Сельский стражник (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 42

— Да пошел ты, Громов! — Володя показал мне средний палец и, не оглядываясь, зашагал к своему «москвичу», что-то гневно бормоча под нос. Я дождался, пока оранжевая малолитражка, тарахтя, как трактор, развернулась и выскочила на дорогу, после чего бросился к своему «Ниссану».

Машину Володи я перехватил у Заречного кладбища, проскочив напрямки через, известную только местным, лесную дорогу. Конечно, был риск завязнуть на плохо прочищенном участке, но я рискнул и успел подскочить вовремя. Двигаясь в плотном потоке серых от снега машин за оранжевом «Москвичом», я ничем не рисковал. Засечь слежку в этой какофонии слепящих световых пятен было невозможно. Так, держа дистанцию, я и добрался до одноподъездной «свечки», в самом центре Города, где жили совсем непростые люди. Володя припарковал машину у обочины и бросился к подъезду. Было непохоже, что молодой человек приехал к себе домой. Через несколько минут я похвалил себя за прозорливость — из подъезда вышли Максим, в накинутой на плечи «кожанке» и Володя, которые, встав у оранжевого «Москвича», закурили, после чего начали непростой разговор.

Я, стоя в двух десятков метров, загнав машину в плотный рад припаркованной автотехники, парней не слышал, но судя по жестикуляции и выражению лиц собеседников, примерно представлял содержание разговора.

Володя: — Этот… нехороший человек меня чуть не убил, он, в натуре, конченый.

Максим: — Ну не убил же…

Володя: — Знаешь, что Макс? Иди ты, иди ты, иди ты! Я постоянно, как связался с тобой, в полной…попе оказываюсь!

Максим: — Вован, но ту же сам просил взять тебя в бригаду, тебя предупреждали, что разумный риск есть, кроме того…

Володя: — Вот только не надо меня деньгами попрекать! Ты тоже не на одну зарплату живешь! Только, почему-то, всякое гавно достается только мне…

Разговор коллег завершился тем, что Володя, не прощаясь, влез в свою таратайку и газанув, умчался в серую мглу городских улиц, а Максим. Зябко передернув руками, двинулся в сторону Дворца обслуживания, где нырнул под козырек телефонной будки…

Судя по всему, наш мажор живет с папой и мамой, что не стал разговаривать с Володей дома или в подъезде, и видимо папа и мама держат Максимку под плотным контролем, во всяком случае, дома, что он вынужден, пряча голову в воротник, разговаривать с кем-то с уличного таксофона.

Подходить ближе и пытаться подслушать разговор было безумием, хотя на этом пятачке толпились группы шумной молодежи, и Макс вынужден был орать, заткнув второе ухо пальцем. Единственное, что я смог сделать — скользнуть под уютный телефонный грибок сразу, осле того, как Максим, закончив разговор, двинулся к дому, взять в руки еще теплую после руки недруга-приятеля, телефонную трубку, воткнуть в цель карточку и нажать кнопку «R». Таксофон был богатым, импортным, с большим набором функций, вероятно, частично излишних. В трубочке раздался мелодичный звук колокольчика, и таксофон принялся послушно повторять последний набранный номер, любезно высвечивая набранные циферки на небольшом голубом экранчике.

— Слушаю! — после пары гудков в трубке раздался энергичный мужской голос, который я постарался запомнить. Цифры городского телефона, светившиеся на экране я, не надеясь на свою память, записал в блокнот. Если меня не подводит логика, сегодня я получил очень ценную информацию, установив домашний адрес Максима и домашний телефон его куратора. Я дважды дунул в микрофон, изображая помехи на линии, после чего повесил трубку на рычаг. Надеюсь, завтра неизвестный мужчина не станет выяснять у Макса, зачем тот ему перезванивал. Я, на всякий случай, отдавшись паранойе, протер обрывком бумаги телефонную трубку и кнопку «R», а бумажку сжег. Шучу, выбросил в сугроб. Очень хотелось поделится своей радостью с кем-нибудь… и я не заметил, как оказался у ворот дома, в котором еще несколько дней назад я жил вместе с Ириной.

Через щели забора пробивался теплый желтый свет окон, над кирпичной трубой клубился дымок, а я сидел, под мягкое шуршание японского двигателя, бездумно глядя на приборную доску, не имея сил ни войти в дом, ни уехать в свое неуютное казенное пристанище, где меня ждало, любящее меня, мохнатое существо.

