«На границе тучи ходят хмуро» или «партизан» - Найтов Комбат - Страница 16

– То есть на «вашей территории» продолжают действовать ячейки АК? – переспросил Пономаренко.

– Да, товарищ бригадный комиссар, действуют. Пока у нас нет возможности прекратить их деятельность. Готовимся сделать это, но, для этого требуется отвлечь значительные силы, а непосредственной опасности они не представляют. Только гипотетически.

– Как-как вы сказали?

– В виде гипотезы. Основное население области их не поддерживает. Возврата к старым границам они не допустят. Это требуется учесть во время переговоров с «союзниками» и панской Польшей.

– Насколько реально ваше заявление, товарищ Соколов? – переспросил Сталин.

– Я думаю, и товарищ Пономаренко не даст мне соврать: более 70 процентов населения Гродненской области не видят своего будущего без СССР. За время, прошедшее после установления Советской власти, сделано очень много, чтобы приблизить уровень жизни на западной границе в общесоюзному. И товарища Пономаренко в республике помнят. Поэтому, несмотря на вероятное ослабление результативности действий партизанских соединений на территории республики, я поддерживаю предложение бригадного комиссара Пономаренко, что дальнейшее развитие партизанского движения должно больше обезопасить население республики. А мы, боевики, обеспечим рост потерь личного состава Вермахта и его тыловых соединений в интересах всей Красной Армии. Мы – постараемся не допустить снижения уровня потерь немцев на нашей территории.

– Нам кажется, что это – правильное решение, товарищ Соколов. – удовлетворенно заключил товарищ Сталин. Берия был недоволен. Но высказываться против мнения Верховного он не стал. Других забот хватало.

Высказанное на совещании мнение подразумевало то обстоятельство, что отныне нас начнут снабжать боеприпасами в полном объеме, хотя особых надежд на «чудесное улучшение» условий поставок попросту не было. Я заикнулся о том, что немцы ударят на юге, по моему мнению, но на меня зашикали, и пришлось повторить это уже на встрече со Сталиным после совещания. Сталин охотно общался с командирами шести партизанских соединений Ленинградской области, Брянской, Витебской, Пинской (со стороны УССР), Могилевской и Гродненской областей. Остальные прилететь в Москву на это совещание не успели, и встречались с Наркомом Обороны чуть позже. Полет в Москву был достаточно серьезным испытанием, как для экипажа транспортника, так и для командования бригад. В воздухе доминировали Люфтваффе, а не «сталинские соколы». А в районе фронта свирепствовала немецкая зенитная артиллерия. Я поднял вопрос о том, что снабжение могло быть и лучше организовано, тем более, что мы, партизаны Белоруссии, подготовили и передали в Центр много своих собственных разработок, включая новые вооружения и минно-взрывные устройства, но до сих пор ответа наших промышленников нет.

– Наша промышленность только разворачивается в местах новой дислокации. Мы держим это на контроле, товарищ Соколов, и обещаем вам, что в течение этого года партизаны начнут получать боеприпасы и снаряжение в полном объеме.

– С одним маленьким замечанием, товарищ Сталин: если не пропустим удар на юге.

– Откуда у Вас такое убеждение, что удар будет там, а не на Москву, товарищ Соколов?

– Мы наблюдаем за железными дорогами, товарищ Сталин. По докладам наших наблюдателей, большое количество штурмовых орудий 75 мм прошло Варшаву, но не появилось ни в Минске, не в Вильно. Соответственно, немцы не усиливают соединения на Центральном, Западном, Северо-западном и Ленинградском фронтах. Остается только юг, сведений о котором наша бригада не имеет. Но немецкие пехотные подразделения, которых генерал фон дем Бах привлек к противопартизанской борьбе, сняты с мест дислокаций и отправлены на юг к Курску и Харькову. Да и конфигурация фронта там позволяет быстро провести ликвидацию Изюм-Барвенковского выступа, нарастить силы и двинуться вглубь нашей страны к нефти Кавказа и к Волге. Это – мое мнение, основанное на анализе ситуации и разведданных.

– Вы можете это доказать?

– Соответствующие шифровки в адрес II отдела НКГБ нами были отосланы, но ответов мы пока не получили.

