Я уничтожил Америку. Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей - Страница 10

Справа от двери был стол-комод Петра. В нём должны были храниться овощи, хлеб, макароны и то, что не успели сожрать тараканы. Значит, оттуда я должен был брать свои припасы и не скалить зуб на чужое. И тут до меня дошло, чего не хватало на кухне — холодильника!

Такой простой и привычной в быту вещи тут не было! То есть разные прибамбасы были, а вот холодильника не было. Похоже, что дорогая это штукенция для коммуналки семидесятого года.

Так как вода закипела вновь, то я решил остановить свой выбор на супе. Сварю на пару порций, чтобы скиснуть не успел. Однако, стоило мне только почистить одну картофелину, как начался концерт без заявок.

Из комнаты Игонатовых раздался женский вскрик, затем шум бьющейся посуды и мужской рёв:

— Да как же ты меня одолела! Мой выходной! Хочу и пью! На свои! На кровные!

Дверь с треском распахнулась. В коридор вылетела заплаканная Людмила, а следом за ней выскочил худенький Макарка. Я попался на глаза, и женщина тут же бросилась ко мне:

— Петенька, миленький, спаси! Можно у тебя Макара на ночь оставить? А я уж потом отстираю в случае чего…

— Да без вопросов, Людмила, — пожал я плечами и показал глазами на комнату. — Опять буянит?

Людмила только всхлипнула в ответ и отвела глаза. За дверью Шлейцнера послышался тихий шорох. Похоже, что старичок занял свой привычный наблюдательный пост.

— Людка, зараза! Куда убежала? Я ещё не закончил! Не сметь убегать, когда… ик! Когда с тобой муж разговариваит! — раздался пьяный рык из комнаты, а на пороге возник Михаил Петрович.

Покрасневшие стеклянные глаза уставились на стоявшую возле меня жену. Потом на меня, на Макарку.

— Чево вы тут шушукаетесь? А? Или договали… договариваетесь до чего? Может у него ночевать бушь? А?

Я на всякий случай выступил вперёд, закрыв телом Людмилу и Макарку, дружелюбно улыбнулся:

— Михал Петрович, может, хватит домашних кошмарить? У меня вон, чуть курица от твоего грозного рыка из кастрюли не убежала…

Михаил Петрович, широко расставив ноги и уперев руки в бока, скривил рот в недовольной ухмылке:

— Курица твоя пусть хоть где гуляет, мне до неё дела нет никакого! Зато жена моя должна сидеть дома и слушать мужа! Без разговоров! Потому шо она мне законная супруга, а не вольная птица! Макарка! Геть ко мне! Пошли, я тебя боксировать буду учить!

— Не надо, папка! Я не хочу! — пискнул Макар из-за спины.

Никогда не любил пьяных. Вот прямо-таки порой до передёргивания доходило при взгляде на таких. Да к тому же если бухой, так ещё и куражится начинает… Вообще таких не понимал.

— Михал Петрович, не надо. Ты ребятёнка и так зашугал донельзя, — покачал я головой. — Ты лучше поучишь, когда трезвый будешь.

— Чо-о-о? Ты мне ещё поуказывай тут! Я тя щас сам боксу научу! — сосед двинулся ко мне с набыченным взглядом и поднятыми к подбородку руками.

Глава 5

Михаил Петрович приближался медленно, но неумолимо, будто асфальтоукладчик катился навстречу. Грозно двигался. От выдоха соседа нанесло вонючим запахом перегара, а этот запах способен отравить даже самые светлые воспоминания детства.

Стоял я неподвижно, стараясь казаться спокойнее, чем чувствовал себя внутри. Держался. Улица была далеко отсюда, свежий воздух проникал сквозь открытую дверь комнаты в полутьму коридора, который становился всё теснее и теснее.

— Может, не надо, Михаил Петрович? — поджал я губы.

Без вопросов и лишних разговоров сосед выбросил джеб. Ноги слегка подогнулись сами собой, корпус качнулся, будто невидимая сила толкнула меня назад. Кулак пронёсся возле носа. Почти… Взглядом наткнулся на испуганные глаза ребёнка, застывшего в нерешительности между страхом и любопытством.

— Сам знаешь, Михаил Петрович, что ты зря заводишься, — тихо сказал я, пытаясь удержать равновесие голоса и тела одновременно. — Не враг я тебе. Сколько лет бок о бок прожили…

Но слова мои прозвучали слабо для пьяного разума, утонули в густоте воздуха, пропитанного агрессивными эмоциями и злостью.

