Сельский стражник (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 43

— Значит, сейчас выпьем кофе и поедем за Демоном…- мимо меня проскользнула гибкая фигурка молодой женщины, накидывающей халат, который она безошибочно нашла в темноте и, одновременно, разжигающей печь: — Ты же помнишь, как я обожаю кататься по ночному Городу. А ты, Громов, когда последний раз меня катал по ночному Городу? Видишь, даже не помнишь.

— Да, помню я… — я уходя от неприятного разговора, начал одеваться: — Просто, ты же не говорила…

— Громов…- стройная фигурка вытянулась напротив печной топки, где уже, на сухих полешках. Заплясали языки пламени: — Я вообще-то девочка и не должна все тебе говорить. Ты должен был сам догадаться. Ты же опер, ты мои желания должен по моему дыханию угадывать.

— А вот сейчас обидно было. Я может быть и опер, но для меня проще десяток мужиков допросить, чем с одной ба… женщиной разговаривать, потому что с вами, как с кобрами, никогда не знаешь, что она в следующий миг совершит и когда нападет. И я тебе всегда говорил — если что-то хочешь, скажи прямо, без этих ваших…- я повертел в воздухе кистью: — Загадок. У нас жизнь, а не шоу «Интуиция».

Поселок Клубничный. Опорный пункт.

Демон чуть не выбил дверь могучим ударом, стоило мне повернуть ключ в скважине, и главное, гад, бросился лизаться не ко мне, а к весело повизгивающей и слабо отбивающейся Ирине. Пока я торопливо осматривал свое пристанище на предмет какого компромата, эти двое перестали возится на крыльце и ввалились в комнату.

— А что у тебя тут так пахнет? — Ирина брезгливо сморщила носик, а подлиза Демон дважды чихнул: — У тебя что, пожар был?

— А! — я облегченно вздохнул — опасался, что Ирина учует остаточные миазмы от моих временных пленников, которые жили у меня к клетке: — Нет, просто я бумаги сжигал. У меня скоро командировка здесь заканчивается, вот я за собой мусор и подбирал.

— А что так холодно? — девушка зябко передернула плечами и принялась ласкать, сунувшегося к ней, четвероногого предателя: — Демончик, бедненький! Совсем тебя здесь хозяин твой непутевый заморозил. Но, ничего, сейчас мы поедем домой…

Тишину зимнего утра разорвали тяжелые шаги на крыльце, и через минуту дверь «опорника» распахнулась, впуская в стылое помещение волну уличного холода и темную, бесформенную фигуру.

Демон с утробным рыком попытался прыгнуть вперед. Но Ирина умудрилась удержать пса за холку, а через несколько секунд Демон успокоился и даже пару раз махнул хвостом, узнавая в непрошенном госте одну из моих активисток- пенсионерок.

— Роза Викентьевна, вы зачем здесь?

— Так это, Николаевич, беда у нас…- бабка, еле отдышавшись, не сводила взгляда с Ирины: — Мишку Соколова и бабу егойную кто-то порезал. Мишка то все, сдох, паразит, а Клавка дышит еще.

— Это точно, Роза Викентьевна? — я поднял трубку телефона.

— Да точно, точно. Я сам не видела, мне Верка сказала.

Ладно. Я уточнил у бабки адрес места жительства Соколовых, вызвал дежурную часть Городского Сельского РВД, наказав истребовать на этот адрес «скорую», достал из сейфа вторую обойму и сунул ее в карман, подцепил ошейник на пса, выгнал любопытную бабку на улицу к машине и повернулся к нервно кусающей губы Ирине.

— Иди, я тебя здесь буду ждать, сколько надо.

— Ладно. Запрись хорошенько на щеколду и никому не открывай. Я, когда вернусь, к окошку подойду, чтобы ты меня рассмотрела. — я включил один из обогревателей и шагнул к порогу.

— Громов…- Ирина кинулась ко мне и больно поцеловала в губы: — Будь очень осторожным, пообещай?

Всю недолгую дорогу до дома Соколовых я чувствовал на губах соленый вкус крови и горький привкус Ирининой помады.

Глава 21

Глава двадцать один.

С любимыми не расставайтесь.

Ноябрь 1994 года.

