По прозвищу Святой. Книга вторая (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич - Страница 38

— Хорошо, — сказал он. — Спасибо тебе. После войны постараюсь тебя найти, отблагодарю по-настоящему.

— Ну-ну, — усмехнулась она. — Обещанного три года ждут?

— Война закончится девятого мая сорок пятого года, — сказал он. — В Берлине. Германия будет полностью разбита и больше никогда неразвяжет ни одной войны. Но как страна сохранится.

— А мы? — спросила она, глядя на него большими серьёзными глазами.

— Через пятнадцать лет после окончания войны советский человек полетит в космос, — сказал он. — Первым в мире. Его имя — Юрий Гагарин. Сейчас ему семь лет.

— Кто ты? — спросила она тихо. — Кто ты, Максим?

— Я — младший лейтенант Николай Свят, — сказал он. — Русский. Комсомолец. Больше тебе ничего знать не нужно, поверь.

Максим встал до света, но Анна уже была на ногах. Накормила его яичницей с салом, заварила чай из ещё довоенных запасов. Проводила до дверей, обняла.

Марийка тоже проснулась проводить «дядю Максима», обвила руками шею, чмокнула в щёку.

— Насчёт старосты Тараса… — сказал Максим.

— Я знаю, — кивнула Анна. — Ничего не говори.

— Не буду. Всё, пошёл.

— Ангела хранителя, — Анна перекрестила его.

Максим вышел. Утро выдалось ясным и холодным. Где находится восток, было ясно без всякого компаса, — там разгорался восход.

Форму Максим снимать не стал, Анна только почистила её, постирала и зашила в тех местах, где гимнастёрку пробили пули. А вот драповое пальто и шляпу, оставшиеся от мужа, взял.

Муж Анны по её словам ушёл в Киев одиннадцать лет назад, да так и не вернулся. Анна не стала его искать и возвращать. Так и жила соломенной вдовой.

— Вернётся — приму, — говорила Максиму. — Он живой, я знаю. А не вернётся — значит, так тому и быть. Мне никто другой не нужен.

Пальто было длинным, тёплым, болотного цвета — то, что надо для осенних холодов. В этом пальто поверх формы, в шляпе, с немецким автоматом за спиной и «вальтером» в кобуре на поясе под пальто он снова чувствовал себя партизаном. Даже возникла было мысль снова прибиться к какому-нибудь партизанскому отряду, но, подумав, он её отбросил. Теперь, без корабля, он уже не обладал прежними возможностями. К тому же чувствовал, понимал, что всему своё время. Время, когда он партизанил, прошло. Даже то короткое время, когда он бил врага в воздухе, тоже прошло. Теперь наступало другое время.

Когда Максим дошёл до восточной опушки леса, окончательно рассвело.

Впереди лежало поле. Идти прямо через него на восток означало обнаружить себя. Даже при всех его навыках растворяться на местности кто-то может заметить одинокую фигуру в пальто и с автоматом за спиной, бредущую через поле. Неважно кто. Он вообще хотел остаться незамеченным. Перед выходом КИР сообщил ему, что Гадяч, на который он собрался выйти после того, как его сбили, уже взят немцами.

— Остался Тростянец, его возьмут десятого октября, через десять дней. Сегодня у нас тридцатое. Неделя осталась, если брать с запасом. Расстояние от нас– девяносто километров по прямой. Сможешь пройти?

— Километров двадцать пять в сутки, — прикинул Максим. — С учётом, что по прямой не получится. Можно попробовать. А если не выйдет, куда держать, на Сумы?

— Нет, Сумы немцы займут тоже десятого. На Белгород. Это двести километров по прямой. Его наши войска оставят двадцать четвёртого октября.

— Велика Россия, а отступать некуда, — пробормотал Максим. — Позади Москва. Пойду на Белгород. По-моему, так надёжнее. Больший запас времени.

— Верное решение, — поддержал КИР. — Я подскажу маршрут. О! Отставить Белгород. Вижу. Идём на Ахтырку. Это город южнее Тростянца, и его сдадут на пять дней позже — пятнадцатого октября. От нас примерно семьдесят пять километров. Там рядом, на Ворскле, должен быть и оборонительный рубеж сейчас. И даже очень может быть, что на нём стоит наша родная двадцать первая армия, остатки которой вырвались из окружения. По-моему, оптимально. Разумеется, основываясь на тех данных, которыми я располагаю.

— Покажи.

КИР показал, и Максим в тысячный раз порадовался, что КИР с ним — в голове возникла карта местности с уже проложенным маршрутом по лесам, перелескам, рощам и в обход селений. Конечно, выходило больше семидесяти пяти километров. Вся сотня выходила. Но у него на эту сотню точно было десять дней. Что там десять, все двенадцать было. Меньше, чем по десять километров в день. Даже обычный уставший и голодный человек пройдёт. А уж ему сам бог велел.

