Королева разрушенных империй (ЛП) - Уивер Бринн - Страница 63

— У меня уже есть все, — говорю я. Глаза жжет от непролитых слез. — Я вернула тебя, Аглаопа. Есть хорошие люди, которые зависят от меня. От нас. Мы не просили этой ответственности, но она наша.

— И это мы ее исполняем, любимая. Мы - последние изгои. — Брови Аглаопы сдвигаются, и я вижу в ее взгляде глубину печали, которую наблюдала лишь однажды — в тот миг, когда она столкнула меня со скалы. — Тебе не интересно, почему мы остались последними, Леукосия? Даже в конце были только мы. Наши сестры либо уплыли на украденных кораблях, либо погибли от недостойных рук. А мы выстояли. Разве ты не задавалась вопросом — почему?

— Ты думаешь, мы последние, потому что должны были завладеть этим местом? Потому что видела это во сне? — качаю головой, осторожно делаю шаг между Аглаопой и вратами. Кроме прикосновений и клыков, у меня нет оружия — она позаботилась об этом.

Аглаопа глубоко вздыхает, ее взгляд скользит по моему лицу.

— Не только поэтому, сестра.

— Тогда скажи мне, Аглаопа. Скажи, чего я не понимаю. Скажи, что довело тебя до этого. Я люблю тебя и хочу помочь. Что бы ни происходило, это не выход. Просто откройся мне.

На губах Аглаопы появляется мягкая улыбка.

— Я хочу открыться тебе. Именно это я и задумала. Я не просто расскажу тебе о прошлом, — говорит она, поворачиваясь к вратам и поднимая камни. — Я покажу его тебе. И сделаю то, что не могла раньше. Я обеспечу твою безопасность.

Аглаопа начинает читать заклинание.

— Hursanu y aabba, ziana y anzu. Os naru nibiru insabatu.

Первая часть заклинания знакома, это было на стене, где был камень Смерти. Горы и моря, долины и небеса. Я призываю слияние.

Вокруг нас поднимается ветер. Он вьется белыми потоками вокруг Аглаопы, как щит, струится вниз по ее телу и устремляется к вратам непрерывным вихрем. В проеме арки возникает мерцающая завеса света. На камне вспыхивают письмена. Алахалсу.

— Si kagal qabu petasa.

Я не знаю, что означают остальные слова. Но знаю, что ничего хорошего. Поэтому шепчу свое заклинание, бросаясь встать между сестрой и вратами, прямо на пути ветра.

«Ninmen Eslal».

Не знаю, услышит ли меня кто-то в этом древнем месте.

— Я не могу позволить тебе сделать это, — говорю я, перекрывая рев ветра, и медленно качаю головой. Плечом упираюсь в поток, который огибает меня, устремляясь к вратам. Я удержу Аглаопу голыми руками, если придется. Единственная надежда — что она действительно любит меня и не хочет причинять вред. Если мне удастся приблизиться сквозь этот ветер и коснуться ее лба, это может быть моим единственным шансом.

Воздух раскалывает гром. Вспышки молний выползают из краев растущей черной сферы, где клубящиеся далекие газы и звезды.

— Остановись, Аглаопа, — говорит Эдия, выходя из сферы, ее глаза поглощены бездной глубочайшего космоса. За ней появляется Ашен, его волосы и одежда мокрые, одна рука прижата к животу, в другой — серебряный меч. Видно, как отчаянно он хочет броситься в атаку, но когда наши взгляды встречаются, он понимает. Это я должна сделать без его вмешательства.

Аглаопа продолжает читать заклинание, делая еще один шаг вперед.

— Пожалуйста, сестра, — умоляю я. Слезы застилают зрение. Сквозь них вижу то, чего не видит она — звездные клинки силы Эдии, висящие за ее спиной. — Мы не можем позволить тебе это.

Аглаопа прерывает заклинание, ветер продолжает виться вокруг нее, яростно трепля длинные черные волосы. Она улыбается. Сломлено. И решимо.

— Я обещала защищать тебя, Леукосия. Я исполняю обещание.

Мо взгляд скользит к Эдии, первая слеза падает. Я киваю.

Эдия выпускает звездные клинки.

Дюжина осколков пронзает спину сестры. Один торчит из плеча, другой — из живота. Тонкие струйки крови сочатся из ран.

Но Аглаопа не останавливается. Она даже не замечает.

— Ушгада, — шепчу я.

Она выпила ее. Она не умрет. Даже не дрогнет.

Ашен зовет меня. Когда наши взгляды встречаются, он заносит меч и бросает его — не в сестру, а мне, чтобы я могла защититься. Меч кувыркается в воздухе, я ловлю его за рукоять. Держу за спиной, другую руку протягиваю к Аглаопе в безмолвной мольбе остановиться. Но она не останавливается.

