Я - борец! Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс - Страница 15

— Какая тема? — переспросил Дима.

— Хорошая тема. Всё не приборы собирать, — дополнил я.

— Там разрядникам совсем хорошо, если в сборную можно попасть — все дороги для спортсмена открыты. А чего ты в сборную Ворона по борьбе не попросишься? — спросил меня Дима.

— Попрошусь, только вот форму наберу, — ответил я. — Массу наесть надо, а то техника вроде есть, а силы нет.

— Пацаны, а давайте с нами тренироваться? Мы вас по боксу подтянем, а вы нас по борьбе? А то сейчас каждый второй, кто не батан, либо борется, либо боксирует. Боксёров мы всех знаем, а вот с борцами может конфуз выйти, как с вами сегодня, — вдруг предложил Дмитрий.

— Не, я как бы не против, — начал я. — А чё, ты сам в секцию по борьбе не пойдёшь, она же бесплатная?

— Бесплатная… Но батя мой — КМСник по боксу в прошлом, говорит, чтоб меня в борьбе не было, не уважает он её почему-то. Ну или хочет, чтобы я не рассеивал потенциал.

— Понятно, бывает такое, когда родители хотят, чтобы дети доделали их дела, — поддержал я.

— И не говори. Диме за второе место по городу дома так досталось… — поддакнул Пётр и тут же получил затрещину от своего лидера.

— Не болтай за едой! — буркнул Дима.

— Сочувствую. Да, давай тренить вместе, когда будет получаться, — согласился я и тут понял, что не могу дать ему свой номер телефона, не могу дать ник соцсети, а ребята вроде бы по ощущениям неплохие. — Мы в общаге технаря живём, триста тринадцатая комната.

— Отлично, — кивнул Дима, и мы продолжили есть и болтать ни о чём и обо всём.

Так не бывает — даже мелькнуло у меня в голове. Вот еще совсем недавно мы шли драться на стадион, и вот мы чуть ли не собираемся тренироваться вместе. Однако ощущалось именно это. Дима — лидер компании, явно противящийся желанию отца, через силу занимался боксом и благодаря упрямому характеру и хорошей генетике однозначно преуспел, а его пацаны Семён и Пётр гордились столь сильным другом-лидером и всячески его поддерживали. Хотя в начале мне показалось, что он их прям подавляет, но в ходе болтовни за обеденным сдвинутым столом сомнения развеялись. Все мы порой выполняем чью-то чужую программу, забывая про свои желания и стремления, часто теряя себя и обрастая совершенно чуждыми себе масками.

Попрощавшись с пацанами, мы снова пошли в общагу.

— Круто ты его раскатал в борьбе, — начал Гена. — Но по боксу он бы тебя уделал! Факт!

— Конечно уделал бы, — улыбнулся я. — А знаешь, кто меня ещё бы уделал?

— Кто? — заинтересовался Генка.

— Десятилетняя девочка-третьеразрядница по шахматам в шахматном матче. А пловец — в бассейне, а бегун — на дорожке. Невозможно быть сильнее всех, Ген, можно затягивать играющих с тобой играть на твоих правилах.

— Глубокомысленно, — кивнул Гена.

В общаге я первым делом разобрал свои вещи для вечерней борьбы и был неприятно удивлён: вместо какой-либо куртки для самбо или дзюдо я увидел большеразмерный пиджак без пуговиц со срезанными шевронами и тряпочным серым от времени и грязи поясом, по сути сложенными вместе лоскутами ткани и прошитыми. Я наклонился и даже узнал рисунок.

Ну, нет же! — не поверил я в своих мыслях и, подойдя к кровати, приподнял одеяло. Полосочки на простынях были очень похожи.

— Ген, а я что, пояс из простыни сшил? — удивлённо спросил я.

— Не только ты, но и я, — ответил Гена.

— А боремся мы в старых школьных пиджаках оверсайз?

— Про «оверсайз» не понял, но пиджаки да, старые школьные!

— Скажи, а нормальную форму купить в городе можно? — спросил я.

— В спорттоварах никогда нет. Единственный способ — либо в Воронеж ехать, там искать, либо турнир по борьбе выигрывать. За первое место дают иногда призовые куртки, обувь-борцовки, по боксу перчатки могут дать, хотя они в магазине тоже есть.

— А швейные мастерские тут есть? Реально отшить форму?

— Не знаю, — пожал плечами Гена.

