Князь Серебряный (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 9

«Люди, что к тебе теперь поставлены верные. Сам проверял», — продиктовал брату Михаилу Шереметев. Почему его называют большим было не понятно. Среднего роста мужик, ну, разве в плечах дороден. Вот нос большеват — это правда. Он, после того, как монах написал ответ, продолжил говорить.

«Слышал, княже, ты собрался в поход на Казань с судовой ратью идти, лодьи строишь. Меня в Думе приговорили возглавить Передовой полк. Пойдут твои люди ко мне»?

Расклад Иван по Думе Боярской и вообще по ближайшему окружению братику младшему дал. Ну, кто на чьей стороне. Все Шереметевы были на стороне Шуйских. Странно, почему с устранением этой банды, их люди продолжают занимать ключевые посты в войске и сидеть в Думе, даже Ивана Шуйского оставили воеводой в одном из полков? Всё же вот такие полумеры и приведут потом к Смуте. То в опале, то прощён, то вообще, вон, воевода Передового полка. Или людей нет в стране, которые воевать обучены?

— Нет. Мы, князь, пойдём сами по себе. И дорога у нас другая. Мы из Владимира выдвинемся.

Юрий ушёл из терема Шереметевых с осадочком, но что он мог теперь поделать, поздно пить боржоми, свидетели, если и были, то устранены. Нужно было заниматься накопившимися делами. И первым числилось занятие с командованием его отряда. Три дня он взрослых ратников учил считать. Сначала выучили индийские цифры и примеры с ними составляли. Потом Юрий Васильевич написал и выдал каждому таблицу умножения и заставил её выучить, а на третий день складывали, делили и умножали столбиком. Взрослые вои все измазались чернилами и перепортили кучу дорогой бумаги, но кое-как считать научились.

Зачем их Боровой учил этому, он и сам толком не знал. Нужно ли сотнику знать таблицу умножения? А чёрт его знает? Только Артемий Васильевич точно знал, что мозг, как и мышцы можно прокачать. Только не гири нужны, а математические задачки и мелкая моторика рук, потому писать и учились ратники мелкие цифирки своими огрубевшими от упражнения с саблей пальцами — будущие покорители Казани и Астрахани.

Разделавшись с вояками, Юрий Васильевич вновь стал налаживать питание. Эти две недели он питался тем, что ему дворня готовила, при этом иногда заказывал большую порцию и не доедал её, оставлял на вечер или на обед, а от той еды, что вновь приготовили, отказывался. И поступал так бессистемно, чтобы вороги ключик не подобрали. Или те пока затаились, или и в самом деле им головы отрубили, но пока бог миловал. Повторной попытки не последовало. Ну и нечего гусей дразнить, опять стал Юрий заниматься с шутейным войском, и опять они приносили с собой еду, в том числе носил двойную порцию, приготовленную матерью, Осип Козырев.

Пока он, пусть будет, болел, пацаны не сидели на попе ровно. И бегали, и прыгали, и отжимались, и естественно малые и большие гранаты кидали. И ведь прогресс был. Уже к пятидесяти шагам закидывания большой гранаты полупудовой все приблизились, а многие и преодолели. Да, всего тридцать — тридцать пять метров где-то. Но ведь это всего лишь тринадцатилетние пацаны, когда они двухметровыми гигантами вырастут, в отцов, да на хорошем регулярном питании, то и на рекорд замахнутся. Там что-то около восьмидесяти семи метров. Есть куда стремиться.

А ещё пора наведаться на Пушечный двор и к оружейнику, посмотреть, как у них дела продвигаются, да заодно и оценить какую кузнец-оружейник команду собрал.

На земле в небесах и на море

Наш напев и могуч и суров:

Если завтра война,

Если завтра в поход,

Будь сегодня к походу готов!

Припев помнил Боровой, в отличие от самой песни. Вот его и напевал, в возке, что по запруженным улицам Москвы двигался к мастерской Пахома Ильина.

Глава 5

Событие тринадцатое

Бикфордов шнур или как в будущем его назовут — «Огнепрово́дный шнур — ОШ», насколько Артемий Васильевич помнил, то, что они изучали на военной кафедре в Универе, получился таким, что бедняга Уильям Бикфорд в гробу как динамо вращался. Хотя… Он только родится лет через двести. И теперь уже точно его не изобретёт, как ни секретничай, а уйдёт это изобретение в народ, а потом и из страны. Доберётся и до Туманного Альбиона. И будет именоваться гордо «русский шнур»? Дудки. Обязательно немцы же стащат и назовут его «немецкий шнур».

