Мисс Эндерсон и её странности (СИ) - Зарецкая Анастасия - Страница 91

Адвокат со стороны обвинения растерял большую часть своего напора. И всё-таки задача его состояла в том, чтобы до последнего отстаивать интересы своего нанимателя — Верна Вута:

— Ваше сиятельство, по имеющимся у меня данным, тело мистера Бентона Нилта было передано родственником для прощания и упокоения. И я предпочитаю доверять собственным источникам, а не заявлениям этого молодого человека, который мог бы без зазрения совести подкупить Управление общественной безопасностью по Олтеру. Пока я не увижу мистера Бентона Нилта собственными глазами, я буду придерживаться той концепции, с которой шёл на это заседание.

Судья кивнул:

— Вы имеете право на такое мнение, но впредь я попрошу вас удержаться от того, чтобы обвинять свидетелей в клевете. Теперь я обращаюсь к стороне защиты с такой же просьбой: дополнить свою речь, если есть такая необходимость.

Алеста приготовилась слушать речь мистера Ралфса, приправленную остроумием на грани уважения к слушателям.

Но речь его оказалась весьма и весьма короткой:

— Ваше сиятельство, с вашего позволения, своё право слова я бы хотел передать мистеру Вистану Меллигану.

— Наше сегодняшнее заседание нарушило все возможные протоколы, — весьма справедливо заметил судья. — Поэтому я позволю мистеру Меллигану высказаться.

Отец поднялся со скамьи, поправил манжеты белой рубашки… Он не смотрел на Алесту: сосредоточил всё своё внимание на стороне обвинения, а именно — на Верне Вуте.

— Я многое мог бы сказать в отношении мистера Девена Финча, известного публике под именем Верна Вута. Однако я не считаю нужным требовать что-либо с него, поскольку всю свою жизнь мистер Девен Финч является лишь исполнителем чужой воли и переносчиком сплетен. К мистеру Девену Финчу у меня есть лишь одна просьба: раскрыть лицо того, кому он прислуживает в этот раз, и сделать это как можно быстрее. Однако, обращаясь к суду, я изъявляю волю выдвинуть мистеру Девену Финчу обвинение в покушение на свободу моих дочерей.

Верну Вуту… или как теперь следует его воспринимать?.. Верну Вуту отлично удалось сохранить лицо. Выслушав речь Вистана Меллигана, он лишь развёл руки в сторону — мол, кто я такой, чтобы противостоять вашей непоколебимой воле?

— Задержитесь после заседания, мистер Меллиган, — миролюбиво предложил судья. — Наши секретари помогут вам составить заявление.

А затем он обратился уже к публике:

— В связи с открытием фактов, противоречащих обвинению, выдвинутому мисс Алесте Эндерсон, я предлагаю поставить не точку, но запятую в данном судебном заседании. Я не вижу смысла задерживать собравшихся в зале суда несмотря на этот светлый праздник. Нам нужно время, чтобы отделить правду от лжи, в связи с чем — заседание переносится на неопределенный срок. Мисс Эндерсон, за неимением доказательств вашей вины, вы можете быть свободны — суд направит вам извещение, когда посчитает необходимым. Однако вас, мистер Гленн Гилсон, мы попросим остаться. Как и вас, мистер Верн Вут.

Зал суда засуетился.

По скамье присяжных пронесся разочарованный вздох. Адвокаты, поклонившись, устремились к дверям, одним только им предназначенным. Публика подскочила с мест.

Бернис подбежала к Алесте огненным вихрем, сжала её в крепких объятиях. Повела в сторону, приговаривая на ухо что-то ободряющее.

И за всем этим Алеста упустила тот момент, когда Кейден исчез с её глаз.

Бернис принесла её к миссис Меллиган — не то намерено, не то по привычке. Миссис Меллиган встретила Алесту взглядом, полным боли и разочарования. Алеста кивнула — и в этот раз отчего-то почувствовала единение с Верном Вутом. Ведь и она не могла ничего противопоставить непоколебимой воле миссис Меллиган. А эта женщина была вольна её ненавидеть. Не столько из-за самой Алесты, сколько из-за их матери — Жолин Эндерсон, огненную красоту которой Вистан Меллиган предпочел холодному шарму миссис Меллиган.