Прошу Эдию о помощи, и она поражает Аглаопу новыми клинками, но сестра только возобновляет заклинание с новой силой. Мы с Эдией обмениваемся мгновенным, испуганным взглядом, прежде чем она концентрируется на Аглаопе, обрушивая на нее черные сферы магии. Одни разбиваются о щит белого ветра, другие пробиваются, но не причиняют вреда. Эдия не сдается. С каждым шагом Аглаопы к вратам она призывает больше магии, ладони подняты, заклинания вплетаются в ветер черными нитями.

— Nigin nippur kia duranki ka mitta baansig! — кричит Эдия в ветер. На ее ладонях вспыхивают два знака, светящиеся красным.

Солнечный Диск Шамаша.

— Аглаопа, — умоляю я, встречаясь с ее взглядом, когда она делает еще один шаг. Я отступаю. — Это не для тебя. Судьбы не избирали тебя. Просто остановись.

Эдия предпринимает еще одну отчаянную попытку остановить ее, но Аглаопа пульсирует магией. Она стоит прямо передо мной, звездные клинки сверкают на солнце, пронзая грудь и живот. Камни гудят в ее поднятых руках. Ветер обвивает ее тело.

— Отойди, сестра. Ты не можешь убить меня. Я не хочу причинять тебе боль, но если это единственный способ защитить тебя, я сделаю это. Поверь, я исправлю все, когда окажусь по ту сторону.

Слезы обжигают кожу. Качаю головой, но теперь это не мольба.

— Ты права, Аглаопа. Я не могу убить тебя, — свободную руку кладу на ту, что сжимает меч мужа. — Но я королева Царства Теней. Я могу забрать твою душу.

Я вонзаю меч Ашена в сердце сестры.

Камни падают, с глухим стуком ударяясь о землю. Ветер рассеивается, как туман на солнце.

Мы обе смотрим на серебро, дрожащее в такт сердцу Аглаопы. Встречаемся взглядом. Ее рука медленно поднимается, пальцы дрожат, и я думаю, она попытается схватиться за клинок, но вместо этого она касается моего лица. Ее пальцы скользят по слезам на моих щеках.

— Нет, Леукосия, — шепчет она.

Голос застревает в горле. На клинке вспыхивает пламя, но, несмотря на запах горящей крови, кожа Аглаопы не обгорает.

— Прости, — шепчу я. Повторяю, и рыдание вырывается из самой глубины сердца. — Прости, Аглаопа.

— Остановись… прошу, сестра…

Ее пульс все еще бьется о меч, но я чувствую, как первая частица ее души втягивается в клинок. Мое сердце разрывается вместе с ее. Слезы искажают зрение.

— Я люблю тебя, Аглаопа. Прости.

Мы падаем на колени. Я сжимаю меч обеими руками. Пытаюсь удержать ровно, чтобы не усилить ее боль, но руки дрожат, как ни стараюсь. Душа Аглаопы отделяется прядями, струится по клинку, как дым. Вижу, как ее сияние обвивает окровавленное серебро, сверкающее на солнце. Когда оно добирается до рукояти и касается моей руки, боль жжет сильнее любого пламени. Это шипящее мучение потери, любви, печали. Памяти.

Часть моей собственной души уходит с ней, и я кричу от боли, как от незаживающей раны. Почти отпускаю меч, но ладонь Ашена скользит по моему предплечью, сжимая мою руку, укрепляя хватку.

— Тверже, вампирша. Держи крепко.

— Не могу, — слезы текут новыми дорожками по щекам, когда я качаю головой. — Не могу.

Он шепчет мое имя, опускаясь рядом. Его хватка не ослабевает. Он кладет руку мне на спину, охватывает локоть, останавливая дрожь.

— Ты можешь. Ты должна держаться, иначе ее душе будет больнее. Защити ее, — говорит он, и я сжимаю пальцы под его теплым прикосновением. — Отпусти часть себя. Она проведет ее в Царство Теней.

Пряди души Аглаопы вливаются в мою ладонь. Они прожигают плоть. Взбираются по руке. Отрывают часть от самой сердцевины меня — ту, что была отмечена правосудием, свершенным моей рукой. Правосудием, которое не чувствуется милосердным.

Темные глаза Аглаопы теряют цвет, но все еще смотрят на меня с мольбой, умоляя остановиться, боль в них усугубляется безмерной любовью, которую она чувствует, даже когда я предаю ее. Это есть в каждом клочке ее дыма, втекающего в меня. Каждое воспоминание о нас оживает во мне. Я вижу свое младенческое лицо в ее руках. Вижу, как мы играем в каменной деревушке, затерянной в лесах другой земли. Смотрю глазами Аглаопы, как она стоит перед Советом в древнем храме, вызываясь отправиться в Анфемоэссу защищать врата, надеясь, что я останусь в безопасности. Ее горе давит на меня, когда она отплывает, не отрывая взгляда от берега, где я, еще ребенок, рыдаю в отчаянии. Ее страх наполняет меня, когда в пути ее превращают в существо, способное защитить Судьбы от кораблей, что подходят слишком близко к последним богам. И я чувствую радость и печаль сестры, когда она находит меня на берегу Анфемоэссы, зная, что я не помню ни одного мгновения ее любви. Но она не забыла ничего.