Получился шнур толстым. Сантиметра полтора в диаметре (в палец толщиной) и горел довольно быстро. Сто процентов какие-то замедлители добавляют к пороху к изделиям этим в двадцатом веке. Вон, в «Белом Солнце…» вроде до сорока Петруха считал. У них же (без Петрухи) получалось, что полуметровый кусок сгорал полностью за семь — восемь секунд.

В изготовлении особых проблем не возникло, там ничего сложного нет — пучок обработанных селитрой нитей, покрытый пороховой мякотью, заключён в двойную текстильную оплётку, верхний слой которой для защиты от сырости пропитан битумом. Битума нет, обмазали живицей и припорошили раздробленным, размолотым в пудру песком, чтобы к рукам не липли. Скорость горения? Наверное, нужно делать тоньше и добавлять меньше селитры в порох или тупо мел измельчённый добавлять, например, к пороху, но это нужно эксперименты проводить, а где на них время? Да и заниматься этим на Пороховом дворе, чтобы все немчины сию тайну узнали страшную, нет уж. Рановато.

А вот мина взорвалась классно. Эдакий громкий вполне бабах, и осколки, во все стороны полетевшие, и поразившие десяток солдат сразу. Некоторые на месте полегли, а некоторых копьями при атаке, сразу за взрывом последовавшей, его потешные добили.

Ну, как добили? Деревянному солдату Урфина Джуса не сильно больно, если его копьём тыкнуть, но упасть-то кто ему помешает. Эту деревянную армию из пятидесяти солдат деревянных сразу после Рождества плотники, выделенные митрополитом из монастырских крестьян, ему сделали, а иконописцы даже слегка раскрасили. Рожи монгольские узкоглазые на них изобразив. Макарий пришёл, на труд своих людей глянул, плюнул в мерзкие лики диаволов и перекрестив «святое воинство» ушёл, чего-то в бороду себе выговаривая, может и молился, а может и сквернословил, человек же, а тут такое непотребство. Теперь по ним бабахали, тыкали копьями, рубили саблями и стрелы в супостатов пущали. Сейчас же, вот, и до мин или гранат дело дошло. Солдатики деревянные теряли конечности, даже раскалывались, но оставленные для этого дела два плотника из монастырских крестьян к утру приводили «супостатов» снова в божеский вид, пригодный для новых издевательств.

Теперь осталось только собрать мины, соединив хвостовик с лопастями и свистульками с самой миной и испытать этот дивайс, где подальше от Кремля. Сам миномёт уже отлили и даже вертлюгу к нему изготовили. Ну или плиту с направляющими.

Когда кузнец Евдоким Анохин изваял десяток хвостовиков и кузнечной сваркой присоединил их к отлитым Иоганом Йорданом минам, их снарядили пороховой мякотью и вместе с литейцем Николаем Оберакером погрузились в сани и отъехали на несколько вёрст от Москвы в поле. Немчин с собой и парочку пушкарей прихватил. А Юрий Васильевич для обеспечения тайны, ну, и для учёбы, приказал Ляпунову одну из сотен собрать. В общем, войско целое получилось.

К испытаниям Оберакер отлил уже пять стволов для миномётов, а вот станина только одна. Ничего, по очереди можно испытывать, заодно и угол возвышения меняя.

Это была деревенька самого Тимофея Михайловича Ляпунова. Нда, что можно сказать, а сказать можно только матерные слова. Четыре вросшие в землю избы, полуземлянки, скорее. Покосившиеся всякие овины и коровники с конюшнями, три почему-то баньки два на два метра на берегу замёрзшей и занесённой снегом сейчас речушки. Сам барский дом одноэтажный. Длинный барак такой. И он единственное строение, из которого труба торчала, а судя по свеженьким красным ещё незакопчённым кирпичам трубы, изготовлена этим летом, а до этого, получается, тоже очаг из камней и глины собранный был. Годами жили дворяне Липуновы при очаге. Не велик видимо достаток у сотника.