Ситцев капкан - Небоходов Алексей - Страница 8

– Если честно, я вообще удивлён, что меня не заперли в сарае и не кормят из миски.

– Это впереди, – сказала она и чуть смягчилась. – Пока ты не освоился, тебя будут считать потенциальной угрозой или потенциальным союзником.

В этот момент за окном громыхнул грузовик, и Маргарита инстинктивно дёрнула штору. Гриша отметил – несмотря на ледяной контроль, она не любила сюрпризов.

– Знаешь, что о тебе пишут местные? – спросила она, возвращая взгляд на монитор.

– Скорее всего, ничего приятного.

– Говорят, что ты сын аферистки из Москвы, который приехал мстить за мать, – сказала Маргарита без тени сочувствия. – Некоторые уверены, что ты здесь чтобы отжать долю бизнеса у нашей семьи.

– Обыкновенное милосердие, – усмехнулся он.

– Ты не в обиде? – спросила она, вглядываясь в его лицо почти испытующе.

– Я и хуже читал, – сказал Гриша. – Главное – не верить всему, что пишут.

Маргарита оценила ответ и, кажется, приняла его в свою внутреннюю бухгалтерию. Несколько секунд она молча рассматривала его – не как мужчину, а как редкую разновидность домашнего животного, пригодного для дрессировки или, на худой конец, для демонстрации перед гостями.

– Ладно, мне пора, – произнесла она, но уходить не спешила. Вместо этого Маргарита осталась стоять в дверях, взглядом будто прочерчивая невидимую границу между его комнатой и коридором, где уже затаились остатки чужих разговоров и запах закусок с семейного стола. Она склонила голову, пытаясь уловить что-то в его лице, словно ждала последней реплики в диалоге, который затянулся слишком долго. Было в этом жесте и вызов, и небрежная забота, и даже что-то похожее на завуалированную симпатию – ту самую, от которой принято отмахиваться в хорошо организованных семьях.

– Будет скучно – спускайся в гостиную, – бросила она через плечо, словно приглашение было не приглашением, а заданием на выживание. В её голосе мелькнула едва заметная теплоту, но уже на выходе Маргарита снова сомкнулась в свою непроницаемую оболочку, как морская ракушка, едва почувствует движение воды.

Секунду он слышал ее шаги в коридоре, где они эхом отдавались по всему дому, отмечая: здесь, на территории Петровых, даже тишина принадлежит тем, кто умеет ею распоряжаться. Он подумал, что Маргарита могла бы с одинаковым успехом управлять и ювелирным салоном, и тюремной камерой для политических заключённых – так уверенно она держала дистанцию, даже когда стояла в трёх шагах от собеседника.

Она ушла так же бесшумно, как и появилась.

Сразу после её ухода в комнате стало неуютно тихо. Старый ноутбук лениво жужжал, на экране мелькали свежие комменты о "москвиче с пустыми глазами". Гриша машинально просматривал треды, но мысли перескакивали с темы на тему: он старался вычислить, кто и зачем заказал против него местный пиар. Судя по всему, за этим стояла та же механика, что и во всех провинциальных городах – кто не свой, того надо размазать по стенке, чтобы свои чувствовали себя в безопасности.

Он поймал себя на мысли: вместо того чтобы расстраиваться, он испытывал что-то вроде азартного раздражения – такое ощущение, будто его пригласили сыграть партию в шахматы, где все ходы уже просчитаны, но есть маленький шанс выкинуть доску в окно.

Гриша начал было отвечать на приватное сообщение с форума, когда за дверью снова послышался легкий, почти кошачий шорох. На этот раз вошла София – средняя из сестёр, чуть выше ростом, чем Маргарита, и, если быть честным, куда искуснее в вопросах дипломатии. Её движения были плавными, но не замедленными: она села на краешек кровати, будто боялась примять постельное бельё.

– Привет, – сказала она. – Не отвлекаю?

– Если только от мыслей о самоубийстве, – пошутил Гриша.

София оценила ироничность, но предпочла сменить тему.

– Мамина подруга завтра придёт ужинать. Она из налоговой, – предупредила она с лёгкой усмешкой. – Так что, если у тебя есть какие-то секреты, подготовь алиби заранее.

