Я - борец! Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс - Страница 16

— Так ты и так знаешь, — пожал плечами Гена.

Отлично, блин! Это я один тут балбес, а мой товарищ по спорту оказывается в шоколаде.

— Вы сейчас, наверно, снова на тренировки? Тунеядствовать?

— Ну не «тунеядствовать», чего ты так сразу, — начал оправдываться Гена. — Кроме того, когда спорт вредил труду и учёбе?

Она не успела ему ничего ответить, потому что высказался я:

— Ну, видимо, как раз в нашем случае, точнее сказать, в моём. Ты, Ген, иди, я, наверное, задержусь. Свет, будет пару минут?

— Зачем ещё? — удивилась она.

— Как зачем? — парировал я. — Ты же студорг, тебе же важно из балбесов нормальных ребят делать. Так вот, я, кажется, готов!

— Чего вдруг? Карикатуры мои на тебя так подействовали?

— Не спорю, талантливо, но нет. У меня просто цель появилась, хочешь расскажу, какая?

— Мне это должно быть интересно?

— Ну, отчислят меня или нет — интересно же?

— Да, потому что ты своими результатами нам все показатели портишь. А если отчислят, то мы вообще на самое дно улетим.

Какие я там показатели Свете портил, я не знал и знать не очень-то хотел. Однако иногда планы партии и коллектива идут рука об руку с планами молодых спортсменов. Остаётся только все точки над «ё» поставить, и Света была как раз та, с кем я это мог сделать.

— Ну, это-то понятно, но я бы хотел обсудить этапы, как из меня человека будем делать. Мы можем поговорить об этом не на лестнице, а спокойно, где-нибудь ещё, в моей или в твоей комнате, например?

Светлана округлила глаза.

Я не оправдывался, не юлил, я просто шёл по её же скрипту.

Удивлён был и Гена. Он, обернувшись, направился вниз, зачем-то мне подмигнув напоследок.

— Ну, пойдём, будем думать про твой последний шанс! — произнесла она и пошла наверх, словно меня и не было, маня мой взгляд качающейся юбкой и стройностью вышагивающих по ступеням ног…

Глава 8

Обещание

Общага оживала, начиная свой шумный круговорот — вечернюю студенческую жизнь.

За окнами лестничных проёмов медленно гасло июньское небо, окрашенное в багряные тона заката. Внизу, в холле, кипела жизнь: хлопала входная дверь, скрипел турникет, пропускавший студентов одного за другим, гремели голоса — кто-то спорил о новом фильме «Пираты XX века», кто-то обсуждал завтрашний концерт в ДК «Октябрь».

Вахтёрша, сидя на своём боевом посту, недовольно покрикивала на опоздавших, но при этом умудрялась каждому сказать пару слов — то про передачу «В мире животных», то про свежий номер «Комсомольской правды». Она знала всех в лицо, помнила, кто из какого города приехал, и даже помнила, кто в каком кружке занимается.

А я стоял на лестнице и наблюдал за ней — за Светланой. Хмурая, светловолосая, в синем платьице в белый горошек, она шла, прижимая к груди папки с бумагами. Наверное, комсомольские отчеты или списки для завтрашнего субботника. Шестнадцать лет… Что с меня взять? Уровень гормонов другой, голова забита не тем чем надо. Но сейчас я понимал — надо брать себя в руки. Не хочу стать тем, кем стал Саша Медведев — раздолбаем, который предпочитает кратковременный комфорт вместо серьезных перспектив.

Она поднялась на третий этаж и остановилась у двери с номером «301». Достала ключ — не из сумки, не из кармана, а с шеи, где он висел на простой бечевке.

«Ну и ну…» — подумал я. — «У всех нормальных людей есть сумки, портфели, хоть какие-то карманы! А у неё — ключ на веревочке, как варежки у первоклашек. Может, с ней и правда что-то не так? Или это такой комсомольский максимализм — ничего лишнего, всё по-спартански?»

Комната оказалась удивительно чистой. Ни пылинки, ни соринки — будто не студенческое жильё, а образцово-показательный уголок из журнала «Работница». Две кровати с зелеными одеялами, точно такие же, как у нас в блоке, одна не застелена — видимо, соседка на практике. Алый линолеум на полу, посередине — стол с чернильными пятнами, а рядом один-единственный деревянный стул, явно доставшийся от какого-то списанного институтского имущества.

