Другие Звезды 2 (СИ) - Сергеев Артем Федорович - Страница 5

— Псевдонейронов в моём псевдомозгу ровно триллион, что примерно на порядок больше, чем у вас, — похвалилась Кэлпи, а она именно похвалилась, это я понял, всё-таки хорошо, что она не корчит из себя бездушную машину, а каким-то образом косит под человека, — а число синапсов, то есть нейронных связей, больше вашего уже на пять-шесть порядков, но тут невозможно сказать точно, от человека зависит, хотя использую я их не так эффективно, как вы. Синапсы эти были выращены при моей инициации, причём во множество нейросетей, подобных тем, что существуют в уже развитом человеческом мозгу, но всё это очень сложно, капитан. Вывод же из всего сказанного только один — настоящее машинное сознание очень энергозатратно и требует немало уникального, сложнейшего оборудования, это понятно?

— Здорово, слушай, — ошарашенно протянул я и сумел вытащить из её слов главное для себя, — так ты у нас, выходит, из того же разряда, что и эти, системный да планетарный? Они такие же, как и ты, да?

— Да, — без раздумий убила меня Кэлпи наповал и, не заметив этого, продолжила объяснять дальше: — также большие размеры обусловлены тем, что для моего создания были использованы системы, защищённые от деградации, добавьте сюда тройное дублирование, возможность самодиагностики и саморемонта, независимый источник энергии, независимые средства связи, защиты и воздействия на окружающую среду, системы скрытых возможностей, базы данных и…

— Подожди-подожди, — я поднял руки вверх и попросил пощады, — не спеши! Всё понял и осознал, сам лезть не буду и других не пущу. Только знаешь что, всё же открой дверь на минутку, в первый и единственный раз открой, я с порога посмотрю одним глазком, да и всё на этом.

— Ну, разве что в первый и единственный, — нехотя, спустя несколько секунд раздумий ответила Кэлпи, — но учтите, капитан, что у меня есть средства защиты, да и стремление к самосохранению тоже имеется. Не обижайтесь потом, если что.

— Не буду, — пообещал я, — да и не дойдёт до этого, ты чего, просто посмотрю. Надо, Кэлпи, надо, не знаю зачем, но надо, ты уж мне поверь!

Вместо ответа мощная, защищённая дверь передо мной дёрнулась и, зашипев стравливаемым в общий коридор воздухом от избыточного внутреннего давления, поехала вверх, а не вправо или влево, как все остальные двери на этом корабле.

Ярко вспыхнули потолочные светильники внутри, добавив света, а я, помня про самосохранение и про защитные системы, остался на месте и, не приближаясь к порогу, начал осматривать нашу Кэлпи, что называется, изнутри.

Кое-что я опознал по своим базам данных, нейрокомп помог, вот независимый источник питания на несколько Тераампер-часов, это ж на тыщу лет хватит, не меньше, куда ей столько, вот ещё один, резервный, вот что-то для диагностики и ремонта, вот мощная станция связи, а вот там, сбоку, стояло что-то такое, что я не поверил своим глазам и принялся вытягивать шею, чтобы рассмотреть всё в деталях. Вытянул, рассмотрел, и в результате не нашёл ничего лучше, чем сказать-спросить довольно растерянным голосом:

— Здрасьте… Кэлпи, а кто это?

— Это моя мобильная платформа, — ответила она в лёгком недоумении, — я же вам говорила.

— Говорила, да, — вспомнил я, и начал уточнять, отвернувшись и немного отойдя назад, — а почему она, во-первых, на человека похожа, а во-вторых, почему в голом виде? Что за безудержный декаданс?

Мне сразу же пришли на ум слова Димы о том, что мобильные платформы, то есть роботов, как я привык их называть, делают не похожими на людей даже издалека, это закон, но вот то, что лежало слева от меня, чуть прикрытое стеной отсека, в небольшом прозрачном, что твой хрустальный гроб, коконе, было неотличимо от человека. От бесполого и безликого человека, не имеющего ни волос на теле и голове, ни особых черт или примет, но тем не менее, это был именно человек, да ещё и в голом виде. Хотя больше это смахивало на заготовку, но почему я так решил, я и сам сказать бы не мог.

