Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 2 - Дюма Александр - Страница 15

– Там какая-то женщина, государь, – сказал г-н де Шуазель.

– Это девушка, которую я приняла к себе на службу, – объяснила дофина.

– Мадемуазель де Таверне, – заметил зоркий Шуазель.

– Вот как! – произнес король. – Значит, Таверне живут у вас здесь?

– Только мадемуазель де Таверне, государь.

– Прелестная девушка. Она служит у вас…

– Чтицей.

– Превосходно, – отвечал король, не отводя взгляда от забранного решеткой окна, в которое выглядывала без всякой задней мысли и не подозревая, что за ней наблюдают, м-ль де Таверне, еще бледная после болезни.

– Как она бледна! – воскликнул г-н де Шуазель.

– Она едва не задохнулась тридцать первого мая, герцог.

– В самом деле? Бедняжка! – сказал король. – Этот Биньон заслуживает наказания.

– Она поправилась? – поспешно спросил г-н де Шуазель.

– Слава богу, да, герцог.

– А! – произнес король. – Вот она и убежала.

– Должно быть, узнала ваше величество, она очень застенчива.

– Давно она у вас?

– Со вчерашнего дня, государь; как только я здесь устроилась, я пригласила ее приехать.

– Унылое здесь жилье для красивой девицы, – заметил Людовик XV. – Этот чертов Габриель сделал досадный промах: он не подумал о том, что деревья разрастутся и заслонят все окна служб, так что внутри станет темно.

– Да нет же, государь, уверяю вас, там вполне уютно.

– Быть не может, – возразил Людовик XV.

– Не угодно ли вашему величеству убедиться самолично? – предложила дофина, весьма чувствительная к такой чести, как посещение короля.

– Пожалуй. Шуазель, вы с нами?

– Уже два часа, государь. В половине третьего у меня заседание парламента. Пора возвращаться в Версаль.

– Что поделаешь! Поезжайте, герцог, поезжайте и нагоните страху на черные мантии. Дофина, будьте любезны, покажите мне малые апартаменты. Я без ума от интерьеров.

– Идите с нами, господин Мик, – обратилась дофина к архитектору, – у вас будет случай услышать суждения его величества, а он так прекрасно во всем разбирается.

Король пошел первым, дофина следом.

Минуя вход во дворы, они взошли на небольшое крыльцо, которое вело в часовню.

Налево была дверь ее, направо – простая прямая лестница, ведущая в коридор, в который выходят квартиры.

– Кто здесь живет? – спросил Людовик XV.

– Пока еще никто, государь.

– Однако же в дверях первого апартамента торчит ключ?

– Ах да, правда: сегодня мадемуазель де Таверне переезжает и устраивается на новом месте.

– То есть здесь? – уточнил король, кивая на дверь.

– Да, государь.

– Она сейчас у себя? Тогда не будем входить.

– Государь, она только что вышла; я видела ее под навесом в малом дворе, на который выходят поварни.

– Тогда покажите мне ее покои в качестве образца.

– Если вам угодно, – отвечала дофина.

И она через переднюю и два кабинета ввела короля в единственную спальню.

Там уже была расставлена кое-какая мебель; внимание короля привлекли книги, клавесин, а более всего – огромный букет великолепных цветов, которые м-ль де Таверне поставила в японскую вазу.

– Ах! – сказал король. – Какие прекрасные цветы! А вы хотите переделать сад… Кто же снабжает ваших людей такими цветами? Надеюсь, их приберегли и на вашу долю?

– В самом деле, букет красив.

– Садовник балует мадемуазель де Таверне… Кто здешний садовник?

– Не знаю, государь. Цветы мне поставляет господин де Жюсьё.

Король с любопытством оглядел все помещение, еще раз выглянул из окна во двор и удалился.

Его величество прошествовал по парку и вернулся в Большой Трианон; там ждали его экипажи: после обеда, с трех до шести вечера, назначена была охота в каретах.

Дофин по-прежнему измерял солнце.

81. Затевается заговор

Пока король, желая до конца успокоить г-на де Шуазеля и с пользой провести время, прогуливался по Трианону в ожидании охоты, замок Люсьенна превратился в пункт сбора испуганных заговорщиков, которые во всю прыть слетались к г-же Дюбарри, словно птицы, почуявшие запах пороха.

