Шарлатан (СИ) - Номен Квинтус - Страница 11

Вернулись мы домой, конечно, уже поздно, так что сажать свое приобретение я побежал лишь на следующее утро. И посадил (для чего мне пришлось табуретку из дому притаскивать, а потом за то, что я табуретку испачкал, и ремнем по попе получить, хотя и не сильно) в созданную по моему плану «корзину с землей» три семечки. Подумав, что «майские заморозки-то никто не отменял», а когда эта же мысль посетила меня во второй раз, я попросил у бабы Насти ненужную ей уже оберточную бумагу (у нее два листка, в которые она осенью пастилу заворачивала, порвались), сбегал в гости к деду Митяю, получил от него в подарок небольшой кусочек воска,, бумагу воском пропитал (получив по заднице еще раз, причем покрепче, чем за табуретку: я воск по бумаге растаивал горячим утюгом, который для нагрева еще и ставил на угли в печку), сделал специальный обруч, на котором бумагу вощеную натянул — имея в виду при необходимости свою корзину этой «крышей» накрыть. Но потом, подумав немного, решил пока эту крышку вообще не снимать до лета. А затем, нагрев воду в маленьком самоваре, разбавил ее в ведре водой уже холодной до температуры, руку не обжигающей, но заметно теплой, и корзину свою этой водой пролил.

А потом просто смотрел каждое утро, не появились ли в корзине ростки, причем ростки именно нужные, и каждое утро снова поливал корзину теплой водой: в голове почему-то крутилась мысль, что кабачкам нужна температура земли больше двадцати градусов, а в мае даже днем она вряд ли поднималась настолько. То есть первую неделю не поднималась, в первую неделю даже заморозки ночью случались…

На мои «упражнения» никто из взрослых вообще внимания не обращал, всем уж точно не до этого было. Мужчины все силы тратили на перекапывание огорода и на посадку всего нужного, женщины им всячески помогали — и чем я развлекался, никого и не интересовало. Не плакал, не капризничал — и слава богу! А в середине мая всем вообще не до меня стало: Маруся чем-то заболела. Но, по счастью, болела она недолго и не сильно, и все обошлось — а баба Настя меня теперь похвалила за то, что я уже научился сам себе одежду стирать. Правда, она пока еще на знала, как я это делаю — но то, что я всегда теперь ходил «в чистом», ее устраивало полностью.

Единственным человеком, которого заинтересовали мои сельскохозяйственные потуги, был дед Митяй: он с большим интересов расспросил о моей затее, затем пригласил в гости — чтобы я и ему помог (советом исключительно, конечно же) подобное сооружение сделать. Ну мне-то что, язык, как известно, без костей, я ему все, что знал, рассказал — и он у себя во дворе тоже такую же башню выстроил. После того выстроил, как я ему рассказал, почему вокруг никто кабачков и не сажает. Понятно почему: они тут почти и не росли нормально, просто из-за того, что земля в области глинистая, тяжелая, и к тому же слишком уж мокрая почти все время. А если в такой «башне» земли насыпать легкой, из смеси песка с перегноем, то лишняя вода будет просто из башни вытекать и кабачки расти станут как бешеные. Правда, тут другая засада возникает: «башня» и пересыхает быстро, поэтому ее поливать нужно каждый день — но вылить туда полведра воды не особо и трудно. Вот он и решил попробовать, за день буквально все проделал, как я «порекомендовал», тем более ему я тоже три семечки подарил — и теперь в деревне две таких «башни» стояли. А на то, что соседи, глядя на них, зачем-то пальцем у висков покручивали, мы внимания не обращали: мало ли, зачесалось что-то у человека…

Июнь выдался прохладный, температура вряд ли даже к двум пополудни поднималась выше градусов пятнадцати, поэтому я со своей «башни» крышу и не снимал почти. Зато и результат получил быстро, причем результат, как оказалось, для всех в доме неожиданный. Причем результат уже «конечный»: первый кабачок я сорвал уже числа двадцатого июня, а затем «все сделал правильно»: натер его на терке (сам!), сам перевязал порезанный при этом палец. Сам перемешал настроганный кабачок с мукой (которую сам же и стащил в кладовке), сам вытащил у кур яйцо и тоже его в получившееся «тесто» запустил. И сам все это на подсолнечном масле в летней кухне на сковородке и поджарил. Отец вечером сказал, что в следующий раз он меня выпорет уже всерьез, потому что так ухрюкать кухню и испоганить сковородку (снаружи, по счастью) — это нужно ну очень сильно постараться. Но так как лепешки у меня получились вкусные и сытные, то на этот раз я останусь непоротым…