Сосед сделал ещё один шажок вперёд, и вдруг пространство вокруг нас стало сжиматься, будто мы оказались вдвоём посреди пустоты, отрезанные от всего мира. Воздух сделался вязким и тяжёлым. Густым.

В меня полетел кулак. Уход. Новый удар. Уклон.

Я понимал, что если ещё раз отступлю и уклонюсь, то кулак может прилететь в лицо Людмилы или Макара. Надо принимать бой!

Новый широкий замах и я дёргаюсь навстречу. Подбиваю плечом локоть снизу и слышу хруст в руке Михаила Петровича. Не перелом, но растяжение точно будет.

Тут же продолжаю действовать жёстко. Иначе с пьяным никак. Хук слева. Быстрый удар попал в челюсть, качнув голову соседа назад, разбрызгав слюну и алые капельки крови. Тут же удар в «солнечное сплетение». Удар вышел коротким, быстрым, выброшенным почти бессознательно. Ударил чисто рефлекторно, полагаясь на старые тренировки и адреналин.

Кулак вошёл точно в солнечное сплетение, сбив дыхание противника. Его фигура покачнулась, ноги подкосились.

Макар издал сдавленный всхлип, прикрыв ладошкой рот, уставившись на отца широко раскрытыми глазами.

Михаил Петрович ухватился за стену, тяжело дыша. Кажется, понял наконец, что игра стала серьёзней. И что против него вовсе не привычный молодой доходяга-инженеришка, которого можно было соплёй перешибить. Сосед вроде как даже протрезвел от боли. Уставился на меня недоверчивым взглядом. Старался вдохнуть поглубже, но не получалось.

Мне оставалось только добить. Всего один удар и громила-бузотёр рухнет на колени…

Стало тихо, слышны лишь свистящие попытки вздохнуть да негромкий шёпот ребёнка:

— Папка…

Этот шепот вернул мне осознание реальности, напомнив, почему нельзя доводить дело до крайности. Я медленно опустил руку, успокаивая пульс, возвращая себе контроль над телом и чувствами.

Теперь оставалось дождаться реакции побеждённого соперника. Как поступит дальше?

— Хватит, Михаил Петрович, — выдохнул я устало. — Остынь… Возьми себя в руки. Пойми, ты ведь сына сейчас испугал окончательно.

Шевельнувшись, тот бросил быстрый взгляд на сына, потом опять на меня. Лицо его покраснело сильнее, губы дрогнули, готовясь произнести что-то резкое.

Я покачал головой, мол, не надо.

Сосед молчал, вроде продышался и теперь густо краснел, постепенно осознавая произошедшее. Его, здоровяка и явно не дурака помахаться, сделал какой-то замухрышка, которому достаточно хорошего фофана для сотрясения мозгов.

Вдруг резко отвернулся и просипел:

— Ты где так намастырился кувалдами махать? Как будто лошадь копытом лягнула.

— Да при заводе секцию открыли. Вот в неё и записался, — пожал я плечами.

Не стану же я говорить, что сейчас у меня заныли руки, да и по спине пробежали ручейки пота. Ещё вроде бы сустав выбил на среднем пальце. Не любил инженер спорт, не любил…

— Моего Макарку поднатаскаешь? — почти дружелюбно спросил сосед.

— С удовольствием! — улыбнулся я. — Могу и тебя в пару взять. Только пить бросить придётся. Спирт и спорт плохо совмещаются.

— Посмотрим, — буркнул Михаил Петрович и оглянулся на высунувшуюся Матрону Никитичну. — Брысь, кикимора старая! Концерт закончен!

— Мало тебе Петька сунул! Дык так тебе и надо, оголоеду проклятущему! Ишь, бельма залил! Моя бы воля — всю бы носопырку тебе разгваздала! — погрозила пятнистым кулачком боевая старушка.

Однако, стоило только соседу сделать движение в её сторону, как Никитичну тут же словно ветром задуло в комнату. Только слышно было, как дверь закрылась на щеколду, а с той стороны послышались доброжелательные уговоры убиться головой об унитаз, и чем скорее, тем лучше.

— Михаил Петрович, может, тебе спать лечь? У меня вон как раз бульон на подходе. Похлебаешь немного, а с утра всё веселее просыпаться будет, — сказал я миролюбиво, чтобы перебить истерические взвизги.

— Бульон? Куриный? Похлебать? Ладно, Петька, умеешь ты убеждать, — хмыкнул Михаил Петрович и протянул лапищу. — Мир?