– Спасибо за совет, – сказал Гриша. – А вы часто устраиваете тут такие светские приёмы?

– Как только в семье появляется что-то новое, – ответила София. – Или кто-то новый.

Она внимательно посмотрела на Гришу, будто хотела его нарисовать по памяти, а потом стереть и заново переделать в более выгодной редакции.

– Ты уже слышал семейные байки о себе? – спросила она, теребя застёжку на манжете.

– Даже больше, чем хотелось бы, – признался он.

– Забавно, – сказала София, – но из всех возможных слухов я бы поверила только в тот, что ты приехал сюда искать приключений. Просто так ни один нормальный человек бы не согласился жить в этом цирке.

Она говорила мягче, чем Маргарита, но каждое слово было тщательно выстроено – ни одного лишнего жеста, ни одного лишнего звука.

– А мне кажется, что у вас здесь не цирк, а музей восковых фигур, – отозвался Гриша. – Все стоят на своих местах, но только когда нет света, они начинают жить.

София наклонилась чуть ближе, переходя на шепот:

– Только не говори это маме. Её главный страх – что её семья выглядит искусственной.

– Она слишком хорошо скрывает свои страхи, – парировал Гриша.

– Ты удивляешься, что мама тебя не боится? – спросила она.

– Я удивляюсь, что мама вообще кого-то боится.

София посмеялась – тихо, сдержанно, словно разрешила себе проявить эмоции на время.

– Не бойся, – сказала она, – главное правило: если ты не станешь врагом, то со временем станешь своим.

Она поднялась, дотронулась до его плеча – так, будто проверяла на прочность керамическую статуэтку, и ушла, оставив за собой лёгкий запах горькой корицы.

Теперь комната наполнилась совсем другим напряжением: Гриша чувствовал себя пациентом, который только что сдал кровь на анализ, но не знает, что именно будут искать в его плазме. Он попытался снова сосредоточиться на мониторе, но внимание всё равно уползало за дверь.

Он не заметил, как уснул, а когда проснулся – за окном уже темнело. По комнате ползли длинные тени, а у двери стояла фигура, маленькая, но с отчётливой энергетикой: Лиза, младшая из сестёр, в бледно-розовом халате и с лицом, на котором беспокойство и любопытство сражались за лидерство.

– Ты всегда спишь так рано? – спросила она, не отходя от порога.

– Я вообще-то не спал, – пробормотал Гриша, поспешно протирая глаза.

– Похоже, что спал, – не поверила Лиза. – Можно войти?

– Уже вошла, – сказал он, приглашая жестом.

Она неуверенно уселась на самый край стула, стараясь не смотреть в глаза.

– Я хотела спросить… – начала Лиза, но тут же запнулась. – Ты правда думаешь, что у тебя получится стать частью нашей семьи?

Он задумался. Слова были настолько прямолинейны, что не оставили места для манёвра.

– Я не знаю, что из этого выйдет, – честно ответил он. – Но, если не получится, всегда можно вернуться к жизни волка-одиночки.

– Не люблю волков, – быстро сказала Лиза. – Лучше быть кошкой. Их все жалеют и кормят, даже если они гадят в тапки.

Он усмехнулся: сравнение показалось точным.

– А ты кем себя считаешь? – спросил он.

– Я кошка, – решительно сказала Лиза. – Только домашняя, а не уличная.

Несколько секунд они сидели в тишине, пока Лиза не решилась продолжить:

– Можно я буду заходить иногда? Просто… здесь мало с кем можно поговорить. Сёстры считают меня ребёнком, а мама – реквизитом для праздников.

– Заходи, – сказал Гриша. – Даже ночью.

Она посмотрела на него с благодарностью, но тут же спрятала эмоцию под маской равнодушия.

– Я принесу тебе пирожные, – пообещала Лиза. – Завтра будет мусс из облепихи. Ты любишь облепиху?

– Больше, чем свою прежнюю жизнь, – сказал он.

Лиза кивнула, встала и ушла, на этот раз громко хлопнув дверью.

В комнате снова воцарилась тишина. Снаружи по коридору кто-то шаркал тапками, внизу тихо бурлил телевизор, а в воздухе остался привкус чужой жизни, как после чая с лимоном в заброшенной библиотеке.