Сбоку, за стеклом хлопнула калитка, я испуганно оглянулся и утонул в огромных, полных боли, глазах Ирины, как будто писаных с какой-то иконы.

Я не смог нажать на педаль газа, спасаясь бегством от этой женщины, покорно заглушил двигатель и закрыв машину, двинулся к калитке, боясь поднять глаза.

Тихий центр. Частный дом.

До четырех утра мне удалось избежать разговора. Сначала мы дико и исступлённо целовались, потом оказались в кровати, через какое-то время, одновременно, уснули. А в четыре часа я, как трусливая крыса Чучунра, выбрался из-под одеяла и принялся искать трусы среди вороха одежды, разбросанной на полу.

— Ты же не был ни в какой командировке? — Глаза Ирины выглядели в темноте, как черные провалы в бесконечность.

— Нет. — я нашел трусы и торопливо натянул их, хотел продолжать одеваться, но, под гневным взглядом женщины, сел на кровать, зябко поджав ноги над остывшим полом.

— Ты обещал никуда не влезать…- Слова падали, как карающая речь богини возмездия Немезиды.

— Обещал, но я никуда не влезал… — немножко соврал я.

— Так почему я здесь живу одна, а мой мужчина шляется неизвестно где?

— А я твой мужчина? — я нашел в себе силы посмотреть в глаза Ирине: — У тебя сейчас новая жизнь. Ты вышла, не в высшую, но первую лигу. Вокруг тебя вертятся очень богатые люди. Если ты сделаешь все правильно, ты сама станешь очень богатой, а главное, приближенной к власти, человеком. У тебя не будет больше проблем, вообще не будет.

— Я сейчас для тебя — слабое звено. Обычный мент радом с тобой тебя ком…компрометирует. — с второго раза я справился с трудным словом.

— Господи, Громов, какой ты дурак! — Ирина в отчаянье закрыла лицо ладонями: — Ну ты же сам пихал и пихал меня в депутаты. Я тебя ни о чем подобном не просила. И что в итоге? Ты же меня запихал в этот гадюшник, а теперь бросил одну и убежал. Ну очень по-мужски поступил.

— Можно подумать у вас, на вашей подстанции «скорой помощи» нет гадюшника. — огрызнулся я: — Кроме того, я ясно видел, что у тебя с Краснобаевым –старшим очень все миленько получилось…

— Что? — Ирина от изумления даже уронила одеяло, которым она старательно прикрывала от меня грудь: — Громов, ты меня что, приревновал? Ты что там, в своем Клубничном, молочка от бешенной коровки попил?

— Знаешь, моим глазам свидетелей не надо! — рявкнул я, почему-то чувствуя себя очень глупо: — Я видел, как он к тебе ручонки тянул…

— Бля! — выругалась доктор Красовская: — Какой ты осел, Павел, исключительно тупой осел. К твоему сведенью, ко мне многие ручонки тянут, только живу я с тобой, несмотря на твой дурацкий характер и феерические закидоны. Короче, слушая меня очень внимательно — ты перестаешь дурить, возвращаешься домой, привозишь бедолагу Демона. Я хочу нормальную семью, нормального мужа. Детей хочу, в конце концов. Не завтра. Но через год-два, и хочу их не от Краснобаева –старшего, а от тебя, хотя это и удивительно. И, если ты, в ближайшее время, не выполнишь мои требования, я сдаю депутатский мандат, и уезжаю куда-нибудь, очень далеко отсюда. С моим опытом я работу найду без проблем. Но, после этого, если ты вынудишь меня так поступить, я тебя знать не захочу, чтобы ты не делал. Ты меня знаешь! Если я это решила, я так и поступлю. Все! Если хочешь, можешь бежать дальше и прятаться, не знаю, где ты там прячешься. Я заскрипел зубами, одновременно видя перед глазами всех этих холеных мужиков, в хороших костюмах, с золотыми часами и зажимами для галстуков с мелкими бриллиантами, каким взглядом смотре на Ирину владелец аптечной сети и, в тоже время, понимая, что сил отказаться от этой женщины у меня нет.

— У меня Демон там один…- прохрипел я, вмиг пересохшим ртом.