Если, конечно, не случится непредвиденных обстоятельств, которые на войне возникают сплошь и рядом.

Но он постарается, чтобы их возникало поменьше.

А для этого нужно что?

Правильно.

Во-первых, выходить в одиночку. Никаких спутников-окруженцев. Чем больше людей, тем труднее оставаться незамеченным и тем медленнее передвижение.

Так что простите, ребята, но — нет. Сами, всё сами.

А во-вторых, избегать любых контактов с кем бы то ни было. Двигаться как можно быстрее и незаметнее.

Темп, ритм, внимание.

Внимание, темп, ритм.

Никаких посторонних мыслей. Он видит всё. Его — никто. Последние денёчки бабьего лета на руку, нужно использовать их с максимально пользой.

По полям, редким перелескам и рощам ему удалось пройти незамеченным около двенадцати километров, оставив по правую руку сёла: Донцовщина, Киевское и Червоный Кут.

По левую, в нескольких километрах к северу остался Гадяч, в котором уже были немцы.

Тут возникло первое серьёзно препятствие — дорога, идущая из Гадяча через Червоный Кут на Сары и дальше на юг.

Широкая хорошая, мощёная камнем, дорога.

И по этой дороге двигались немецкие войска.

Максим нашёл удобный холмик в четверти километра от дороги. На макушке холмика росло с десяток берёз и клёнов и несколько вездесущих кустов шиповника. Вот за этими кустами, на подстилке из жёлтых и оранжевых листьев, Максим и залёг.

Ему не нужен был бинокль, чтобы за ней следить — всё было прекрасно видно. Немецкие войска двигались не сплошным потоком, но, тем не менее, непрерывно.

Вот в сторону Гадяча прошла колонна грузовиков (некоторые тащили за собой орудия).

Тут же, навстречу ей неторопливо пролязгали гусеницами десяток танков T-3.

Следом за танками потянулись пароконные подводы с каким-то тщательно увязанным снаряжением.

Затем протопало до батальона пехоты.

Проехали бронетранспортёры.

И снова крытые, хорошо знакомые «опели» с солдатами.

До Максима долетели слова дружной песни:

Des Morgens,

Des Morgens um halb viere,

Halb viere,

Da kommt der Unteroffizier.

Heraus,

Heraus ihr faulen Tiere,

Ja Tiere,

Und reinigt das Revier.

Mit frischem, frohen Mut, zwei drei,

Ja Mut zwei drei,

Ja Mut zwei drei,

Aber immer,

Mit frischem, frohen Mut, zwei drei,

Ziehn wir der Heimat zu [1].

Максим представил, что у него в руках автоматический гранатомёт «Эфа» с десятью реактивными гранатами в магазине [2]. Он пользовался таким под Кушкой. Точное и смертоносное оружие.

Навёл воображаемый гранатомёт на грузовики, взял упреждение, нажал на спуск.

Пах! Пах! Пах! Пах!

Пошли гранаты одна за другой, оставляя за собой лёгкий дымный след.

И тут же огненные разрывы поглотили грузовики.

Вместо разудалой песни над дорогой понеслись крики раненых и умирающих…

Максим опустил руки, проводил грузовики глазами. Солдатские голоса затихали вдали:

Lisa, Lisa, Lisa

Schenke dem Reservemann noch mal ein,

Lisa, Lisa, Lisa

Schenk der Reserve noch ein [3].

Бросил взгляд на солнце. Ещё высоко. Снова на дорогу — идут, суки. На этот раз санитарные грузовики с алыми крестами в белом круге. Много, штук тридцать.

Значит, и раненых много. Значит, не сдаются наши. Хоть и полмиллиона в киевском «котле», хоть немцы и давят на всех фронтах, но Советский Союз жив, армия жива, сопротивление растёт. Да, враг почти дойдёт до Москвы. Впереди страшная блокада Ленинграда, и миллионы и миллионы погибших советских людей. Но и вам, гады, придётся несладко. Впереди битва под Москвой, Сталинград и Курская дуга. Впереди ваше отступление, падение Берлина и наша победа. Наша великая Победа. Победа, которая вдохновит нас на другие победы. Сначала над самими собой в лице обезумевшей Украины, начавшей убивать своих детей. А затем снова над самими собой в утверждении нового Советского Союза. Могучем и справедливом СССР 2.0, в котором счастливо живётся всем, кто любит честный труд, семью и Родину, и плохо различным проходимцам, моральным уродам и любителям половить рыбку в мутной воде всех мастей.