Поселок Клубничный

Войдя в сопровождении моей активистки в дом Соколовых я сразу даже не смог понять — окружающий меня бардак — следствие нападения на жильцов дома, или это их обычный образ жизни. Доски пола прогибались и скрипели, в сенцах была навалена куча обуви, от протертых валенок, до порванных босоножек. В зале, у обшарпанного стола, лицом вниз, в луже густеющей крови, лежал тщедушный мужичонка в застиранной майке –алкоголичке и приспущенных спортивных трико, которые при Советской власти продавались в спортивных магазинах за пять рублей, и уже через месяц носки отличались вытянутыми коленками. На посиневших ногах трупа (а это был именно труп, а сразу, как вошел, приложил два пальца к его шее и кроме холодной липкости, ничего не ощутил) были обуты в, столь любимые сельскими жителями, меховые галоши с налипшими на ребристой подошве кусочками навоза.

Женщина лежала на боку, на продавленном старом диване, скорчившись в позе эмбриона, прижав окровавленные ладони к животу и отрывисто стонала.

— Как ее зовут? — я повернулся к застывшим у большой русской печи пенсионеркам.

— А…- активистки переглянулись: — Да она недавно с Мишкой сошлась, лет пять всего, мы с ней и не общались почти. Любкой, кажись, ее звали.

Судя по, лежащему на столе, сапожному ножу с коротким окровавленным лезвием, а также телесам Любки, проникающих ранений у нее быть не должно, так что есть надежда, что выживет, в отличие от тщедушного хозяина дома.

Но на контакт потерпевшая не шла, попытки растормошить и опросить ее успехом не увенчались, поэтому я отступился. В конце концов, завтра очухается в больничке, там ее и опросят. В принципе, мое дело телячье, охранять место происшествия, а когда прибудет оперативно следственная группа, пробежаться по соседским домам, и оформить справочку, что никто ничего подозрительного не видел, но у меня маялся на крыльце Демон, а справка о применении служебно –розыскной собаки на месте происшествия тоже пойдет мне в зачет. Я оглядел комнату, пытаясь определится, от какого предмета пускать по следу пса. Стаканы на столе, советские еще, граненые, только какие-то корявые, с пузырьками воздуха в стекле, воняли какой-то ханжой, от смрада которой у пса бы точно отбило нюх, вернее, чем от перца. Не найдя, за что зацепиться на столе, с засохшими корками хлеба и заветренным соленым огурцом в блюдце с отбитым краешком, я принялся осматривать тумбы, осторожно открывая дверцы самым краешком ногтя, и сразу пошли интересные находки. Под столом, залетев за ножку, лежала мятая тысячная купюра, по нынешним временам — мелочь, но я не верю, что у Соколова на полу могли валяться деньги. Пенсию в нашем поселке давали дней десять назад, и вряд ли эта купюра из пенсии хозяина. Я встал на четвереньки, заглянул под диван, надеясь увидеть под ним еще купюры, но там, кроме комков серой пыли лежала только потускневшая латунная гильза от охотничьего ружья шестнадцатого калибра.

Я выдернул из поломанного веника ветку и подцепив, вытащил гильзу из-под дивана.

Гильза была латунная, пользованная, старая, без капсюля, но это был тревожный звоночек, так как Соколов у меня владельцем оружия не числился, и я его ни разу не проверял, что могли поставить мне в вину.

— Барышни…- повернулся я к пенсионеркам: — А не знаете, у хозяина ружье было?

И опять старушки заспорили. Одна уверяла. Что никогда ружья у пожилого алкаша не видела, а баба Вера стояла на том, что этим летом она заходила к Соколовым занять крысиного яду, и самолично видела висящее на стене ружье. Как доказательство правдивости своих слов, баба Вера тыкала в кривой гвоздь, торчащий из стены, на котором, якобы и висело оружие.

Исходя из всемирного закона подлости, можно было смело предполагать, что ружье у деда было и возможно, оно и стало причиной смерти хозяина. Допустим, неизвестные пока лица пришли с визитом к хозяевам, выставив на стол бутылку неведомой бурды.

Вот в процессе распития, уверен, и пошел разговор о продаже ружья, но, скорее всего, сумма была смехотворной, и хозяин покупателям отказал, за что его и убили, а Любку, ткнув пару раз коротким, но острым, и самым дешевым, сапожным ножом, ранили, но не добили.