Троя. Пепел над морем (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 8

— Эй ты! — нетерпеливо ткнул купца в бок Тимофей. — Говори так, чтобы я тоже понимал. Вы чего это там задумали?

— Да так, ничего особенного, — небрежно ответил ему Рапану, перейдя на язык ахейцев. — Кулли, ты помнишь храм Аммона, который стоит на западе города?

— Конечно, — удивленно посмотрел на него купец. — Его сейчас вовсю ремонтируют. Время Низкой Воды наступило, урожай собран, вот черни и согнали целые толпы. Стены города крепят, царский дворец расширяют. Пер-Рамзес на муравейник похож.

— Ну вот, — удовлетворенно посмотрел на него Рапану. — Значит, нужные люди тут точно есть.

— Есть, конечно, — продолжил Кулли. — Я одного головастого паренька присмотрел, который все знает и все умеет, но помощником у господина имери-кау2 служит и до конца своих дней служить будет. Он из простой семьи, горбом свое место заработал, потому-то ходу ему и не дают. У царских строителей свои сыновья подрастают, сам понимаешь. Они все жрецы бога Тота, а у нашего паренька отец — обычный камнерез. Из лучших, правда, коль несколько раз был допущен царское имя на стене храма начертать. Семья у него живет неплохо, но не роскошествует. Такому, чтобы в люди выбиться, надо попасться на глаза самому господину, который над визирем-чати опахало держит, и его милости добиться. Иначе никак.

— Откуда знаешь? — заинтересовался Рапану.

— Да познакомился с ним, когда кирки и зубила господину имери-кау предлагал, — рассказал Кулли, — а потом вином его пару раз угостил. Он к вину непривычен, они тут пиво пьют, вот его и развезло сильно. Зато теперь я о нем все знаю. Хочет паренек богатой жизни, да только обычаи тут такие, что не видать ему ничего как своих ушей. Им боги велят спину гнуть на царя и жрецов, на храмы жертвовать и праведную жизнь вести. Праведная жизнь для египтянина — это когда ты свое место в жизни знаешь и власть чтишь, а уже потом вся эта муть про честность, справедливость и милосердие. Если ты египтянин, то после смерти попадешь на беседу к богу с птичьей башкой, а уж он решит, куда твою душу отправить. Этот бог сердце усопшего на весах истины взвешивает, и если грехи перевесят, то съедает его какая-то жуткая тварь с мордой крокодила и лапами льва. И тогда душа исчезает навсегда. Вот поэтому египтяне покорные такие. Очень боятся после смерти сгинуть. И этот мастер тоже боится, вот и гнет спину на тех, кто его мизинца не стоит. Тут такое часто происходит.

— Толкового простолюдина в черном теле держать — дело обычное, — понимающе усмехнулся Рапану. — Сами так с отцом сколько раз поступали. Посулим ему хорошую жизнь, он и сбежит с нами. Правда, из Страны Возлюбленной уезжать нельзя. Измена это, за такое беглецу рудники положены. Сделать нужно все тихо, иначе в следующий наш приезд в Пер-Рамзес мы отправимся крокодилов кормить.

— Зачем крокодилов? — занервничал Тимофей, которого даже передернуло от отвращения. — Я не хочу их кормить. Мне не нравятся эти твари. Кормите их сами!

— Он хотел сказать, — пояснил Кулли, — что так здесь казнят простолюдинов. Знать вольна выбирать смерть сама. Ты вельможа, Тимофей?

— Не-ет! — замотал кудрявой башкой афинянин. — Мой отец землю пахал. А что там за сложность с этим парнем? Украсть его, да и делу конец.

— Он сам никуда не поедет, на редкость упрямый малый, — покачал головой Кулли. — А если и украдем его, то он работать не будет. Для него такая участь хуже смерти. Просто ляжет и умрет. Или со скалы бросится. Тогда у него еще есть шанс попасть после смерти на Поля Иалу3.

— Любой человек продается, — назидательно поднял палец Рапану. — Просто у каждого своя цена. Так мой отец говорил. Каждый человек стремится к несбыточному, к такому, за что готов рискнуть жизнью и даже тем, что случится после нее. Нужно просто понять, чем именно можно его купить. Итак, что может стать такой ценой для твоего мастера, вавилонянин?

— Даже не знаю, — пожал плечами Кулли, а потом растерянно посмотрел на товарища и прошептал. — Да как же… Знаю! Вот я ду-ра-ак!