— Ты поедешь с нами, — строго заметила Бернис. — И мы вместе отметим Перерождение. Я не успела приготовить тебе подарок, но завтра мы обязательно сходим на праздничную ярмарку, и я выберу тебе самую красивую вещицу из всех, что мы повстречаем.

Алеста продолжила кивать. Будто бы она утратила эту чудесную способность — говорить. Расплатилась голосом за все свои ошибки и грубое отношение к окружающим.

Ждать отца пришлось недолго.

Алеста даже не успела рассмотреть все статуи, окружающие Верховный суд. А Бернис озвучила едва ли половину из заготовленных утешающих слов. Вистан Меллиган покинул здание суда и сразу же привлёк к себе всеобщее внимание.

В том числе — внимание своих дочерей. В особенности — новообретенной дочери.

Этот момент предназначался только им двоим. Бернис прекрасно это понимала и всячески способствовала тому, чтобы этот момент никто не посмел нарушить. Она даже увела в сторону миссис Меллиган, хотя та явно собиралась сказать мужу многое — и приятного в этом было мало.

— Здравствуй, Алеста, — отец кивнул.

Он оказался близко, непозволительно близко к Алесте. Взгляд её забегал по лицу отца: от сеточки морщин на лбу к густым бровям, от бровей к прямому выдающемуся носу, от носа к волевому подбородку, и, наконец, от подбородка — к глазам.

Что испытывал отец, когда смотрел в глаза Алесты?

— Здравствуйте, мистер Меллиган, — отозвалась Алеста бесцветно, точно была эхом. — Спасибо, что помогли.

Если отец вдруг испытывает такое чувство, как сожаление, то о чём он предпочитает жалеть: что не знал об Алесте раньше, когда забирал у матери Бернис, или что Алеста появилась в его жизни сейчас, нарушила привычный порядок дел, обрушилась кляксой на его репутацию и стала камнем преткновения в отношениях с женой?

— Моя помощь отошла на второй план. Гленн Гилсон и его откровение произвели настоящий фурор. Но не могу сказать, что я расстроен его появлением.

— Гленну Гилсону я благодарна не меньше, чем вам, — заметила Алеста.

И всё-таки, несмотря на все те несчастия, которые сулило Вистану Меллигану признание Алесты дочерью, отец пошёл на этот подвиг. Если позволить себе не думать о мотивах, из-за которых отец осмелился на такой шаг, только и останется, что быть ему благодарной.

— Жолин больна. Бернис мне сообщила, — вдруг произнёс отец.

Алеста в сотый раз за этот день кивнула. Добавить было нечего. Мама действительно больна, и Бернис в самом деле об этом известно. Ибо в разговоре с Бернис Алеста использовала этот аргумент, когда говорила о неподобающем поведении отца.

— Я знаю хорошего доктора, который сможет ей помочь. Я свяжусь с Жолин. Но, с твоего позволения, сделаю это после праздников.

— Да, конечно, — согласилась Алеста. Мама больна вот как уже двадцать четыре года, и несколько праздничных дел не сделают ей хуже. Да и, помимо того, нет совсем никакой уверенности в том, что мама вообще примет помощь этого человека.

Алеста не рискнула поблагодарить отца вновь. Не знала, стоит ли это делать.

— Перерождение ты встретишь вместе с нами, — произнёс отец в донельзя знакомой манере: не спрашивая, а утверждая.

— Бернис сообщила мне.

— Тогда прошу в машину.

Она не вернулась к Перерождению. Должна была сделать всё мыслимое и немыслимое, чтобы вернуться, чтобы соблюсти семейную традицию. И Алеста обратилась к приёму, который достался ей по отцовской линии: даже не пообещала, а приказала себе в следующем году что бы то ни было отпраздновать Перерождение в доме Эндерсонов.

Дом Меллиганов своим величием поражал воображение.

Однако вся его красота и восхитительность проходили по касательной к Алесте, ничего внутри не задевая. Алеста со всей внимательностью рассматривала картины, которые представляла ей Бернис — некоторые из них, со слов сестры, были куплены за баснословные суммы у известных художников. А ещё Бернис показала Алесте сад — чудесный сад, наполненный механическими зверушками. Но не нашлось среди них такого кролика, который заставил бы Алесту хлопать в ладоши.

Торжественный стол ломился от яств, и Алеста даже задумалась: зачем такому небольшому количеству людей столько еды? Ведь им потребуется ещё не меньше месяца, чтобы съесть всё до последней крошки.