Жан и маршал де Ришелье долго мерили друг друга яростными взглядами; тем не менее они первые сорвались с места.

Прочие же – обычные фавориты, сперва прельщенные мнимой опалой Шуазелей, а затем безмерно напуганные вернувшейся к нему милостью, – машинально, поскольку министр уехал и угодничать перед ним было нельзя, потянулись назад, в Люсьенну, чтобы посмотреть, достаточно ли крепко дерево и нельзя ли на него карабкаться, как прежде.

Г-жа Дюбарри, утомленная своей дипломатией и ее обманчивым успехом, вкушала послеобеденный сон, и тут во двор с шумом и грохотом, словно ураган, въехала карета Ришелье.

– Хозяйка Дюбарри спит, – не двигаясь с места, объявил Самор.

Жан, не щадя роскошных вышивок, покрывавших платье губернатора, дал негритенку такого пинка, что тот покатился на ковер.

Самор истошно завизжал.

Прибежала Шон.

– Злобное чудовище, зачем вы бьете малыша! – возмутилась она.

– А вас я в порошок сотру, – отвечал на это Жан, сверкая глазами, – если вы сейчас же не разбудите графиню.

Но будить графиню не пришлось: по тому, как вопил Самор и как гремел голос виконта, она почувствовала, что стряслось несчастье, и прибежала, завернувшись в пеньюар.

– Что случилось? – тревожно спросила она, видя, что Жан во весь рост растянулся на софе, чтобы успокоить разлившуюся желчь, а маршал даже не поцеловал ей руку.

– Что? Что? – откликнулся Жан. – Опять этот Шуазель, черт бы его разорвал!

– Как – опять!

– Да, и более чем когда бы то ни было, чтоб мне провалиться!

– Что вы хотите сказать?

– Господин виконт Дюбарри прав, – подхватил Ришелье, – герцог де Шуазель в самом деле торжествует более чем когда бы то ни было.

Графиня извлекла из-за корсажа королевскую записку.

– А как же вот это? – с улыбкой произнесла она.

– Хорошо ли вы прочли, графиня? – спросил маршал.

– Ну, герцог, я умею читать, – ответила г-жа Дюбарри.

– Не сомневаюсь в этом, сударыня, но позвольте мне тоже глянуть в письмо!

– Разумеется, читайте.

Герцог взял листок, развернул его и прочел:

– Здесь все ясно? – спросила графиня.

– Куда уж яснее, – с гримасой отвечал маршал.

– Так в чем же дело? – полюбопытствовал Жан.

– Дело в том, что победа ожидает нас завтра, ничто еще не потеряно.

– Как это завтра? – вскричала графиня. – Да ведь король написал это вчера. Завтра означает сегодня.

– Простите, сударыня, – возразил герцог, – дата не указана, следовательно, завтра – это и есть завтра, день, который наступит вслед за тем днем, когда вам угодно будет видеть господина Шуазеля поверженным. На улице Гранж-Бательер, в сотне шагов от моего дома, есть кабачок, и на вывеске этого кабачка написано красной краской: «В кредит торгуют завтра». Завтра – значит никогда.

– Король посмеялся над нами, – яростно произнес Жан.

– Не может быть, – вымолвила ошеломленная графиня, – не может быть, такие уловки недостойны…

– Ах, сударыня, его величество весьма любит пошутить, – заметил Ришелье.

– Он мне за это заплатит, – с еле сдерживаемым гневом продолжала графиня.

– В сущности, графиня, не следует сердиться на короля, не следует обвинять его величество в подлоге или жульничестве; нет, король выполнил то, что обещал.

– Бросьте! – воскликнул Жан, с вульгарностью передернув плечами.

– Что он обещал? – возопила графиня. – Отблагодарить Шуазеля?

– Вот именно, сударыня; я сам слышал, как его величество на другой же день благодарил герцога за его услуги. Это слово можно понимать двояко: по правилам дипломатии каждый выбирает тот смысл, какой ему больше по душе; вы выбрали свой, а король свой. А посему не стоит даже спорить о том, когда наступит завтра; по вашему мнению, король должен был исполнить обещание именно сегодня – что ж, он сдержал слово. Я сам слышал, как он произносил слова благодарности.