Троя. Пепел над морем (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 9

Анхеру не с кем было поделиться своим горем. Ни отец, ни мать, ни братья не поняли бы его. Любовь? Какая еще любовь? Не может быть любви между дочерью богатого жреца и сыном камнереза. Это же просто невозможно! Для этого бедняк должен быть усыновлен знатным родом или возвышен самим фараоном. Иначе это становится противно принципам Маат, высшей справедливости и гармонии. Богатая женщина, вводя в дом бедняка, понапрасну растрачивает имущество рода. А это Исефет, хаос, противный богам.

Высокие истины Маат не могли успокоить парня, и он поделился своим горем с чужеземцем, с которым сдружился самым странным образом. Анхер и сам не понял, как оказался тогда с ним за одним столом и с кубком в руке. Он пил непривычный хмельной напиток и вываливал на худого, похожего на скелет вавилонянина все свои горести. Купец оказался прекрасным собеседником. Он за все время застолья и пяти слов не сказал, лишь всплескивал руками и охал в нужных местах. А потом он предложил Анхеру уехать далеко-далеко, в неведомые страны, где нет власти богов Земли Возлюбленной. И там он сможет забыть про свою потерю и выбрать красивейшую из женщин, которая скрасит ласками его грусть. Но Анхер отказался. Ему незачем уезжать. Он примет свою судьбу со смирением, как и подобает верующему в богов египтянину.

— Наверное, ты преувеличиваешь, — сказал тогда вавилонянин. — Я не верю, что бывают такие волшебные красавицы. Тебе просто нужно сходить к блудным девкам, парень. Ты выпустишь наружу то, что сдавливает твои чресла, и она окажется самым обычным воробушком, каких сотни.

— Нет, что ты! — горячо спорил мастер. — Это же Нефрет! Дочь самого господина имери-кау! Все наслышаны о ее красоте.

Прошла неделя, и жизнь снова потекла своим чередом. Работа, дом и посиделки с вавилонским купцом, который обладал необыкновенным умением слушать. Анхер хвалился работой, а когда напивался, снова переходил на предмет своей страсти. А потом случилось это.

— Господин имери-кау! — низко склонился он в тот день перед высоким начальством. — Какие будут указания на сегодня?

— Моя дочь! Отрада моего сердца!

Господин Начальник Работ как будто постарел на десять лет. Его лицо осунулось, а парик был растрепан. И даже краска, которой он подвел глаза, расплылась уродливыми потеками. Господин имери-кау плакал, не стесняясь. И он не мог сегодня говорить ни о чем другом.

— Госпожа Нефрет? — у Анхера даже голова закружилась. — Она заболела?

— Ее украли, — с горечью ответил жрец. — Она ушла на рынок и пропала по дороге. Люди видели ее едущей в носилках, окруженной чужаками. Все подумали, что это ее охрана! Никому и в голову не пришло ничего дурного, а ведь у нее не могло быть ни носилок, ни свиты! Наша семья не входит в число тех, кому это дозволено. Великие боги! Это же Пер-Рамзес! Тут стража на каждом углу, а чужеземцы, пришедшие из Великой Зелени, уже разбойничают прямо в столице! Куда смотрит хатиа? Моя девочка…

И жрец заплакал навзрыд, как будто забыв, что говорит с человеком, который стоит куда ниже на лестнице жизни, чем он сам. Видимо, он знал, что сможет разделить с этим парнем свое горе.

— Да как же! — Анхер вышел из покоев господина на подгибающихся ногах. — Как же так! Нефрет! Моя Нефрет!

В тот день купец Кулли нашел его сам. Он уже распродал весь свой товар и собирался отплыть домой. А как можно отплыть, не попрощавшись с другом? Так он тогда сказал.

— Пойдем, Анхер! Выпьем вина! — худое, похожее на череп лицо, расплылось в улыбке. — Я уже на рассвете уплыву на Кипр, а потом домой.

— Не пойду, — замотал головой парень.

— Что случилось? — участливо спросил Кулли. — На тебе лица нет.

— Нефрет! — горько понурился Анхер. — Ее украли!

— Кто украл? Когда? — изумился купец.

— Чужеземцы! Они увезли ее на корабле! — и мастер рассказал все, что услышал от безутешного отца.

— Это данайцы были, — со знанием дела ответил купец. — Больше и некому. Я сам видел, как вчера их корабль вышел из порта. Они часто воруют женщин, когда уходят торговать. Эти люди — сущие разбойники. На рынок в Энгоми повезли, не иначе.

