Шпионаж и любовь - Малли Клэр - Страница 61

«Лиззи», как многие звали Леззарда, при приземлении сломал два позвонка. Филдингу, успевшему подготовиться к первому удару о землю, удалось избежать травм. Они оба выпрыгнули слишком высоко, попали под ветер и сбились на два километра от курса, оказавшись на скалистом обнажении. Во время спуска Филдинг пристально смотрел на посадочные огни команды встречающих – слабые лучи четырехвольтовых факелов с легко садившимися батареями, но по крайней мере это были «единственные ориентиры, видимые в любом направлении или измерении» [2]. Сбившись с курса, он наблюдал, как эти огни уходят по диагонали из поля его зрения, пока они окончательно и внезапно не исчезли, оставив его одного «в темном не картографированном небе» {так!) [3]. Встречающие были рады уже тому, что они вообще смогли десантироваться, предыдущие две ночи пришлось провести впустую в ожидании на холоде, потому что пилот «Лизандера», не в силах различить слабые огни, вынужден был повернуть назад, не высадив своих встревоженных пассажиров, так и просидевших в полной парашютной оснастке на протяжении восьмичасового перелета.

После того как оба агента были найдены, Леззарда передали на попечение молодого военного врача. Прибывший выбыл из строя на семь недель. В соответствии с характером, он проклинал травму за то, что она удерживала его вдали от казино Монте-Карло, которые будут процветать, как только «этот бизнес вторжения» закончится, уверял он [4]. Филдинга доставили в безопасный дом местного бакалейщика, месье Турреля, который с самого начала войны передал свое хозяйство в распоряжение Сопротивления и подвергался огромному риску – как для себя, так и для семьи: наказание за укрытие британского агента заключалось в казни без суда и следствия. И все же «месье Туррель, толстый и веселый, в жилете, на три размера меньше его истинного размера, выглядел таким же беззаботным и довольным, как актер в документальном фильме», подумал Филдинг, с благодарностью принимая бокал вина, пока жена Турреля пошла будить Фрэнсиса и Кристину [5].

«Они с Роже были впечатляющей парой», – вспоминал Филдинг [6]. Зная репутацию Фрэнсиса как полевого агента, Филдинг был несколько удивлен при личной встрече: он походил на «улыбающегося молодого гиганта», почти «ребячливого на вид» [7]. Однако вскоре Филдинг осознал, что доброжелательность Фрэнсиса скрывала большую решимость и что он был прирожденным лидером, для которого «Сопротивление равносильно новой религии» [8]. Филдинг моментально очаровался Кристиной, чья репутация также опережала ее и чьи «героические качества» он, как ему казалось, разглядел сразу по «нервным жестам и манере говорить» [9]. Несмотря на обычную скромную маскировку Кристины – строгую блузку и юбку, – Филдинг так же быстро угадал ее «великолепную фигуру» и решил, что «короткие, небрежно причесанные темные волосы и полное отсутствие макияжа на изящно очерченном лице придавали ей вид спортивной студентки, изучающей искусство» [10]. Кристина научилась одеваться так, чтобы не привлекать внимание. «Для этого достаточно приколоть цветок, – сказала она однажды другу, – чтобы кто-нибудь сказал: “Женщина с цветком”». И все же Филдинг, как и многие, подумал, что она «была настолько хороша, что могла одним этим привлечь внимание» [11].

После завтрака они трое провели день на альпийских пастбищах, собирая тяжелые контейнеры и пакеты с боеприпасами, сброшенные тем утром с самолета. По мере того как Фрэнсис рассказывал Филдингу о текущем состоянии дел в регионе, к растущему замешательству вновь прибывшего агента, которое позабавило Кристину, становилось ясно, что у Филдинга не было очевидной задачи и Фрэнсис мог лишь вежливо предложить ему со следующего дня присоединиться к его группе.

В тот вечер Кристина отправилась на итальянскую границу, чтобы организовать переход на сторону партизан польского подразделения в гарнизоне Ларше. Поскольку контейнеры Филдинга и Леззарда были собраны и распределены, она не видела смысла задерживаться. А мужчины решили сопроводить ее, чтобы насладиться отличным ужином и приятной компанией Альбера, радиста сети «Жокей»; его дом находился в нескольких километрах от деревни. На следующее утро их забрал Клод Ренуар, внук художника-импрес-сиониста, на лицензированной машине Красного Креста. Забрав раненого французского командира Кристиана Соренсена (его кодовое имя было «Шазюбль»), который также прошел подготовку на базе Мэссингем, они отправились на встречу с местными лидерами Сопротивления. У всех офицеров были поддельные удостоверения личности, продовольственные карточки и другие фальшивые личные документы, и, если бы их остановили, им полагалось сказать, что они не знакомы, просто поймали попутку, а машин на дорогах было крайне мало.

