Шпионаж и любовь - Малли Клэр - Страница 79

Вскоре Кристина обнаружила, что многие другие старые польские друзья также были в Лондоне, в том числе журналист Флориан Соколов и Ричард Трушковский, с которыми она работала в Каире и чью юную дочь она теперь шокировала во время визита, сидя со скрещенными ногами у ног Трушковского перед очагом, очень богемная и неженственная, так что девочка сделала запись в дневнике, описывавшую Кристину как «ужасную леди» [8]. Кузен Анджея, Людвиг Попель, который занимался контрабандой противотанкового оружия из Польши, также был в Лондоне, работал строителем и декоратором после провала заумного плана купить гашиш в Ливане и продать его в Каире с прибылью, разбогатеть на этом ему не удалось. Зофья Тарновская, ее брат Стас и ее новый муж Билл Стэнли Мосс, которые оба были вовлечены в план Людвига, тоже находились в городе. Когда они были не в настроении собираться в формальной обстановке больших клубов, они встречались за пирогами и свекольником или за чаем с шоколадом и эклерами в «Дакиз», уютном польском кафе рядом со станцией метро «Южный Кенсингтон». Иногда они шли в паб «Фезантри» на Кингз-роад, где помещения были полны дыма, смеха и людей, танцующих и «пьющих до разрушения», как выразилась Марыся Тышкевич, которая позже вышла замуж за кузена Кристины Яна Скарбека[116] [9].

Все они были немного не в себе, но Кристина, пожалуй, больше остальных. Анджей работал и накапливал сбережения в Германии. Мосс писал сценарий фильма «Ночная засада» и работал как журналист, он также начал рассматривать возможность превращения рассказов Кристины в нечто, пригодное для публикации. Она дала ему и репортеру из «Дейли экспресс» интервью, якобы о жизни польских эмигрантов, и немало повеселилась. «Как только я стала достаточно взрослой, отец научил меня пользоваться ружьем, хотя в последующие годы я предпочитала ручные гранаты», – позже цитировал ее «Дейли экспресс». «Я могла убить пятнадцать человек одной ручной гранатой… позже я использовала пулемет и гранаты и убила немало людей» [10].

Приправив драму трагедией, она добавила, что ее бывший муж, Ежи Гижицкий, был убит в бою. Должно быть, она решила, что он вряд ли увидит «Дейли экспресс» в Канаде. Но газета не сразу напечатала материал, а Мосс заканчивал свои мемуары. Зофья была беременна первым ребенком, и они нуждались в авансе издателя[117]. Их дочь родилась в июле 1949 года, и несколько дней спустя Кристина посетила увеличившуюся семью друзей в Бейсуотере. Когда Зофья сказала, что они еще не определились с именем, Кристина ответила: «Назовите как меня», потому что Кристина – это «счастливое имя», которое спасло ее во время войны [11]. Зофье понравилась идея, но маленькая Кристина Изабель Тарновская Мосс вскоре не желала отзываться ни на что, кроме «Кошечка» [12].

У поляков-эмигрантов в Британии были все основания искать талисманы, которые могли бы принести удачу. Клемент Эттли согласился с тем, что демобилизованные войска и их семьи могут остаться в стране, но он все еще надеялся, что многие из них добровольно вернутся в Польшу, где коммунистический режим проводил земельные реформы, национализацию и реконструкцию. В этом Эттли уловил британское общественное настроение. «Поляки, возвращайтесь домой» – все чаще и чаще звучало в британских городах, на стенах появлялись оскорбительные надписи, а бывшие аристократы и награжденные боевыми медалями и орденами военнослужащие, ушедшие в отставку, вынуждены были работать барменами, мойщиками бутылок и малярами [13]. Даже бывший глава 6-го Польского бюро Йозеф Смоленский закончил тем, что мыл посуду в пабе в Хаунслоу[118] [14]. Он, как и многие другие, чувствовал себя глубоко униженным. «Как странно, что человек не боится смерти на войне, а боится такой жизни… – написал один польский полковник. – Друзья и коллеги… когда настанет мой час, как вы поприветствуете меня, работника английской прачечной?» [15]. «Как англичане относятся к нам, полякам!» – с этими словами Кристина обратилась к Йозефу Каспареку в баре «Белый Орел», но она понимала, что и ей нужно найти работу. «Вы думаете, я устроилась в жизни, – вздохнула она. – Нет» [16].

