулся мне, как будто между нами никогда ничего не было. Капитан продолжил.

— Мы должны немедленно покинуть это место, ибо французы, должно быть, наблюдали за боем так близко к их берегам, и нас надолго в покое не оставят. Итак! У нас есть призы, которые нужно укомплектовать, и пленные, с которыми нужно разобраться, хотя мы и потеряли людей. Мы должны выкручиваться! Я помещу пленных на «Ледибёрд» и позволю им ее забрать. Мы не можем охранять такое количество и вести остальные суда домой в Англию. Что до командования, я останусь на «Фиандре», а мистер Голдинг возьмет «Таурус».

Он сделал паузу и посмотрел на Уильямса, чье лицо вытянулось, как упавшее ядро.

— Он должен был быть вашим, мистер Уильямс, как первый лейтенант. Но вы должны взять торговое судно. У него пробоина ниже ватерлинии, и мне нужно ваше мореходное искусство, чтобы удержать его на плаву. Более того, мне нужно ваше лидерство, чтобы удержать людей от того, что он везет. На борту тридцать тонн бренди, и я сомневаюсь, что кто-либо другой из моих офицеров сможет удержать людей в трезвости. Вы можете взять Персиваля-Клайва в качестве второго командира и дюжину других. Берите кого хотите. — Уильямс кивнул и задумался.

— Благодарю, сэр, — ответил тот, — мне понадобится меньше, и я не возьму мистера Персиваль-Клайва…

— Неужели? — раздраженно перебил капитан.

— Простите, сэр, — быстро сказал Уильямс, — я имел в виду…

— Черт вас побери, сэр! — рявкнул капитан. — Делайте, что вам велено! У меня нет времени спорить. Вам нужен еще один офицер, и вы его возьмете!

На этом все и кончилось.

Затем, уставшие, как мы все были, нам пришлось взяться за тяжелую работу по перераспределению людей и снаряжения между четырьмя кораблями.

Дюжина дел делалась одновременно. Мертвых каскадами сбрасывали за борт, раненых отправляли к хирургу, а пленных сгоняли на «Ледибёрд», в то время как ее команда уже передавала свои вещи, чтобы перейти на «Фиандру». Лягушатники были в восторге от того, что избежали заключения, возможно, на долгие годы, в Англии.

Вернее, матросы были довольны. Думаю, офицеры предпочли бы попасть в плен. Они все беспокоились о том, что их драгоценные революционные хозяева в Париже подумают об их поражении: двести пятьдесят человек «Фиандры» с тридцатью двумя орудиями бортового залпа победили «Термидор» и «Таурус» с шестьюстами людьми и восьмьюдесятью орудиями на двоих.

Что до меня, я был рад, что жив и невредим, и что Сэмми, Норрис и Джонни тоже, хотя Томас, Джем и Ниммо все погибли. Кроме того, я увидел Кейт Бут на баке «Фиандры». Она помахала мне, хотя и без особого энтузиазма. Затем меня ждал шок, когда капитан Боллингтон обратил на меня свое внимание.

— Вы будете боцманом, мистер Флетчер, — сказал он. — Возьмите вахту правого борта и закрепите все, что оторвалось или повредилось наверху!

Это означало командование половиной наших матросов в жизненно важной задаче по ремонту мачт, парусов и такелажа «Тауруса». К моему большому удивлению, я обнаружил, что могу это сделать. Я не проявлял особого интереса к этим вещам, но месяцы на борту корабля научили меня большему, чем я думал. Хитросплетения топенантов и фалов, галсов и шкотов больше не были для меня загадкой. Как и все остальное, как только ты это знаешь, все становится очевидным.

Я даже заставил Сэмми и Норриса работать, и они взялись за дело, как будто я был настоящим боцманом. И в разгар всего этого, сияющий и веселый, подошел Уильямс.

— Флетчер! — сказал он. — Я забираю вас на борт «Бон Фам Иветт» в качестве боцмана. Немедленно соберите свои вещи, как и подобает доброму молодцу.

Я не знал, что и думать. Он был таким же, как и раньше. Что-то изменилось?

— Есть, сэр! — ответил я.

— Хорошо! — сказал он. — Я выбрал вас и еще шестерых. — Он сделал паузу, наблюдая за моей реакцией. Он ждал, что я скажу.

— Кого именно, сэр? — спросил я, и он взорвал свою мину.

— Некоторых ваших друзей, Флетчер. Билли Мейсона и его приятелей. У нас получится тесная маленькая компания, не находите?