– Мне докладывали об этом, но руководство Генерального штаба считает это дезинформацией немцев. – сказал Сталин.

– Если бы мои разведчики работали на противника, товарищ Сталин, я бы по Кремлю не ходил. За мою голову дают 100 000 рейхсмарок, земельный надел, большое количество скота, и не в генерал-губернаторстве и восточных гау, а в Германии.

– Не слишком убедительно, товарищ Соколов, ваши наблюдатели могут работать на противника даже не подозревая об этом. Чем еще можете подтвердить свои выводы?

– Мои наблюдатели в Варшаве доложили, что немцы усилили бронирование за счет навесной брони танков Т-3 и Т-4, причем, у Т-3 снята башня и установлено 75-мм орудие с длиной ствола в 40 калибров. У Т-4 заменено орудие на аналогичное, видели машины и с более длинным стволом. Ну и самое главное: на корме всех машин установлены два воздушных фильтра, довольно больших, что говорит о том, что их планируется применять там, где много пыли. А вот прошлогодняя их новинка: более широкие гусеницы, более не применяются, что однозначно указывает, что все новые поставки техники пойдут на юг, где нет болот и слабых грунтов, но много пыли.

– Об этом мы с вами поговорим подробнее после совещания, товарищ Соколов. – ответил Сталин и переключился на разговор с другими участниками встречи. Мне передали записку от Пономаренко, в которой говорилось о том, чтобы я подготовил «доказательства». Но, кроме некоторых дат, когда об этом было отправлено сообщение в II отдел, у меня с собой ничего не было. Такие бумаги просто так в карманах не лежат. Пономаренко, чуть позже, помог мне связаться с Павлом Анатольевичем и вызвал его в Кремль. Встреча проходила в Ореховом зале дворца, пока мы переходили оттуда к кабинету Сталина, Пономаренко успел переброситься несколькими словами с Иосифом Виссарионовичем, и тот разрешил дождаться Судоплатова. Павел Анатольевич передал Верховному папку с моими донесениями.

– Фамилия и должность вашего наблюдателя? И как он оказался в Варшаве?

– Капитан Мазур, помпотех первого разведывательного батальона 59-го танкового полка 29-й танковой дивизии. Взаимодействовал с 86-м погранотрядом в районе Августовского канала. Попал в плен, бежал под Варшавой, поляк, в настоящее время работает путевым обходчиком на станции Прага.

– И как же вы с ним связываетесь?

– Он из Гродно, там у него семья. Его жена – наша связная. 59-й полк базировался в Гродно до войны.

– А в обходчики как попал?

– Родственники жены помогли, плюс, «Кузьмич» кое-какие связи там имеет по партийной линии.

– А вы, товарищ Соколов, член партии? – Я, было, собрался сказать о том, что не знаю, где находится мой партбилет, но за меня ответил Судоплатов, который воспользовался тем, что я на несколько секунд задумался: как ответить на вопрос Сталина.

– Коммунист Соколов, товарищ Сталин, с конца 40-го года до начала войны находился на задании по линии III-го отдела, контрразведка, по легенде числился беспартийным. Так было легче завязать необходимые знакомства в среде белополяков. Его партбилет в Москве на хранении, перевезен из Минска в июне 1941 года.

Сталин недовольно посмотрел на Судоплатова, видимо хотел, чтобы я сам ответил на этот вопрос. Оно и понятно, речь шла о том, что могло повлиять на всю кампанию 1942-го года. Наверняка, пока ждал нас в кабинете, поинтересовался: кто-есть-кто товарищ Соколов, и не ведется ли тут особая игра. Есть в чем засомневаться! Но оправдываться я не стал.

– Вы считаете, что этим донесениям можно верить? – переспросил меня Сталин.

– Я стараюсь направлять в Центр только проверенную информацию. Капитан Мазур рассчитал, что наши основные противотанковые пушки 19-К, 21-К и 53-К пробить даже бортовую броню новых танков и штурмовых орудий не смогут. Просил напомнить, что в Подлипках в 1940 году проходило испытания зенитное орудие с длиной ствола 3000 мм/66,5 калибра. Орудие имело индекс 80-К. Его дульной энергии хватит, чтобы бороться с новыми танками. Казенная часть там не менялась, то есть переход на новое орудие можно осуществить без остановки производства.