Соотечественники Кристины мало чем могли ей помочь с поисками работы, но британские друзья, такие как Фрэнсис Кэммертс, Гарольд Перкинс и Эйдан Кроули, никуда не делись. Было создано агентство с целью помогать бывшим сотрудникам УСО в трудоустройстве, но, предложив Кристине несколько мест секретарши, оно отказалось от попытки устроить ее на должность. Кристина все еще «не выносила работу в офисе», – так говорила она своим друзьям в «Шелбурне», она «хотела жить» [17]. По мнению Фрэнсиса, загвоздка заключалась в том, что «на самом деле никто не взял на себя труд найти такую работу, с которой она бы очень хорошо справилась» [18]. Кристина сказала Фрэнсису, что хочет работать с людьми, но в остальном могла только указать, чего надеется избежать. Никаких долгосрочных учебных курсов, и «она определенно не хотела служить в администрации» [19]. Он предложил поискать место в отелях через туристическое агентство, но в этом направлении вариантов было не так уж много. Она сохраняла надежду, что, возможно, еще будет шанс вернуться к разведывательной работе, и записала адреса лорда Ванситтарта и Фредди Фойгта в конце своего дневника, но в этой сфере для нее тоже ничего не было, и сэр Оуэн не смог найти ей должность в дипломатическом мире. Несколько недель спустя Кейт О’Мэлли появилась в Лондоне, возвращаясь с работы в британском посольстве в Риме, с новой фамилией и ребенком. Кристина навестила ее, поворковала и никогда больше не возвращалась. Казалось, что все женщины из недавнего прошлого Кристины погрузились в материнство. Вместо этого перед Кристиной открывался лишь ряд невдохновляющих, низкооплачиваемых и недолговечных рабочих мест.

Принимая во внимание ее опыт работы на коммутаторе в Каире, первая должность Кристины была телефонный оператор в Доме Индии, где располагалась Верховная комиссия Индии. Подруга, Изабела Мушковская, работала там в ресторане, и в обеденный перерыв они встречались, чтобы посплетничать, Кристина шутила по поводу своих сократившихся обстоятельств и «смеялась как сумасшедшая» над любой историей [20]. Размер зарплаты также помогал поддержать их настроение, и вскоре Кристина смогла купить платье и приличные кожаные туфли и сделать прическу в салоне «Альфонс» на Пикадилли, который гордо объявлял себя «придворным парикмахером» [21]. Несколько коротких недель она была счастлива, живя сегодняшним днем, и обе женщины соблюдали молчаливое согласие не говорить о прошлом или будущем. Поэтому Кристина была шокирована, когда Иза сообщила, что она тоже беременна. «Боже мой! Что ты наделала!» – воскликнула Кристина [22]. Мало того, что Изе и ее мужу едва удавалось на две зарплаты покрывать счета за аренду и еду, семейная жизнь забирала у Кристины еще одного друга.

Хотя у нее не было собственных детей, Кристина не без симпатии относилась к некоторым чужим. В Найроби она охотно проводила время в компании дочери своих друзей, а в Каире собиралась навестить одинокую пятилетнюю дочь своего коллеги, который учился в католической школе. Она проявляла умеренный интерес и к маленькой дочери своего двоюродного брата Анджея Скарбека, однажды заказала для нее копию семейного герба Скарбеков у польского кожевника, работавшего в Лондоне, чтобы повесить над ее кроваткой. Но она редко приветствовала намерение завести ребенка, и когда Иза бросила работу, Кристина общалась с ней по телефону, но никогда не посещала.

Без Изы Кристина недолго продержалась в Доме Индии. Ее следующие рабочие места предполагали более активное общение, но все же она неизменно испытывала скуку и разочарование. Она продавала женскую одежду в «Хэрродс», где быстро подружилась с другой продавщицей, пересказывала свои самые диковинные военные истории и сплетничала об их начальниках: «Дамы с грудями и задами, так симметрично расположенными вокруг талии, – однажды бросила она, – что переворачивание их вверх тормашками не особо изменит общий силуэт» [23]. Подобная резкая откровенность быстро сделала ее безработной. «Клиенты посчитали меня слишком грубой», – призналась она [24]. Роль заведующей бельевой комнатой в отеле «Пэддингтон», где «делай и исправляйся» была обычным делом, длилась немногим дольше; еще меньше она продержалась на посту девушки, проверяющей шляпы. Иногда ей даже не удавалось пройти собеседование. Подруга познакомила ее с менеджером сети отелей. Услышав, что на работу принимают только замужних женщин, она спросила, распространяется ли на мужчин такое же правило. И когда ей сказали, что это не так, она улыбнулась и попросила список не состоящих в браке сотрудников, заявив: «Хорошо, я выйду за одного из них». «Меня выгнали», – сообщила она больше с гордостью, чем с сожалением [25]. Наконец она устроилась официанткой в маленькое польское кафе «Маринка» на Бромптон-роад в Найтсбридже, где ее чувство юмора, семейное положение и акцент не имели значения. Здесь она подавала крепкий черный кофе всем демобилизованным польским военным, бывшим государственным служащим и бывшим министрам. Большинство из них были обижены на британское правительство и часто вспоминали прошлое или ворчали, периодически восклицая: «Я еще докажу этим ублюдкам!» [26]. Однако многие узнавали Кристину, галантно кланялись, норовили поцеловать ей руку, прежде чем сделать заказ. Вскоре друзья военного времени, коллеги из УСО, парашютисты, которые встречали ее в Египте и Палестине, а также женщины из Вспомогательного корпуса и агенты из Италии приходили поболтать с ней, приглашали ее на обед в «Огнишко», на ужин в Клубе специальных сил или на танцы в «Белый Орел».