Таких не берут в космонавты. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей - Страница 3

— Молодец, братик, — сказала Иришка.

Я вернулся в строй.

Черепанов дёрнул меня за рукав и потребовал:

— Покажи грамоту.

Я показал ему картонку с изображением красного знамени, портретом Ленина и напечатанной на пишущей машинке надписью: «Благодарность».

— Вася, о каких преступниках сказал милиционер? — спросила Надя-большая.

Звуки в зале мгновенно стихли, едва только директриса подняла руку.

Директриса снова поблагодарила Юрия Михайловича Тюляева и всю советскую милицию в его лице за «нелёгкий труд в деле защиты советских законов» и за «заботу о безопасности советских граждан».

Снова обратилась к школьникам и повторила уже заученные даже мной фразы:

— А пока я в очередной раз напоминаю вам, ребята, что нынешний учебный год особенный. До его окончания осталось всего лишь чуть больше трёх месяцев. Не забывайте: в этом году выпускников школ в нашей стране будет значительно больше, чем обычно. Это значит, что проходные баллы для поступления в высшие учебные заведения возрастут…

Едва мы вышли из спортзала, как Надя Веретенникова спросила:

— Вася, а зачем тебя фотографировали? О тебе снова в газете напишут?

Я заметил, что шагавшая впереди нас Света Клубничкина замедлила шаг и словно прислушалась.

Заметила Клубничкину и Иришка.

Она обожгла Светину спину взглядом и громко заявила:

— О Васе не просто напишут. О нём опять будет большая статья в «Комсомольской правде». А весной статью про Васю ещё и в журнале «Смена» напечатают. С кучей фотографий!

Лукина взмахнула руками, будто показала величину той самой «кучи».

Она посмотрела на Надю Веретенникову и уточнила:

— Нам вчера об этом Анастасия Рева из нашего «Комсомольца» сказала. Та, что пришла сегодня вместе с фотографом. Это она ту прошлую статью про Васю сочинила. Ей из Москвы позвонили и потребовали, чтобы она срочно прислала ещё две.

— Правда? — воскликнули сразу несколько голосов.

Иришка громко хмыкнула.

— Конечно, правда, — ответила она. — Сами у журналистки спросите, если мне не поверили.

— Здорово! — сказала Надя-большая.

Она бросила на меня восторженный взгляд.

Мне показалось, что Света Клубничкина нервно дёрнула плечом.

Показалось это и моей сестре. Потому что Иришка победно улыбнулась.

Глава 2

Ещё по пути от спортзала в класс я сказал Иришке, Алексею и Наде-маленькой, чтобы они не рассказывали, каких именно преступников милиционеры задержали с моей помощью. Пояснил, что причастность Дмитрия Фомича Попова к военным преступлениям пока не доказана в суде. Поэтому не стоило распускать слухи о том, что в нашей школе работал учителем физкультуры бывший фашистский полицай и предатель Родины. Черепанов, Лукина и Степанова согласились с моими доводами. На вопросы одноклассников они отвечали уклончиво, намекали на полученный от милиционеров запрет.

Генка Тюляев, тоже не поделился со старшеклассниками рассказом о поимке банды константиновских полицаев. Это я понял, когда по школе поползли противоречивые слухи о «настоящей» причине моего награждения. На переменах ко мне подходили одноклассники и старшеклассники из других классов. Они задавали вопросы, начинавшиеся с одних и тех же слов: «Вася, а правда, что…» Подборку ходивших по школе слухов нам на перемене после пятого урока озвучила Надя Степанова. В её рассказах часто звучало слово «банда», словно часть информации о моих свершениях в народ всё же просочилась.

Поговаривали, что я на прошлой неделе разоблачил банду работников почты, воровавших вещи из посылок советских граждан. В этот слух мало кто поверил. Поэтому к концу учебного дня о нём уже позабыли. Ещё говорили, что я выдал милиционерам «тех самых спекулянтов», торговавших в квартире около Октябрьского рынка импортными виниловыми пластинками. К этому слуху добавилась информация о засвеченной мною работе «большого» цеха по производству пластинок из рентгеновской плёнки. Говорили и о том, что я задержал банду карманников, промышлявших воровством в трамваях.

