Кулачные бои в легком весе - Китсон Мик - Страница 18

В одной из палаток Мелодраматическое общество Великобритании и ее империи представляло пьесу «Несчастная дева с опороченным именем; печальная история с очень трагичным финалом». Оттуда доносились отчаянные крики несчастной девы и внезапные истеричные всхлипы, перемежавшиеся ворчанием и сладострастным бормотанием злобного француза, графа Мальплезира, — причины трагичного падения героини.

В полосатом шатре выступали Крошка Теренс и его «таинственные мыши»; карлик показывал невероятные трюки с пятью белыми мышами, жившими в миниатюрном замке.

В игорных палатках шахтеры весело расставались со своими монетами в пользу карточных шулеров и ловких наперсточников; здесь играли в бинго и рулетку, в карты, нарды и шашки, теряя огромные деньги на ставках.

По обоим концам «улицы» стояли огромные пивные шатры, где, кроме эля и чего покрепче, гости ярмарки могли полакомиться кексами, тефтельками, пирогами, свиной рулькой и запеканкой с овощами, сдобренной виски. Над очагом жарился целый баран, от которого отрезали куски, а к мясу подавали горячую картошку со сметаной и луком.

В 1845 году на ярмарке развернули и боксерские балаганы. Трое профессиональных бойцов бросали вызов всякому прохожему: каждый предлагал денежный приз любому, кто сможет продержаться на ногах целый раунд. Самую большую сумму назначили в балагане, где выступал местный парень по имени Джем Мейсон, Билстонский Задира.

Этот здоровенный детина, которому не исполнилось и девятнадцати, был так уверен в своих силах, что обещал невероятные деньги — десять фунтов любому, кто сумеет уложить его на лопатки, отправить в нокаут или остановить иным способом по правилам Джека Бротона в течение пятиминутного раунда. Задира был шести футов и двух дюймов ростом, широк в плечах и узок в талии, с длинными сильными руками и короткими широкими пальцами, которые складывались в грозные кулаки.

По правде сказать, у Джема не было десяти фунтов, чтобы заплатить возможному победителю. Не было их и у Пэдди Такера, говорливого маленького ирландца, служившего у Задиры агентом. Но за два года Мейсон не проиграл ни одного из пяти призовых боев, он был молод, и ему хватало куража, чтобы пойти на такой риск. А за три дня ярмарки на пустоши он мог заработать фунтов десять, беря по шиллингу с каждого претендента.

Ему всегда удавалось избегать сильных ударов по лицу, поэтому орлиный нос оставался прямым и ровным, большие голубые глаза не были обрамлены шрамами, а полные губы ни разу не разбивал чужой кулак. Джем коротко стриг кудрявые светлые волосы и не носил бороды.

Девчонки при конюшне, где он служил подмастерьем кузнеца, прозвали его Аполлоном, а миссис Фрайер, молодая жена хозяина конюшни, частенько, когда мужа не было рядом, прислонялась к косяку у входа в кузницу, любуясь практически обнаженным, если не считать кожаного фартука, юношей и приговаривая: «Клянусь небом, ну ты и красавчик, Джем Мейсон!»

Джем выступал на ярмарке уже второй год. Место ему организовывал Пэдди, беря за хлопоты десятую часть заработка Задиры за три дня. На деньги, заработанные в нынешнем сезоне, Мейсон собирался купить собственный фургон с лошадью, чтобы ездить по ярмаркам страны. Он хотел отправиться в Лондон и испытать свои кулаки там, где давали по двадцать гиней за бой, и Такер клялся, что туда-то они и отправятся, когда обзаведутся всем необходимым.

Драться в балагане было нетрудно. Большинство мужчин приходили после полудня, успев просидеть несколько часов в пивном шатре, и Джем сбился со счета, скольких подвыпивших шахтеров он без труда уложил в первые же секунды. Иногда решались попытать счастья здоровенные парни из литейных цехов — сильные и достойные противники со стальными руками, привычными таскать клещами раскаленные добела тигли. Однако литейщики не были обучены бою, понятия не имели о ритме, движении и концентрации и не могли предугадать действия соперника. Джему же всегда удавалось предупреждать атаки на ринге.

