Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 2 - Дюма Александр - Страница 14

– Толковали о каком-то письме…

– Это розыгрыш со стороны короля, – возразил Шуазель, метя этой фразой прямо в Жана, который почти уже не владел собой.

– Превосходно! Превосходно! – повторил маршал, вернувшись к виконту, как только Шуазель исчез и не мог больше его видеть.

Король спустился по лестнице, подозвал герцога и велел следовать за ним.

– Э, да нас провели! – сказал маршал Жану.

– Куда они едут?

– В Малый Трианон потешаться над нами.

– О дьявол! – пробормотал Жан. – Ах, простите, господин маршал.

– Теперь моя очередь, – объявил тот, – и поглядим, чьи возможности надежней – мои или графини.

80. Малый Трианон

Когда Людовик XIV построил Версаль и, видя огромные гостиные, полные стражи, прихожие, полные придворных, коридоры и антресоли, полные лакеев, понял, какие неудобства сопряжены с величием, он сказал себе, что Версаль воплотил собой именно то, что он, Людовик XIV, замыслил, а Мансар, Лебрен и Ленотр[12] исполнили: это обиталище Бога, но отнюдь не жилище человека.

Тогда великий король, который в часы досуга был человеком, велел построить Трианон, где мог перевести дух и пожить без посторонних глаз. Но меч Ахилла, утомлявший временами самого Пелида, оказался для его наследника-мирмидонянина[13] воистину неподъемной ношей.

Трианон, этот уменьшенный Версаль, показался все-таки чересчур помпезным Людовику XV, и он велел архитектору Габриелю выстроить Малый Трианон, павильон в шестьдесят квадратных футов.

Слева от Большого Трианона возвели невыразительное, лишенное украшений строение квадратной формы: там жили слуги и домочадцы. В здании было приблизительно десять господских апартаментов, а также место для пятидесяти слуг. Это здание цело и поныне. В нем два этажа да чердак. Первый этаж отделен от леса замощенным рвом; все окна обоих этажей забраны решетками. На Трианон выходит ряд окон длинного коридора, похожего на монастырский.

Восемь или девять дверей ведут из этого коридора в апартаменты, из коих каждый представляет собой переднюю, два кабинета направо и налево от передней, а далее одна или две спальни с низкими потолками, выходящие во внутренний двор.

Выше этажом расположены поварни.

Под крышей – комнаты для челяди.

Это и есть Малый Трианон.

Добавьте сюда часовню на расстоянии двадцати туазов от замка – ее мы здесь описывать не будем, поскольку в этом нет никакой нужды; следует еще заметить, что разместиться в этом замке может, как сказали бы мы сегодня, только одна семья.

Топография, следовательно, такова: замок, окнами фасада глядящий на парк и в лес, а левой стороной обращенный к службам, которые глядят на него окнами коридоров и кухонь, забранными частой решеткой.

Из Большого Трианона, которым Людовик XV пользовался в торжественных случаях, можно попасть в Малый через огород, расположенный между двумя резиденциями, – надо только перейти деревянный мостик.

В этот огород, он же и фруктовый сад, который был разбит по проекту и трудами самого Лакентина[14], повел Людовик XV г-на де Шуазеля, едва они прибыли в Малый Трианон после тяжких утренних трудов, о коих мы уже рассказали. Король жаждал показать министру усовершенствования, введенные им в новом обиталище дофина и дофины.

Г-н де Шуазель всем восхищался, все сопровождал замечаниями, исполненными истинно придворной прозорливости; он выслушал короля, рассказавшего ему, что Малый Трианон день ото дня становится все красивее и жить в нем все уютнее, и сам заметил в ответ, что это воистину семейное пристанище его величества.

– Дофина еще немного дичится, – сказал король, – как все молоденькие немки; она хорошо говорит по-французски, но стесняется легкого акцента, по которому французское ухо распознает австрийское происхождение. В Трианоне она услышит только друзей, а сама подаст голос только в том случае, если ей будет угодно.