Но самой популярной версией оказался «московский след» моего сегодняшнего награждения. Прошёл слух о том, что на самом деле наградила меня не местная милиция, а московская. Будто бы я перед Новым годом помог задержать в Москве банду, промышлявшую грабежом получивших новогодние премии граждан. Слухи о том, скольких бандитов я задержал лично, разнились. Одни утверждали, что я доставил в столичное отделение милиции сразу троих преступников. Другие в меня верили меньше: говорили, что я довёл до милиционеров только двоих, а третий преступник «вырвался и сбежал».

С этой придуманной за день московской бандой ученики сорок восьмой школы связали и мой приезд в Кировозаводск. Они пришли к выводу, что милиционеры меня здесь спрятали от пока ещё гулявших на свободе членов банды. Предположили, что преступники пригрозили мне расправой за поимку их подельников. Поэтому меня и вывезли из столицы — спасали мою жизнь. Надя рассказала, что старшеклассники даже прикидывали теперь, не появлялись ли в нашей школе «подозрительные личности», задававшие обо мне вопросы. Кто-то обмолвился, что обо мне на железнодорожном вокзале расспрашивали некие «москвичи».

— … Вот такие дела, — завершила свой рассказ Надя.

— Смотри внимательно по сторонам, Василий, — преувеличенно серьёзным тоном сказала Иришка Лукина. — Вокруг нашей школы вертятся подозрительные люди. Не попадайся им на глаза.

— Шутки шутками, — произнёс Черепанов. — Но вы уверены, что милиционеры задержали всех константиновских полицаев?

После уроков я обнаружил, что в вестибюле школы меня уже ждали Анастасия Рева и Николай. Они маячили около входа в гардероб (словно переживали, что я их не замечу и уйду домой). Фотограф провожал меланхоличным взглядом школьников и школьниц (по большей части — старшеклассниц). Анастасия беседовала с Максимом Григорьевичем. Точнее, это временно исполнявший обязанности классного руководителя десятого «Б» класса развлекал журналистку рассказами. Рева рассеяно улыбалась в ответ на слова Кролика и шарила взглядом по вестибюлю. При виде меня Анастасия встрепенулась, рванула мне навстречу (оставила Максима Григорьевича около гардероба в обществе усатого фотографа).

— Василий, я обо всём договорилась, — сообщила она.

Показала мне ключ.

На сопровождавших меня школьников Рева даже не взглянула — она рассматривала меня, будто уже прикидывала, как я буду смотреться в кадре и на странице газеты.

— Нам выделили кабинет, — сказала Анастасия. — Но сперва я хочу, чтобы мы сделали снимки и отпустили Николая. А дальше мы побеседуем без спешки. Я взяла с собой термос с чаем и конфеты, на случай, если вы проголодались.

Журналистка тряхнула тряпичной сумкой, которую держала в руках, улыбнулась. Я чётко услышал, как жалобно застонал при упоминании конфет желудок Черепанова. Алексей печально вздохнул. Я похлопал его по плечу. Попрощался с Иришкой, Лёшей и Надей-маленькой до вечера. Они пошли к Лукиным без меня (ещё днём пообещали мне, что помогут с разбором доставленной из Москвы корреспонденции).

Настя Рева озвучила мне свой план на наш с ней совместный вечер. Она сказала, что «мы сначала сфотографируемся», чтобы не задерживать Николая. После фотосессии «уединимся в кабинете литературы и побеседуем». Я не возразил журналистке (хотя с удовольствием бы сперва продегустировал чай и конфеты). Анастасия вынула из сумки большую деревянную расческу. Будто стилист, поправила мне причёску.

Я махнул рукой Иришке, Лёше и Наде, направившимся к выходу из школы.

Вопросительно взглянул на журналистку.

Анастасия кивнула и заявила:

— Сначала сфотографируемся около пианино.

Рева решительно зашагала к актовому залу.

Я последовал за ней. Заметил, что за нами двинулись фотограф и Максим Григорьевич.

Кресла в тёмном зрительном зале пустовали. Пахло хлоркой и табачным дымом. Свет в актовом зале горел лишь около сцены, где столпились актёры школьного театра. Лампы подсвечивали белую надпись на красной растяжке: «Да здравствует великое, непобедимое знамя Маркса-Энгельса-Ленина! Да здравствует Ленинизм!» С портретов на стене зала за нашим приближением внимательно следили Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Владимир Ленин.