— У тебя есть чутье, Задира, — как-то сказал Пэдди. — У большинства ребят, даже больших и сильных, чутья нет, а у тебя есть, красавчик. У тебя оно есть.

Иногда Джему казалось, что именно работа с лошадьми с восьмилетнего возраста и воспитала в нем чутье — своего рода шестое чувство, подсказывающее, что будет дальше, мельчайшее изменение в исходящем от лошадей свечении, заметное только ему. Он всегда понимал лошадей. Джем чувствовал, если конь устал, если ему плохо или он в скверном настроении; если он возбужден присутствием по соседству кобыл и готов вздыбиться, пытаясь лягнуть человека, или если коня нужно обнять и погладить. Мейсону достаточно было просто постоять рядом с животным, и оно словно беззвучно шептало ему на ухо о своих нуждах и намерениях. Он сразу чувствовал хорошую лошадь, стоило ей повернуть голову, и плохую тоже чувствовал.

Джем оказался в портовой конюшне с тех пор, как его отец умер от легочной лихорадки, которой немало поспособствовали годы, проведенные Мейсоном-старшим в облаках пара в литейном цеху. Мать Джема бесплатно отдала сына учеником конюха в восьмилетием возрасте, и мальчик днями и ночами обихаживал, чистил и поил лошадей, натирал маслом седла и упряжь, ворочал вилами навоз — и получал за это только кров и еду. Ночевал он там же, в конюшне, и звон уздечек и топот копыт служили ему единственной колыбельной.

После того как зимой неожиданно заболела и умерла мать, десятилетний Джем остался один-одинешенек, если не считать лошадей. Тогда-то его заприметил старый мистер Фрайер, увидев умение мальчишки обращаться с лошадьми, и выкупил Джема, чтобы приставить подмастерьем к кузнецу в своей конюшне. С годами Мейсон превратился в крепкого парня с сильными руками, привыкшими махать молотом и раздувать мехи.

Когда Джему только исполнилось шестнадцать, в конюшню Фрайера заглянул Пэдди Такер: он объезжал окрестные города в поисках талантов и остановился подковать свою старую кобылу. Болтливый ирландец сразу заметил мускулистые руки и бугристые плечи Джема, его аккуратные и точные движения, когда юноша наклонялся, зажимая копыто кобылы коленями.

Пэдди решил, что на парня, умеющего обходиться с лошадьми, всегда можно положиться, особенно если он еще и кузнец. Лошади бесхитростны, и мальчишка умудрялся понимать и успокаивать их лучше всех, кого Такеру доводилось видеть. Парню даже не нужно было учиться: свое боевое чутье он доказал еще в тот момент, когда демонстрировал Пэдди свой размашистый удар справа. Молотить металл или людей на заднем дворе пивной — этот здоровяк годился и для того, и для другого, и они с Пэдди начали зарабатывать, организуя бои летними субботними днями.

Мужчины, которых Такер убеждал сразиться с Джемом на ринге, были едва ли не так же бесхитростны, как и лошади. Их следующее действие можно было предугадать с первого взгляда, а если они пытались хитрить, становилось только проще. Никто из них не понимал собственных сильных сторон: даже быстрый длиннорукий парень, который мог бы жалящими прямыми ударами одолеть Джема, вечно норовил нанести мощный фланговый хук в духе Билла Перри и полностью открывался. Мейсон угадывал следующий ход соперника еще до того, как тот начинал действовать.

Джем слыхал о Билле Перри еще со времен работы в портовой конюшне Типтона, прежде чем переехал на конюшню в Билстоне. И знал, что говорят о Билле теперь. Пэдди уверял, что Громила стар и совсем спился, но добавлял: «Не хотелось бы ссориться с ним без нужды. Билли был лучшим среди старых кулачных бойцов. Хотя поговаривают, что теперь у него совсем жалкий вид».

И вот в тот день, когда солнце немилосердно жарило посетителей ярмарки, Джем огляделся и с удивлением обнаружил, что перед его балаганом стоит Громила собственной персоной. Вокруг уже начала собираться толпа, и Билл Перри проковылял вперед, тяжело опираясь на палку и пытаясь разглядеть Джема. Рядом с ним шла женщина, походившая на гвоздарку, а позади стояла высокая смуглая цыганская девушка с черными волосами, собранными на затылке, одетая в мальчишечьи штаны.