Путешествие было просто идиллическим, и когда они проезжали мимо пыльных деревень, Филдинг вынужден был постоянно напоминать себе, что он не в отпуске. Укрываясь от июльского солнца в тени платанов, он потягивал вино возле кафе, пока Фрэнсис беседовал с местными руководителями и хвастался скорым рождением своего второго ребенка в Англии. Понимая, что у него при себе подозрительно много денег, Филдинг раздал часть суммы Фрэнсису и Соренсену. Теперь его единственной заботой оставались неудобные «мешковатые брюки Чарли Чаплина», которые пришлось позаимствовать у месье Турреля, поскольку контейнер с его собственной одеждой и личными вещами они найти не смогли [12].

Около полудня следующего дня, на обратном пути, четверо мужчин услышали сирену, предупреждающую о воздушном налете, когда приближались к большому гарнизонному городу Динь. Зная, что во время налетов вермахт обычно устанавливал дополнительные блокпосты, прежде чем пойти в укрытие с местными жителями, они решили встретиться с Ренуаром в другой части города. Когда угроза отступила, они пошли по оживленным улицам, смешавшись с толпами, выходящими из укрытий, пока не встретили Ренуара, как и договаривались. Но всего в нескольких сотнях метров, за углом, они обнаружили, что дорогу преграждают солдаты с автоматами и мост через реку, которую они должны были пересечь, недоступен. Однако повернуть назад на виду у военных они уже не могли.

Фрэнсис не был слишком обеспокоен. Солдаты представляли собой смешанную группу из более чем миллиона «неарийцев» на немецкой службе: армян, грузин, боснийцев, а также выходцев с Северного Кавказа, которых нацисты без особого энтузиазма завербовали после огромных потерь на русском фронте в 1942 году, теперь из них был сформирован Восточный Антикоммунистический легион вермахта. Судя по всему, никто из них не говорил ни по-немецки, ни по-французски. Они приказали Фрэнсису и другим выйти из машины, бегло просмотрели предъявленные ими удостоверения личности, разрешения на работу и талоны на питание, жестом показали, что они могут ехать дальше [13]. Но едва Ренуар отпустил сцепление, подъехала вторая машина, и Фрэнсис выдохнул: «Гестапо».

Фрэнсис часто заявлял, что офицеры вермахта во Франции «крайне неспособные» [14]. Те, кого отбирали для поддержания порядка в этом регионе, в основном во французских деревнях, редко относились к самым толковым из немцев, и он заметил, что многие из них больше всего заботились о своей финансовой выгоде – за каждый арест им полагались «призовые деньги» [15]. Как-то раз на вокзале Авиньона, когда офицеры слишком пристально изучали его бумаги, Фрэнсис прикусил губу и выплюнул немного крови на платформу, покашляв. «Мне быстро вернули документы и отправили дальше», – со смехом рассказывал он позже [16]. Действительно, истории о некомпетентности нацистов во Франции были многочисленными, и некоторые из них вполне достоверными, но вот если Фрэнсису пришлось по-настоящему понервничать, так это в тот день, когда он и другой участник Сопротивления были задержаны на пятнадцать минут специально обученными войсками СС. В тот раз солдаты упомянули, что неподалеку сбили американский бомбардировщик и теперь ищут команду. Машина Фрэнсиса была чудовищно перегружена, и один из солдат наклонился, чтобы штыком проткнуть заднее сиденье. «Вы же не думаете, что мы зашили экипаж бомбардировщика внутрь сидений?» – пошутил спутник Фрэнсиса. Через несколько минут они уже были в пути, солдаты не заметили, что багажник был «настолько загружен оружием и взрывчаткой, что задняя часть машины проседала» [17]. С учетом такого опыта Фрэнсис и теперь оставался весьма спокойным. Позже он утверждал, что никогда не был способен «идентифицировать страх» внутри и в любом случае чрезвычайно практично полагал, что «обычно это преимущество, которое не следует терять из-за предчувствия, что сейчас нечто этакое произойдет» [18].