— Энгоми? — тупо посмотрел на друга Анхер. — Это на Кипре? Ты же туда плывешь?

— Ну да, — кивнул Кулли. — Я же тебе говорил. Его осаждают сейчас, а потому пленников продают сотнями. Если найти общий язык с этими негодяями, можно хорошо заработать.

— Помоги мне! — с неистовой надеждой посмотрел на него Анхер. — Помоги мне выкупить ее!

— А у тебя есть столько серебра? — удивился Кулли. — Если она так красива, как ты говоришь, за нее могут попросить три, а то и все четыре мины серебра. Пятнадцать-двадцать дебенов по-вашему.

— Двадцать дебенов? — побледнел Анхер. — Так много? Я схожу к ее отцу! Он найдет серебро!

— Конечно, сходи, — благожелательно кивал Кулли. — Съезди без высочайшего дозволения на Кипр, брось свою работу, а потом вернись назад с чужой невестой. Ее жених будет очень тебе благодарен. Наверное, он даже словечко за тебя замолвит, чтобы стражник на медных рудниках бил тебя чуть меньше, чем остальных.

— Да что же делать мне? — обхватил голову Анхер. — Слушай, Кулли! Выкупи ее для меня! Я что-нибудь придумаю! Я верну! Я все тебе отдам!

— Да где ты возьмешь такую гору серебра, парень? — с сомнением посмотрел на него купец. — Простому камнерезу вовек столько не заработать.

— Ты же сам сказал, что царю Сифноса нужен строитель и скульптор! — с безумной надеждой посмотрел на него парень.

— Ну да, говорил, — кивнул Кулли. — Только не знаю, подойдешь ли ты ему. Он храм своему богу строит. А еще хочет статую изваять.

— Я все сделаю! — вцепился в его хитон Анхер. — Я все что угодно построю! Клянусь своим посмертием!

— Э-эх! — с сомнением посмотрел на него купец. — Ну, ни в чем я другу не могу отказать. Ладно, приходи в порт завтра до рассвета. Найдешь лодку и подплывешь к моему кораблю. Спрячу тебя среди мешков с зерном.Не опаздывай, парень! Иначе я уйду без тебя, и твою девчонку продадут какому-нибудь князю для утех.

— Я приду, — сжал губы Анхер. — Всеми богами клянусь…

* * *

Как оказалось, увезти из Египта хоть что-то совсем непросто. Проклятые портовые писцы вынули из Тимофея всю душу. Ведь на каждый корабль выдавался Уджат-несут, царский указ, дозволяющий вывоз зерна. Писцы в порту составляли Шес, опись груза с указанием количества и качества товара, а сам корабль получал Имет — лист папируса, где указывали маршрут, имя капитана корабля и всех сопровождающих лиц. Каждый лист был в отметках от печатей чиновников, которые они носили на пальце в виде перстня или на шее, на витом шнурке. После проверки каждой печати, которые портовый писец только что не обнюхивал, сравнивая с образцами оттисков, начиналось самое веселое. Весь товар взвешивали у причала на царских весах, и не приведи боги, если вместо зерна сорта шедет, обычного, ты везешь неджес, отборное. Еще хуже, если зерна будет меньше или больше заявленного. Могут и груз отобрать, и огромный штраф наложить, и даже палок всыпать. А еще муки Тартара покажутся раем, если потерять глиняную печать, которую вешают на каждый мешок. Но вот ты прошел всех писцов, получил нужные печати и взвесил товар. После этого стража обыщет трюмы, личные вещи и даже проткнет мешки длинным щупом в поисках контрабанды. В общем, к концу этого дня у Тимофея даже глаз начал дергаться, а купец Рапану ведет себя как ни в чем не бывало. Оказывается, им сильно повезло. Если бы зерно было храмовым, то им пришлось бы получить еще несколько папирусов с разрешением на вывоз.

— На весла, бездельники! — заорал Тимофей, видя, что корабль Рапану уже скрылся вдали. Он немного подождет, у него по дороге будет неучтенный груз, за который в Египте полагается лютая казнь(1). Какая-то девчонка, стоившая целых три мины серебра.

— Как все прошло? — спросил афинянин, когда из зарослей камыша к ним подплыла лодка с двумя перепуганными женщинами, у горла которых держали нож.