Королева разрушенных империй (ЛП) - Уивер Бринн - Страница 64

А теперь я отправляю ее душу обратно в Царство Теней.

Сердце рвется из груди. Отчаянно хочу отпустить одну руку, чтобы коснуться ее, но не могу. Не могу рисковать причинить ее душе больше страданий.

— Мне так жаль, Аглаопа. Я люблю тебя.

— Сестра…

— Я так сильно люблю тебя. Но я не могу позволить тебе это. Судьбы никогда не были нашими.

Дыхание Аглаопы прерывается. Каждый удар ее сердца отдается в клинке. Когда-то черные глаза теперь дымчато-серые. Пряди ее души вползают в мою грудь, поднимаются под отметиной, унося часть моей души с собой.

Печальная улыбка скользит по ее губам.

— Люблю… всегда…

И ее больше нет.

Пламя на клинке гаснет, ее сущность рассеивается, исчезает из моей груди, оставляя после себя невидимую, кровоточащую рану.

Голоса, движения. Я так крепко зажмуриваюсь, что вижу пульсацию в темноте. Руки больше не держат меч. Ладони упираются в землю, руки дрожат, ногти впиваются в сырую почву. Это пробуждает воспоминание: я царапаю путь назад на Анфемоэссу, чтобы отомстить за сестру мечом и заклинанием. Раздается ужасный звук, будто вой ветра в окно во время бури. Когда меня поднимают с земли, и давление в голове немного ослабевает, я понимаю: этот звук издаю я.

— Я с тобой, вампирша, — шепчет Ашен. Мое тело заключено в его крепкие объятия, он разворачивает нас, но я не открываю глаз. Просто плачу. Плачу, чувствуя, что сейчас тресну пополам. Рыдаю, пока шок от горя не сменяется бездонной мукой. Если в этом море есть берег, я его никогда не найду.

— Я предала ее, — говорю я. Голос скрипит, как заноза. — Я отправила ее обратно.

— Аглаопа сделала свой выбор. Ты выбрала миры. Ты защитила тех, чьи судьбы не тебе решать, любимая. Правильные решения часто приносят самую сильную боль, — Ашен обнимает крепче. Я не поднимаю головы, когда Эдия шепчет его имя. Он закрывает мне ладонями уши, но это лишь приглушает звук меча, извлекаемого из груди Аглаопы. Я все равно слышу. Все равно чувствую ритм ее бьющегося, лишенного души сердца.

Ашен снова обнимает меня, когда все заканчивается, и я перевожу затуманенный взгляд на Эдию, которая поднимает камни с травы, и их гул становится громче.

— Они говорят со мной, — шепчет она, переводит взгляд с камней на врата. — Я не понимаю слов, но знаю, что делать.

Эдия направляется к вратам. Держит камни перед собой, как подношение, их гул усиливается с каждым шагом. Поднимается ветер, но теперь он мягкий, будто направляет истинного хранителя туда, где ей положено быть.

Эдия поднимает камни к мерцающей завесе света, протянувшейся от арки до земли. Когда она убирает руки, камни остаются висеть в свете. Они начинают светиться изнутри, затем трескаются, слепящий свет прорывается сквозь разваливающиеся оболочки. Камни с громким щелчком распадаются и исчезают, завеса света растворяется в ветре. Земля дрожит под ногами, врата рассыпаются, будто мгновенно пережив века. Арка падает, лишь один зазубренный край остается, торча в небо, как клык.

Дрожь прекращается. Ветер стихает. Мы долго стоим в тишине, наблюдая, как пыль оседает на обломках. В последний раз окидываю взглядом деревню, пытаясь представить, какой она была. Но на самом деле я не здания пытаюсь увидеть. Не свой домик слева от круга. А женщин, живших здесь со мной. В основном — ту, что стоит неподвижно рядом, ее невидящий взгляд устремлен к морю.

— Она никогда не умрет, да? — говорит Эдия, следуя за моим взглядом, прикованным к оболочке сестры.

— Нет, — шепчу я. — Не умрет.

Прежде чем Эдия спросит, что нам делать, я вырываюсь из объятий Ашена. Беру холодную руку Аглаопы. Сглатываю жжение, сдерживаю подступающие слезы, встречаю встревоженные взгляды Ашена и Эдии.

— Ждите здесь. Я знаю место. Скоро вернусь.

Они молча кивают, когда я отворачиваюсь, уводя сестру за руку. Позволяю слезам течь, когда они не видят.

И они не останавливаются.