— Просто два-три раза в день надо тренироваться, чтобы получилось что-то.

— Ты так через неделю сдохнешь! — скептически выдал Гена.

— Это если питанием и сном злоупотреблять. Вот по-хорошему из нашего сегодняшнего обеда надо было гарнир убрать или поменять его на злаковые, гречку например, и чтоб котлета была двойная. Компот, конечно, вкусный, но там сахар, что не способствует метаболизму. На воду можно заменить или чай — зелёный или чёрный, антиоксидант. И таких пунктов питания 4–5 в день делать.

— Саш, пять на 50 копеек будет два с полтиной рубля в день, умножаем на тридцать один день — получаем семьдесят пять рублей в месяц только на питание. Стипендия, я тебе напомню, которую мы с тобой можем не получить, — 25 рублей, из них 5 уходит на аренду и коммуналку. Благо и мне, и тебе родители присылают.

— Да мы с тобой мажоры, — дошло до меня.

— Кто? — не понял Гена.

— Тунеядцы, сидящие на плечах богатых родителей, — перевёл я.

— Ну, как сказать… — выдал Гена.

— Да как ни скажи, — вздохнул я, садясь на кровать и беря верхнюю тетрадь из своей стопки. — Короче, у нас выбор: либо учиться и выходить на стипендию, либо подрабатывать по ночам, потому что без денег не прогрессируем в спорте!

— Легко сказать — учиться. Ты наших преподавателей видел? Они же древнее мумий фараонов.

— Братух, тебя пугают задачи, потому что они большие. Давай раздробим их на мелкие и ежедневно будем их решать. У нас с тобой к новой неделе надо подготовиться за выходные, чтобы всех удивить учёбой и прогрессом в общественной деятельности. Мы из мажоров-троечников должны с тобой стать передовиками-спортсменами, тогда и стипендию не потеряем, и сможем направиться к мечте.

— А у тебя, Саш, что за мечта?

— У меня?.. — задумался я. — Я за всё хорошее против всего плохого. Хочу, чтобы Союз не распался, хочу, чтобы дружба народов везде была, а не махровый национализм. За то, что мы школы и заводы с больницами по всему Союзу строили и не закрывали!

— Мы — это кто?

— Советские люди, Ген. Короче, то что из нас хороших электронщиков не будет — это не беда, но вот то, что мы можем свою жизнь профукать из-за лени и прокрастинации, это прям проблема.

— Последнее слово переведи.

— Прокрастинация — это лень в важных вопросах. Надо тебе, к примеру, форму постирать, а ты залипаешь… — я хотел сказать «в смартфон», но поправился, — В телевизор.

— Которого нет. Даже приёмник на кухне сломался, и завхоз его уже неделю чинит, — зачем-то сообщил Гена.

— Мы с тобой на шее у родителей сидим, а не пользуемся благами великого и могучего наследия советских людей. А могли бы социальные лифты умнее использовать, — закончил я мысль, которая, впрочем, несколько разнилась с тем, что я говорил до тренировки на стадионе. Но на то мы и разумные люди, чтобы под грузом новых обстоятельств принимать новые решения.

— Ты никак в партию задумал? — хитро прищурившись, спросил меня Гена.

— Может, и задумал, — улыбнулся я.

Но дело шло к вечеру, и мы снова собирались идти, но на этот раз в подвал к Фёдору Кузьмичу.

Выйдя из комнаты и закрыв за собой дверь на простой ключ, мы спускались по лестнице, как вдруг нам навстречу вышла светловолосая и голубоглазая, веснушчатая девушка с пачкой папок под мышкой. Голубое платье в горошек, подол по колено, чёрные туфли на маленьком каблуке…

— О! Губанов и Медведев, вас-то мне и надо, — громко произнесла она.

— Света, не начинай, а? — взмолился Гена.

— У тебя, Геннадий, то всё не так плохо, а вот у Медведева… — протянула она, выдержав паузу, — Лабораторные работы не сданы, тройки и неуды по всем предметам, в деканате грозятся поднять вопрос об отчислении за неуспеваемость.

— А, ты, наверное, та самая Света, что на нас карикатуры рисует? — догадался я.

— Она самая, — подтвердил Гена.

— Рисую, потому что все должны знать, как не надо жить! А ещё потому что я ваша староста и старшая на этаже!

— Ген, а ты не говорил, что у тебя с лабораторными всё в порядке, а у меня нет? — удивился я.