– И вскоре она прекрасно заговорит. Я уже заметил, – изрек г-н де Шуазель, – что ее королевское высочество – само совершенство, и нет таких достоинств, коих ей недоставало бы.

По дороге путешественники обнаружили дофина; он стоял на лужайке и измерял высоту солнца.

Г-н де Шуазель отвесил ему очень низкий поклон, но поскольку принц промолчал, то и он промолчал тоже.

Король довольно громко, так, чтобы внук мог его слышать, произнес:

– Людовик у нас ученый, но напрасно он ломает себе голову над науками: это огорчит его жену.

– Нисколько, – отозвался нежный женский голос из-за кустов.

И навстречу королю выбежала дофина, беседовавшая с каким-то мужчиной, у которого обе руки были полным-полны бумаг, циркулей и карандашей.

– Государь, – сказала принцесса, – это господин Мик, мой архитектор.

– А, вы тоже страдаете этой болезнью, сударыня? – воскликнул король.

– Государь, эта болезнь у нас семейная.

– Хотите что-нибудь построить?

– Хочу переделать этот старый парк, который на всех нагоняет скуку.

– Дочь моя, не слишком ли громко вы это говорите? Дофин вас услышит.

– Мы с ним уже уговорились, – возразила принцесса.

– Скучать вместе?

– Нет, искать развлечений.

– И что же вы намерены строить, ваше королевское высочество? – осведомился г-н де Шуазель.

– Я хочу переделать этот сад в парк, господин герцог.

– Бедный Ленотр! – заметил король.

– Ленотр был великий человек, государь, но он делал то, что любили в его время, а я люблю…

– Что же любите вы, сударыня?

– Природу.

– А, как философы.

– Или англичане.

– Ну-ка повторите это при Шуазеле: он объявит вам войну. Он бросит против вас шестьдесят четыре линейных корабля и сорок фрегатов своего кузена господина де Пралена.

– Государь, – сказала дофина, – я закажу эскиз природного парка господину Роберу[15], искуснейшему на свете мастеру по части таких проектов.

– Что вы называете природными парками? – спросил король. – Я полагал, что деревья и цветы, а также и фрукты, в том числе те, что я сорвал по дороге, имеют отношение к природе.

– Государь, вы можете гулять здесь хоть сто лет, перед собой вы всегда будете видеть только прямые аллеи, или рощи, вычерченные под углом в сорок пять градусов, как выражается господин дофин, или пруды, сочетающиеся с газонами, кои находятся в сочетании с перспективами, или с деревьями, высаженными в шахматном порядке, или с террасами.

– Что за беда? Разве это некрасиво?

– Это противоречит природе.

– Вот ведь какая любительница природы на нашу голову! – не столько весело, сколько добродушно заметил король. – Поглядим, во что вы превратите мой Трианон.

– Здесь будут ручьи, каскады, мостики, гроты, скалы, леса, лощины, домики, горы, луга.

– Для кукол? – спросил король.

– Увы, государь, для нас – когда мы станем королем и королевой, – отвечала принцесса, не замечая румянца, покрывшего щеки ее августейшего деда, и не отдавая себе отчета в том, что предрекает ужасную правду.

– Значит, вы все тут разрушите. Но что же вы воздвигнете?

– Я сохраню то, что создано природой.

– Вот как! Недурно было бы еще в этих лесах и на этих реках расселить ваших слуг, как каких-нибудь гуронов, эскимосов или гренландцев. Они жили бы здесь естественной жизнью, а господин Руссо звал бы их детьми природы… Сделайте это, дочь моя, и энциклопедисты благословят вас.

– Государь, но слугам будет холодно?

– А где же вы их поселите, если все снесете? Не во дворце же: там и для вас двоих насилу места хватит.

– Государь, службы я оставлю в неприкосновенности.

И дофина кивнула на окна коридора, который мы описали.

– Кого я там вижу? – спросил король, приставляя ладони козырьком к глазам.