Я - борец! Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс - Страница 19

Повисшую паузу я заполнил предложением:

— Давай я форму наберу, и тогда отметим по чуть-чуть?

— Когда это ещё будет, — вздохнул Гена.

— Скоро, Ген, скоро! Давай сегодня по гречке «ударим»?

— Давай! — вздохнув, согласился товарищ. — Ты завтра серьёзно собрался на субботник?

— Собрался, — кивнул я.

— Дела… — протянул Гена.

Подходя к общежитию, мы невольно встали в очередь — почему-то все пытались попасть внутрь именно сейчас.

— Успели до двадцати трёх, а то бы закрылось, — прокомментировал Гена.

— А как ты хотел пиво попить, если до 23:00? — спросил я.

— Далее тариф через шоколадку. Ну или лезть с тыла по трубе в окно через Мухтарыча.

— Под пивом карабкаться куда-то — такое себе. Что за Мухтарыч?

— Армен Мухатарян, второй этаж, 205 комната, двадцать пять копеек вход через окно после полуночи.

— Серьёзный бизнес, — улыбнулся я.

— Бизнес? — не понял Гена.

— От английского «бизи» — занят, типа коммерческая деятельность, — перевёл я.

— Бизи, — усмехнулся Гена, смотря в начало очереди.

А я вспомнил неприятное, вспомнил время, в котором понравится ребятам типа Лара и его компании, да и озвученный Мухтарыч найдёт чем заняться. А видимо нам — как будущим инженерам, придётся чинить радиоприёмники и магнитолы в автомобилях с телевизорами, которые никогда не переведутся. Чинить в новоиспечённых салонах, куда будут ездить все, и бандиты, и менты, а директором будет кто-то типа Мухатаряна.

— Эй, здравствуй, брат, как сам? — послышался голос из-за спины.

И мы обернулись. За нами стоял невысокий лысоватый кругленький чернявый паренёк с широким носом и маленькими глазками. Из-под расстёгнутой рубахи виднелся чёрноватый подшёрсток, который молодой человек начинал брить в районе шеи и линии носа.

— Здорова, Армен, — подал ему руку Гена.

— Здорова-здорова, — пожали ему руку в ответ.

— Привет, — улыбнулся я.

— Саша, дорогой! Когда два рубля отдашь? — спросил у меня Армен.

«Накликали, походу, горе-коммерсанта…»

— А я у тебя занимал? — уточнил я.

— Конечно, на прошлой неделе, через моё окно ходил.

— Восемь раз на прошлой неделе? — спросил я, бегло подсчитав.

— Ну да, пять на той, три на этой.

Я похлопал по карманам, извлекая ту самую мятую пятёрку ещё с поезда.

— У тебя трёшка будет сдачи? — спросил, протягивая будущему коммерсанту бумажку.

— Конечно будет, брат, — и Армен достал из своего кармана пачку рублёвых купюр и отсчитал мне трёшку. — Заходи, если что, я тебе всегда рад.

— Нет, думаю, больше не понадобится, — помотал я головой.

— Весь год надобилось, а больше нет? Не поверю никогда, — заулыбался Армен. — Я тебе даже как постоянному могу скидку делать!

— А чего раньше не делал? — вмешался Гена.

— Ситуация изменилась, Саша Медведев долги начал отдавать, праздник просто! — улыбнулся тот в ответ.

Мы больше не общались с молодым коммерсантом, проходя через турникет в общежитие, но и должником ему быть я не хотел. Пускай вход и был нелегальным, но с такими людьми лучше не иметь ничего общего.

В общаге царила тишина, комендантский час действовал вовсю. А я шёл наверх по лестнице, думая о своём.

— Можно было его на три буквы послать, если ты не планируешь больше через его окно ходить, — начал разговор Гена.

— Можно было, — кивнул я. — Но я другой человек, и должником всяким упырям быть не хочу.

— Хм… — протянул товарищ.

— Так стоп, я тут многим должен? — вдруг осенило меня.

— Я за тобой не шибко-то следил. Не могу сказать, но знаю, что занимал, да.

— Ну и зачем? Мы же мажоры! У нас же деньги родители присылали.

— В первые две недели они ещё есть, а потом, как говорится, кончались, — резюмировал мой собеседник.

— Медведев, Медведев… — проговорил я, подходя к триста тринадцатой двери, вытаскивая ключ и вставляя его в замок.

Выходило так, что Саша был большой проблемой в первую очередь именно для себя. Ладно, вводные, конечно, не самые лучшие, но всё можно исправить, если планомерно с этим работать.