— Для нас, то есть для искинов кораблей нашей серии, — начала объяснять Кэлпи, — сделано исключение. Смысл его мне не совсем понятен, но наши мобильные платформы имеют полностью человекообразный облик. Что же до вида — а что с ним не так?

— Ну, — замялся я, — поищи у себя в там базах про приличия и прочие буржуазные предрассудки, может, поймёшь, как лучше.

— Поискала, — спустя, наверное, минуту, которую я терпеливо выждал, отвернувшись, ответила она, а затем там, слева, за стеной что-то зашипело, стукнуло, потом на меня чуть дунуло воздухом от чьего-то близкого присутствия и Кэлпи уже совершенно другим, не доносящимся из корабельных динамиков голосом спросила:

— Так лучше?

— Да, — ответил я, посторонившись, потому что Кэлпи решительно вышла из своего отсека, навсегда, наверное, закрыв за собой дверь, и вот мы уже стояли в коридоре друг напротив друга, причём я рассматривал её во все глаза, — намного. Вот сейчас совсем хорошо.

Передо мной стояла отчётливо рыжая, с медно-зелёным оттенком волос красивая девушка, точь-в-точь похожая на свой уже привычный мне аватар, и глаза её тоже отливали изумрудной зеленью, и её старомодное, почти что в пол, платье тоже было зелёным, из-под платья выглядывала украшенная мелкой вышивкой белая рубашечка, всё по ирландскому древнему канону. А ещё, присмотревшись, я понял, что платье это было сшито швами наружу, а не одето шиворот-навыворот, как того требовала легенда, но так даже и лучше, так было если и не красивее, то аккуратнее уж точно.

— Теперь так будешь, да? — уточнил я, — постоянно?

— Да, — ответила она, — на постоянной основе. И для работы лучше, и микроклимат в отсеке восстанавливать лишний раз не придётся.

— А ты вообще как себя ощущаешь? — я заметил, что стиль её разговора немного изменился в этой ипостаси, он стал чуть более живым, что ли, и принялся задавать самые важные для себя сейчас вопросы, чтобы никогда уже больше к ним не возвращаться, — как мне к тебе относиться? У тебя есть сознание или нет? Извини, конечно, но ты машина или кто? Что ты вообще такое?

— Я мыслю, — улыбнулась мне она, — следовательно, я существую. Не так, как вы, капитан, но я существую и осознаю себя. Не знаю, есть ли у меня душа, это вопрос философский, но я — это я, и делайте теперь с этим знанием, что хотите.

— М-да, — я пытался что-то сообразить, что-то сказать, как-то приободрить её, что ли, но пока выходило плохо, пока я просто стоял и хлопал глазами, пытаясь собраться с мыслями, вот кто бы меня самого сейчас приободрил да подсказал, что делать.

— И вообще, — вспышкой молнии пришла мне на ум спасительная фраза, которой, наверное, получится отбрехаться и которую я услышал во время своего одного-единственного визита в Военно-Воздушную Академию РККА, там тогда в аудитории сцепились два профессора, технарь и гуманитарий, и сцепились они именно из-за этой фразы, ехидно брошенной одним в ответ на высокоумные речи второго: — вся ваша философия это просто попытка объяснить одними непонятными словами другие непонятные слова и, следовательно, к настоящему делу отношения не имеет абсолютно, вот что я тебе скажу. Если ты говоришь, что ты живая, пусть и по-другому, не так, как я, мне этого достаточно. Ясно?

— Так точно! — ещё раз ослепительно улыбнувшись мне, ответила Кэлпи, вытянувшись во фрунт, как на параде, — разрешите провести ознакомительную экскурсию дальше, товарищ капитан?

— Разрешаю, — утвердительно кивнул я, — давай, веди, хвастайся.

Мы встали на предусмотрительно увеличившийся в диаметре примерно до двух метров лифтовый пятачок и очутились на третьем этаже, там, где у нас расположились лаборатории.

Кэлпи принялась с гордостью показывать и рассказывать, мой нейрокомп тоже начал мне помогать с опознанием, подсовывая данные об увиденном, и в скором времени я понял, что всё довольно серьёзно. В этих корабельных лабораториях могли по-настоящему работать люди с очень высокой квалификацией, пусть и работа эта будет больше прикладного характера, ничего фундаментального здесь не могло быть по определению, но нам, для наших задач, с головой хватит и этого.