Не замедляются, когда я веду сестру к пещере, смотрящей на западный горизонт. Продолжают литься, пока я усаживаю Аглаопу на камень, обращенный к морю. Смешиваются с рыданиями, когда я вытаскиваю каждый звездный клинок из ее спины голыми руками. Принимаю боль, когда ладони разрезаются. Плачу, разговариваю с сестрой, которая не реагирует на описанные мной сцены — воспоминания о нас на этом острове, каждое из которых — история любви.

Когда заканчиваю, опускаюсь перед сестрой на колени. Беру ее руки. Целую щеки. И оставляю ее в пещере, одну, несущую вечную вахту у моря.

Слезы все еще текут.

Боюсь, они никогда не закончатся.

ГЛАВА 37

Боль утраты никогда не уходит. Она лишь меняет форму. Я могу не думать о ней каждый день, но она всегда со мной. Иногда это ощущается острее. В какие-то дни я не могу выбросить ее из головы. В другие — думаю не столько о самой потере, сколько о прекрасных воспоминаниях о сестре. Я помню, как ее руки обнимали меня в Памуккале. Аромат ее волос будто до сих пор витает в моих мыслях. Вспоминаю, как ее напевы превращались в песни в доме на утесе, пока мы с Эдией разбирали завалы. Помню, как Эрикс отрывался от работы над гобеленом, чтобы слушать песню со слезами на глазах. Сейчас я стою перед этим восстановленным изображением, но не вижу его. Вижу только Эрикса, аплодирующего ей, и смех сестры, ее вращение и поклон в ответ на овации.

Часто эти воспоминания ранят так же сильно, как и ее отсутствие.

Прошло несколько недель с тех пор, как я отправила душу сестры обратно в Царство Теней. Когда мы нашли ее, бесцельно бродящую в лабиринте сада за Домом Урбигу, я даровала ей вечный покой ядом с моего катаны. Ее тело все еще на Анфемоэссе, смотрящее в море. Ее душа больше не будет страдать в этом мире. Тот момент, когда пришлось отпустить ее навсегда, казался самым тяжелым.

С каждым днем становится чуть легче. Но только не сегодня.

Пять тысяч сто четыре года назад меня вынесло на берег другим человеком — без памяти, помня лишь свое имя.

«Не бойся. Я позабочусь о тебе».

Я сижу на краю утеса, с которого прыгнула несколько недель назад. Ноги болтаются над пропастью. Когда закрываю глаза, почти чувствую, как рука Аглаопы прижимает песчинки к моему плечу после того, как я оказалась на берегу. Вижу ее улыбку так ярко, будто мы только что стояли на побережье Анфемоэссы.

— Она никогда не забывала, — шепчу я, проворачивая на пальце кольцо, которое она мне подарила. Не открываю глаз, когда Ашен опускается рядом и обнимает меня за плечи, притягивая к своему теплу. — Она так и не сказала, что все это время помнила.

— Как думаешь, почему? — спрашивает Ашен, уткнувшись подбородком в макушку и проводя пальцем по моей коже.

— Может, она считала, что боль от незнания менее мучительна, чем осознание, что собственная семья принесла нас в жертву.

— Хм, — Ашен не соглашается и не спорит. — Может, она знала, что сможет любить тебя сильнее тех, кто оставил тебя.

Мы замолкаем. Я открываю глаза и наблюдаю за волнами внизу, колышущимися под легким туманом. Уртур довольно вздыхает по другую сторону, когда моя рука погружается в его шерсть.

— Как ты справлялся все это время, Ашен? Как ты с этим живешь?

Жнец тихо смеется, и в его смехе звучит грусть. Он целует меня в висок.

— Потребовалось много времени, чтобы понять это, вампирша. Думаю, я по-настоящему осознал это только тогда, когда дерзкая вампирша прошептала заклинание, чтобы спасти меня, а затем ударила по голове за сырной лавкой в странном городке.

— Умная, видимо, девушка.

— И безрассудная.

— Все знают, что это лучшая комбинация для вампира.

Ашен снова улыбается и крепче сжимает мое плечо.

— Пойдем, вампирша, — говорит он, целуя меня. — У меня есть то, что помогает, и я покажу тебе.

— Звучит подозрительно, как сюрприз, — отвечаю я, пытаясь найти энтузиазм для одной из его затей, хотя мне не очень хочется.

— Так и есть. И я обещаю, оно того стоит. Увидишь.

Ашен подталкивает меня, без слов предлагая встать. Он поднимается и протягивает руку, я принимаю ее, и мы идем обратно к нашему дому на утесе, а шакал следует за нами. Уртур остается в саду скульптур, когда мы спускаемся по лестнице и переступаем порог недавно починенной двери, направляясь к общине демонов, живущих в тумане.