Мы разулись у входа. Я остался в носках, а Света надела клетчатые тапки на резиновой подошве.

— Ну, Саша, — начала она, садясь на кровать и жестом предлагая мне стул, — чем наш сегодняшний разговор будет отличаться от всех предыдущих?

Голос у неё был ровный, но в глазах читалось: «Опять ты со своими отговорками…»

— Слушай, — начал я, — ты, наверное, уже мозоль на языке натёрла, разговаривая со мной.

По её лицу я понял — попал в точку. Саша Медведев, судя по всему, вечно мямлил что-то невнятное, оправдывался, юлил. А тут — бац! — сам начал разговор.

— Но давай в последний раз и как в первый — всё по-честному, всё проговорим.

— Да, я устала с тобой биться, — вздохнула Света. — Тебе что в лоб, что по лбу — всё едино.

— Вот! Я как раз об этом. Свет, есть листочек и ручка?

— Зачем тебе?

— Записывать свои проблемы. А то, понимаешь ли, спортивная голова — много в ней не держится.

— Саш, ты себя вообще слышишь? — вспыхнула она. — Какая спортивная голова? Вон Гена Губанов — он спортсмен, нет-нет да и с дружинниками на патруль ходит. А ты? Ты просто за ним, как хвостик, волочишься!

Но, несмотря на гнев, она достала из ящика стола двойной тетрадный листок в клетку и синюю шариковую ручку «Союз».

«Ну что ж…» — подумал я. — «Значит, пора хвосту махать собакой.»

Я развернул листок и крупно написал:

«Я, Александр Медведев, обязуюсь отчислиться из Вороновского приборостроительного техникума по собственному желанию, если в течение месяца не исправлю ситуацию по следующим направлениям: »

Показал Светлане.

— Ну, какие у меня проблемы? Давай с главных!

— Как будто ты сам не знаешь? — она явно не верила в мою искренность.

— Ты говори, я записываю. Потом листок останется у тебя — как гарантия.

И на бумаге одна за другой появились проблемы Саши Медведева:

Успеваемость. Отставание по ключевым предметам, отказ от дополнительных занятий с преподавателями («А зачем? Родители договорятся…»).Посещаемость. Систематические прогулы, «свободное расписание» по собственному усмотрению. Социальная активность. Полное игнорирование общественной жизни: ни комсомольских собраний, ни стенгазет, ни помощи в организации «Агитбригады». Бытовые условия. Вечный бардак в комнате, уклонение от графиков уборки. Даже Гена, который в целом парень неплохой, начал перенимать мои дурные привычки.

— И самое главное, Саш, — Света посмотрела на меня строго, — ты же ни к чему не стремишься. Вот скажи мне честно: кем ты себя видишь через пять лет?

И что тут ответить идейной комсомолке? Что мечтаю стать космонавтом? Блин…

Я отложил ручку, подписал листок и поставил дату: 3 июня 1983 года.

— Короче, Свет, начну с конца. Себя на данном этапе я вижу спортсменом, потом — служба в армии, а после — работа в ДЮСШ или школе. Понял, что технарь — не моё.

Она хотела перебить, но я поднял руку:

— Дай договорить. Давай посмотрим на ситуацию со стороны: Саша Медведев с его родителями совершил ошибку. Его устроили в техникум, «выгнав» из школы, а все проблемы замазывались деньгами и связями. Не открыто, но все же.

По её взгляду я понял — попал в яблочко.

— Но, как ты верно заметила, спортсмен из меня пока никакой. Получается шахматная вилка: Саша не может учиться, потому что это «не его», но и пойти против воли родителей — тоже не может.

Я перевел дух.

— Торжественно клянусь: исправлю оценки, начну ходить на пары, в общественной жизни участвовать буду, бардак устраним. Но мне нужна твоя помощь.

— Какая ещё? — устало спросила Света.

— Мне как воздух нужна работа. Настоящая.

— А что ты умеешь?

— А разве на производствах не учат? Вот ты где работаешь?

— В цехе, намотчицей трансформаторов. Но тебя туда не возьмут — ты парень…