Как раз в этот же день к нам зашла тетка Наталья, уточнить что-то у мужчин по поводу того, о чем они весной так спорили у колодца, и ее тоже моими лепешками угостили. После чего я долго рассказывал «о пользе кабачков» и заметил, что их и в начале июля сажать еще не поздно. Ну заметил и заметил, а через день я — уже в сопровождении тетки Натальи и еще двух деревенских дам — снова отправился в Горький на рынок: тетя Маша им сказала, что семена в лавке именно я и выбирал, потому что она семена кабачков от тыквенных вряд ли отличить сможет — а вообще-то там кабачки продавались нескольких сортов и уж как я выбрал именно нужные, только я и знаю.

Ну что, в Горький я с удовольствием съездил, а семена кабачков от тыквенных я тоже отличить не сумел бы. Откуда-то мне было известно, что кабачки (как, кстати, и патиссоны) — это просто такие сорта тех же тыкв и семена у них в принципе одинаковые. Ну, по виду одинаковые, хотя вроде бы размером и отличаются — но и в этом у меня уверенности не было…

А вот у теток такая уверенность появилась. Я уже упоминал, что ко всему, что «насчет пожрать», в деревнях относились очень серьезно — и продавец (все тот же) в лавке, когда к нему в конце июня явились три тетки за семенами, очень удивился. Но сказал, что «где-то еще семена оставались», и достал из какой-то кладовки кучу коробок. А когда он поинтересовался, какие именно семена теткам нужны, я показал пальцем на одну их этих коробок:

— Вот эту, на которой написано «белый дирижабль». — Ну любили сейчас такие названия всему присваивать, «технические»…

— А ты почем знаешь, что это твой «дирижабль»? — с огромным удивлением решила уточнить тетя Наташа.

— Я не знаю, но на коробке-то именно это и написано!

— А ты что, уже и читать умеешь? — глаза ее были готовы на лоб вылезти.

— Тёть Наташ, ну ты сама-то подумай: как бы я это прочитал, если бы не умел?

После этого удивительного открытия тетки, купившие все семена из этой коробки (и потратив на это рублей двадцать), по дороге к Казанскому вокзалу еще свернули на Покровку… на Свердловку, со мной зашли в книжный магазин и книжек мне купили шесть штук. Две они выбрали, детские какие-то, со страшными картинками, а еще четыре я уже сам выбрал. Тетки были настолько ошарашены фактом того, что мальчонка двух лет от роду читать умеет, что безропотно за все книжки в кассе деньги заплатили, даже не посмотрев, какие именно я книжки выбрал. И это было уже просто замечательно…

В Кишкино «всеобщей грамотностью» пока еще даже не пахло. Из «сохранившихся с прошлого века» стариков читать и писать хорошо умел разве что дед Митяй, бабы через одну разве что имя свое написать могли без ошибок (а вот фамилии часто и не могли, не такое уж это и простое дело) — но вот мужчины-металлисты все были грамотными. И отец мой, и дядьки тоже читали без затруднений — а потому одну из привезенных мною книг они уже через день прочитали, тем более что она и не особенно толстой была. Скорее брошюркой — но то, что они из нее вычитали, привело к новому накалу страстей. Снова собрали они «собрание мужиков», снова часа два на площади перед колодцем спорили. И снова тетка Наталья их утихомиривала. То есть по домам она их разогнала, но теперь все металлисты деревни продолжали спорить о прочитанном по дороге на работу и с работы. А на работе не спорили, а тихо и незаметно старались сделать то, о чем в книжке так интересно рассказывалось. А когда идея овладевает массами… то есть когда четыре десятка профессиональных рабочих-металлистов решают что-то сделать, они это делают. И результат их профессионализма деревня увидела в начале сентября. То есть увидела начало результата, однако последствия этого стали вскоре заметны не только в Кишкино…