Мёртвые души. Книга 1 и Книга 2 (СИ) - Аверьянов Евгений - Страница 18

Я молча кивнул, сжимая дрожащие пальцы на древке копья. Всё болело. Внутри — пустота. А снаружи — кровь, пыль, и едва различимое чувство… не гордости, нет. Скорее, странного понимания. Осознания, что назад дороги нет.

— Завтра пойдёшь один, — сказал он. — Увидим, выживешь ли без поводка.

Я кивнул снова. Устал, измучен, но жив. А значит — иду дальше.

Первый самостоятельный выход — как прыжок в прорубь. Даже если знаешь, что умеешь плавать, всё равно холод пронзает до костей.

Мне выдали стандартный набор: паек на два дня — вонючее, сухое мясо, больше напоминающее бересту, чем еду, флягу с водой, охотничий нож с зазубренным лезвием. Копьё я уже считал своим. Щит — чуть менее. Он всё ещё казался чужим, но я научился не спорить с вещами, которые спасают мне жизнь.

Я шёл по хрусткой траве, что-то между болотом и выжженным лесом. Воздух был тяжёлым — как будто сам лес не хотел, чтобы я здесь находился. Время тянулось медленно. Солнце висело где-то сбоку — и казалось неподвижным. Это место ломало ощущение реальности.

Первая пара бездушных вышла на меня неожиданно — как всегда. Один крупный, с раздутыми плечами, другой поменьше, но с челюстью, которая выглядела так, будто могла разгрызть камень.

Я не стал отступать. Щит поднят, копьё вперёд.

Первый бросился — я ловлю на щит, ощущаю вибрацию удара через весь скелет, но не падаю. Второй обходит — быстро, но я уже жду. Поворот корпуса, выпад, чётко в бок. Он дёрнулся, упал, заорал. Первый снова пытается атаковать — слишком поздно. Я вкалываю копьё ему под рёбра, вхожу почти по гарду. Он содрогается и сыпется, как мешок с тухлым мясом.

Я дышу. Глубоко. Не тяжело — не так, как раньше.

Двигаюсь дальше.

Теперь они встречаются чаще. Три, потом четыре. В одной группе была пятёрка — я чуть не сдох. Но не сдох.

Я стал быстрее. Точнее. Удар — отскок. Защита — выпад. Никаких красивых движений, всё по прямой. Мозг отсеивает всё ненужное. Он словно в фоне ведёт статистику:

“Ушло три удара — плохо. Попытка блока плечом — неэффективно. Челюсть бездушного — ломает копьё? Нет. Проверено.”

Он работает сам по себе, а я — просто позволяю телу двигаться.

Иногда ловлю себя на том, что почти не чувствую страха. Адреналин — да. Концентрация — безумная. Но паники больше нет. Вместо этого — ритм. Как будто я стал частью этого жуткого мира.

Я даже начал разговаривать с мёртвыми. Не вслух, в голове:

“Ты был хорош. Почти попал. Но не хватило. А теперь — спасибо за опыт.”

Это не делает их менее страшными. Но делает меня — живым.

Первый день почти закончился. Осталось найти укрытие, поесть, обработать ссадины и дыры в броне. Потом — спать.

А завтра… Завтра снова в чащу. В глубже. В ближе.

Пока метка на руке горит, я принадлежу охоте.

К сумеркам я начал выдыхаться. Мышцы гудели, как натянутые струны, рука дрожала, пальцы с трудом удерживали копьё. Осталось лишь найти укрытие, желательно без когтей, зубов и гнилого дыхания внутри. Я двигался на инстинктах, понизу, между полусгоревших деревьев, прислушиваясь к каждому треску.

Именно поэтому я услышал его слишком поздно.

Он не выл, не шёл громко. Просто… вышел из тени, как будто был частью этой тьмы.

Больше двух метров ростом. Обнажённая мускулатура, будто кожа сожжена и сорвана, обнажая пульсирующие волокна. Лицо искажено, один глаз затянут плёнкой, другой пылает зловещим жёлтым светом. И когти. Как у медведя, но длиннее.

Это не обычный бездушный.

Я отступаю — он бросается. Молниеносно. Удар — щит дрожит, я падаю на колено, едва не теряя копьё. Спину пронзает боль — камень или коряга, неважно. Живой. Пока.

— Спокойно, — шепчу сам себе, — не паникуй. Сейчас умрёшь — обидно будет.

Он атакует снова — я кувыркаюсь вбок, царапины по ребрам, но цел. Вскочить — и вперёд! Бью копьём в живот — как в дерево. Он дёргается, но не падает.

Щит — удар — назад. Я уже не думаю. Просто реагирую.

Бой продолжается — минута? десять? вечность? Щит треснул, левая рука не поднимается, я весь в грязи и крови — своей или чужой. Копьё вонзается в горло, когда он замирает на миг. И этого хватает.

Он начинает падать, а я падаю вместе с ним.

И тут — голос в голове. Холодный, чёткий, как всегда:

— Поздравляем. Получено 6 единиц энергии тела.

— Активирован второй уровень средоточия. В течение следующих суток будет незначительно укреплено физическое тело.

— До следующего уровня средоточия — 200 единиц энергии.

Я лежу на спине, смотрю в багровое небо и тяжело дышу. Рот расползается в кривую улыбку.

— Двести? Ну да. Ерунда. Всего-то тридцать три таких урода… и я как огурец, — хриплю я, и кашель сбивает дыхание.

Но я жив. А значит, пока — выиграл.

И надо найти укрытие. Пока ночь не выпустила из нор кого-то ещё хуже.

Проснулся от собственной дрожи.

Где-то внутри будто кто-то крутил шестерёнки, натягивал сухожилия, растягивал мышцы, как резину — на разрыв. Не боль в привычном смысле, а трансформация через пытку. Будто тело решило: «Раз ты выжил — держи обновление. С гарантией боли».

Я сжал зубы, когда попробовал пошевелиться. Каждый сустав отзывался хрустом, будто его заново вставили. Спина, плечи, колени — всё ломило, как после драки с трактором. Даже пальцы на ногах ныли.

— Ну ты и подарок, — пробормотал я, — спасибо, система. Будь ты неладна.

Сквозь сон и боль в голове билась мысль: «Второй уровень средоточия… круто. Только если не сдохну от внутренних разрывов по дороге до следующего».

Когда сел — чуть не вывернул себе поясницу. Стиснул губы, отдышался. Двигаться можно, но медленно, как будто тело вдруг стало в два раза тяжелее. Или я — в два раза слабее.

Но оставаться тут — не вариант. Если рядом был такой монстр, значит и другие не хуже где-то поблизости. А сидячая цель — это просто обед с гарниром.

С усилием нацепил броню. Лямки резали плечи, будто я впервые её надел, а не прожил в ней последние сутки. Щит — тяжёлый, рука не держит. Копьё — как шест, а не оружие. Но…

— Хватит ныть, Игорь, — сказал я себе вслух. — Сдохнуть можно и без боли. А если больно — значит живой.

Выбрал направление — там, где меньше следов, больше зарослей, и ушёл, чуть прихрамывая, сжав зубы.

Сейчас я уже не просто охотник.

Я — носитель масштабируемого средоточия, мать его.