1 Хатиа — египетский титул градоначальника.

2 Имери-кау — в переводе означает «начальник работ». Надзирал за строительством объекта.

3 Поля Иалу — древнеегипетский рай. Эта концепция была заимствована греками. Элисион, или Елисейские поля — место для праведников. Самоубийство не поощрялось религией Древнего Египта, но и не запрещалось. Если человек был принужден убить себя из-за невыносимых жизненных обстоятельств, то на суде Осириса это деяние не ставилось ему в вину.

Глава 4

В свои двадцать пять Анхер добился немыслимого. Он стал ими-ра нехену, «надзирающим за ремесленниками», его сердце пело от радости так долго, что сменилось несколько новых лун. Все эти годы он вставал с рассветом и бежал на стройку, чтобы самым первым приступить к работе. Он верил в свою судьбу.

Анхер начал простым каменщиком, но уже через два года его старания заметили и возвысили до должности ими-ра, «надзирающего над рабочими». Конечно же, отец замолвил за него словечко, серьезно облегчив его путь наверх. А еще через два года он забрал его к себе, начав обучать своему мастерству. Нечего сыну такого человека трудиться на черной работе, когда уже постиг ее. Отец Анхера — уважаемый мастер, кехену, что значит «тот, кто высекает». Он резчик по камню, один из лучших. Отец сказал ему тогда:

— Сын мой! Ты научился готовить основание и класть кирпич, потом ты научился размечать место под будущую стройку и читать папирусы, на которых ученейшие жрецы наносят чертежи дворцов и храмов. Ты знаешь, как построить дом так, чтобы кровля не упала на голову живущего там. Но теперь ты должен заменить меня, ведь я старею. Высечь статую не так трудно. Если она большая, то прощает ошибки. Но коли ты взялся наносить письмена на отполированную умелыми мастерами стену, то ошибиться нельзя никак. А уж если ты испортишь работу при начертании высочайшего имени, то медные рудники станут твоим наказанием. Вот до чего важно наше ремесло!

Анхер трудился несколько лет вместе с отцом и старшими братьями, и однажды случилось истинное чудо. Сам господин имери-кау, надзирающий над стройкой нового крыла царского дворца, изволил заметить его безупречную работу. Он вызвал Анхера к себе и говорил с ним с самого утра и пока солнце не встало в зенит. Видимо, он остался весьма доволен услышанным, потому что из его покоев Анхер вышел помощником господина, носителем гордого звания ими-ра нехену. С тех пор молодому мастеру нечего стало хотеть. Он был скромен и разумен, а потому понимал, что эта должность для него подарок судьбы, счастливая случайность, которая никогда больше не повторится. Нужно отнести жертвы в храм Тота и молить его за полученное, не желая несбыточного. Анхер так и делал неделю за неделей, месяц за месяцем, исполняя свою работу с безупречным старанием. Но тут он увидел ее.

Нефрет, так звали дочь господина имери-кау. Это слово значит «красивая», и девушка в полной мере оправдывала свое имя. Ее матовая, почти прозрачная кожа и точеные черты лица снились Анхеру каждую ночь. Она была совершенством, и он не мог отвести взгляд от девушки, когда встречал ее на рынке, покупающей зелень. Надо сказать, эти встречи не были случайностью. Анхер часами слонялся по базару, чтобы увидеть ее, и совсем скоро она начала узнавать его и улыбаться лукаво, стараясь, чтобы не увидела служанка. А потом Анхер заметил, что она стала одеваться нарядней, чем нужно для похода на рынок, и даже краситься ярче. Да, он ей нравился, но жениться на Нефрет — нечего и думать! Знатный жрец Тота никогда не отдаст свою дочь за простолюдина.

Анхер страдал. Страдал так, что это стало заметно посторонним. Господин имери-кау вызвал его и прямо спросил, в чем дело. И тогда он решился и попросил руки той, кого полюбил больше жизни. И как он в тот день не вылетел со службы? Одни боги это знают! Господин имери-кау разгневался не на шутку. Оказывается, Нефрет чуть ли не с рождения обручена с сыном одного вельможи, и сейчас все дело в брачном договоре. Семьи торговались за отступное, которое муж должен будет выплатить ей в случае развода, и за долю общих детей в имуществе, если он вдруг решит взять вторую жену. Но дело уже шло к завершению. Не пройдет и полугода, как Нефрет переедет в дом жениха.