Кровать на пружинах с ватным матрасом, покрытая простынёй, оказалась несказанно удобнее полки в поезде. Я накрылся ватным одеялом, облачённым в ситцевый голубоватый пододеяльник с ромбовидным отверстием посередине, и закрыл глаза.

Повернувшись на бок и подбив подушку, я попытался уснуть, хотя было непривычно из-за скрипа пружин при каждом движении. Ну ничего, завтра раздобуду машинное масло и смажу всё это дело.

Однако просто перейти в утро не получилось. Я даже уснул ненадолго, но ночью в дверь тихо и настойчиво постучали. За окном было темно и тихо. Стук повторился.

Не одеваясь, в одних трусах и майке, я направился к двери и не спеша повернул чёрную барашку замка.

— О, Саш, а Гену позови, — зашептали мне в лицо.

Передо мной стояли две невысокие стройные девочки — рыженькая и светленькая. Ослепительно юны — как раз моего нынешнего возраста. Обе в клетчатых халатиках, на ногах такие же клетчатые тапочки. Улыбчивые, задорные и без всяческой косметики и уж тем более без новомодных среди молодёжи моего времени сделанных утиных губ. Вот только в этом времени возраст так называемого полового согласия с восемнадцати, а не с шестнадцати. И надо с этим делом поаккуратней. Опять же в СССР нет секса, а есть любовь…

— И вам доброй ночи, — произнёс я и зашёл внутрь, жестом приглашая их следом, позвав товарища по комнате. — Ген, к тебе пришли.

— А? — не понял он спросонья, смотря то на меня, то на девиц.

— Ген, пойдём, там на пятом этаже ребята собираются — гитара, пиво…

— Ночь же, заведующая задницы нам надерёт? — высказался Гена.

— Не надерёт, мы матрасами окно и дверь завешаем, — запротестовала рыженькая.

— Это… — произнёс Гена, глядя на меня, потом на девчонок. — А Саню?

— Мальчики, ну это же у Витьки будет «Перекрёст». А Витка Сашу после последнего случая видеть не хочет. Так что, Саш, без обид?

— Да какие обиды. Идите, отдохните там за меня, — пожав плечами, ответил я.

Конечно, было интересно, что такого Саша Медведев сделал Вите Перекрёсту, что его больше не зовут на пятый этаж. Но посиделки с гитарой, скорее всего, затянутся до утра, а утром — субботник, потом поездка… Будь я шестнадцатилетним раздолбаем, рванул бы наверх, даже если там не рады. Наладил бы отношения. Но моя цель выше сиюминутных радостей. Это как построить коммунизм в одном отдельно взятом теле.

А сон должен быть обязательно в тёмное время суток — мелатонин сам себя не выделит. Именно со сна и питания начинается режим спортсмена.

— Точно всё нормально? — спросил Гена.

— Да-да, не парься! — буркнул я.

— Что? — переспросил он.

— Не волнуйся, говорю. Я хоть посплю нормально.

Гена ушёл с перешёптывающимися девушками, прикрыв за собой дверь. Я честно попытался переместиться в завтрашний день, но, как и в поезде с проводницей, которая нарочно меня проигнорировала, отношение к «бывшему» Саше Медведеву меня смутило.

«Решать, так решать…» — подумал я.

Приподнявшись с постели, ткнул ноги в тапочки, накинул штаны — не в трусах же идти — и сделал шаг к двери. Как раз в этот момент в неё снова постучали.

— Открыто, — сказал я, замерши на полпути.

Дверь отворилась. Передо мной стояла Светлана — в строгом синем платье в белый горошек, подол ниже колен, туфлях и с чёрной сумочкой.

— О, привет, — удивился я.

— Зайду? — спросила она.

Я кивнул, включил свет и пропустил гостью в комнату.

— Ты один? А Гена где?

— У тебя к Гене вопрос какой-то? — парировал я, чтобы не врать про девочек в халатиках.

— Нет, Саш, я именно к тебе, — решительно проговорила она.

— Ну заходи, буду рад. Чай согреть? — спросил я машинально. В прошлой жизни меня не зря звали «чайным мастером», но здесь ещё предстояло обзавестись своим чайником.

— Нет, я ненадолго.

— Добро.

Я зашёл в комнату, подошёл к своей кровати, в два движения заправил одеяло, ловко сложив его пополам в воздухе и жестом предложил Свете присесть. Затем так же аккуратно привёл в порядок Генкину кровать — чтобы не выглядеть окончательным неряхой перед ночной гостьей.