«На границе тучи ходят хмуро» или «партизан» - Найтов Комбат - Страница 17

Сталин усмехнулся, он, по-прежнему, считал, что мы, обжегшись на молоке, дуем на воду.

– Эти «новые» танки в ходе зимней кампании нигде не применялись, товарищ Соколов. Это похоже на дезинформацию.

– Товарищ Сталин, полностью достоверных данных у меня нет, но недооценка противника слишком дорого обошлась нам в прошлом году. Проще перестраховаться и удлинить стволы у противотанковой артиллерии, чем вновь оказаться в ситуации прошлого года, когда пехоте было нечем оставить танки, и когда против 600 танков 3-й танковой группы действовал один 292-й артиллерийский полк с одной противотанковой батареей на 50-тикилометровом участке фронта.

Сталин в упор уставился на меня.

– Откуда у вас такие сведения?

– У меня в отряде, с самого его основания, служат красноармейцы 128-й стрелковой дивизии и пограничники 107-го погранотряда, которые оборонялись напротив Сувалковского выступа.

– Понятно, товарищ Соколов, еще Суворов говорил, что за одного битого двух небитых дают. Хорошо воюют?

– Не жалуюсь, товарищ Сталин.

– Мы учтем ваше мнение по поводу вероятного направления немецкого удара. Проведем дополнительный анализ ситуации. – выражение лица у него было недовольным, о чем не преминул мне сказать Судоплатов, которого выпроводили из кабинета вместе со мной. Пономаренко Сталин оставил в кабинете.

– Говорил же я тебе, что лучше бы ты там сидел, чем…

– Сам же вызвал!

– А ты что, догадаться не мог, что не стоит тебе сюда летать! Я-то начальству отказать не могу! А теперь всех против себя восстановил: и Берия бурчит, что ты его не поддержал, а теперь и Сам на тебя зуб поимел.

– А он-то с чего? Он, что ли, дивизии в одну линию вытягивал? Гениев у нас в Генштабе и без него хватает.

– Он уже отвечал на этот вопрос: «Других у нас нет! Используем тех, кого имеем». Давай-ка на аэродром, и перелетай ближе к линии фронта. Держи записку.

Но на аэродроме меня уже ждал новый комиссар отряда: товарищ Федоренко, по всей видимости, имеющий неограниченные полномочия от ЦШПД. На мой роток решили накинуть платок.

Глава 11. Конфликт с ЦШПД

Перелетели в район Торопца, в Дашково. Дмитрий Иванович, вновь назначенный комиссар, все стремится меня разговорить, а настроения никакого нет, отвечать на его вопросы совсем не хочется. И менять что-либо в отряде я не рвусь, не к чему все это! Через несколько месяцев все эти распоряжения и указы отменят, не выйдет из этого ничего хорошего, Крым это покажет. Но пока линию фронта не пересекли, я, естественно, ему ничего не говорил. О том, как устроена бригада он узнает на месте.

По прилету ознакомил его со своими приказами.

– Дмитрий Иванович, должности «комиссар бригады» в штатном расписании не существует. В тылу противника без единоначалия делать нечего. Обязанности заместителя командира бригады по политической части исполняет Шостка Адам, по партийной кличке «Егор Кузьмич», местный лесник, и старый член КП(б)ЗБ, подпольщик с огромным стажем. У меня к нему никаких претензий нет. Поэтому предлагаю занять должность его заместителя. Вы в бригаде никого не знаете, вас – тоже никто не знает. Вам предстоит делом и с оружием в руках доказать личному составу, что вы – партизан-политработник, достойный войти в штаб бригады. Вас хотя бы пользоваться оружием обучили? Вы же абсолютно гражданский человек, а хотите вместе со мной планировать и проводить операции. Подпись под приказами ставить. А это – совсем не простое занятие! Согласны, значит остаетесь в бригаде, не согласны, следующим бортом вылетаете обратно в распоряжение ЦШПД.

– Я буду жаловаться!

– Кому и как?

– У меня есть приказ Центрального Штаба Партизанского Движения!

– Мы ему не подчиняемся, это гвардейская отдельная стрелковая бригада особого назначения НКВД. Мое руководство вас не назначало. У вас есть подпись Судоплатова под приказом? Нет! А мы входим в состав войск Особой Группы при НКВД. Штатное расписание утверждалось Наркомом. Вы видите в нем «свою должность»?

– Нет.

– Принимайте решение, товарищ Федоренко. Могу предложить вам компромиссное решение: поселим вас в отдельной землянке, на которой повесим табличку «Представитель центрального штаба партизанского движения тов. Федоренко Д.И.», ко ли исполнять другие обязанности вы не в состоянии.

– Я на партийной работе 22 года!

– Это – хорошо, но здесь требуются несколько иные навыки и умения. Здесь – тыл противника, а не зал заседаний. Агитацию здесь ведут несколько иными методами, не по газетам и протоколам съездов, а с оружием в руках. И в этих условиях я, как командир бригады, требовал и буду требовать ото всех полного и безоговорочного подчинения моим приказам. И это – не обсуждается.

– Но есть Указ Президиума Верховного Совета СССР о введении института военных комиссаров во всех частях и соединениях РККА.

– Я за чужие ошибки отвечать не собираюсь. Бригада была сформирована до этого Указа, и вошла в состав НКВД как готовое боеспособное соединение. Её штатное расписание утверждено уже после публикации оного. И я его менять ради вас не буду. Вам все понятно?

– С вами мне все понятно: это – бонапартизм и мания величия. Отправляйте меня обратно!

– Отправим, но пока посидите под арестом.

– Это еще почему?

– Мой бонапартизм подсказывает мне, что политработник, отказывающийся воевать с немцами, представляет опасность для бригады. Здесь воюют все, а кто не может воевать, тот работает на предприятиях и в хозяйствах. Бесплатно здесь никого не кормят. Арестованные тоже работают, зарабатывая себе на хлеб. Часовой!

Услышав, что я зову часового Дмитрий Иванович побледнел, что-то залепетал, но было уже поздно, я свое решение принял и уже его не изменю. Возможно, что это будет иметь последствия в дальнейшем, да и черт с ним. Ему предлагали несколько вариантов, как войти в отряд и занять достойное место, не захотел, а держать возле себя стукача – еще более опасное занятие, чем разыграть козыри прямо сейчас.

В общем, прав был Судоплатов, требуется сидеть на месте ровно и не дергаться, а я себя «великим партизаном» вообразил. Дескать, прилечу, лично Сталину скажу, что надо делать и все потечет по-другому. Не вышло, только сам себе лишнюю головную боль придумал. Не приспособлен я к этим условиям и условностям. Позволяю себе лишнего ляпнуть, да еще и на непонятном для местных жителей языке. По личному делу образование у меня никакое, чуть ли не ЦПШ, а словечки такие знаю, что Пономаренко, а он не самый необразованный в ЦК партии, как ни как кандидат технических наук или даже доктор, точно не помню, переспрашивает что я такое умное сказал. Короче, прокол на проколе. Больше я в Москву не «ездец», иначе маленький пушистый северный зверек подберется. Сейчас я им нужен, но времена могут и поменяться, и тогда надобность во мне отпадет.

В общем, после четырех дней отсутствия, включился в работу. Основное занятие – «почкование», отравляем специальные группы в места новой дислокации с целью подготовить их к размещению более крупных подразделений. В Рудницких лесах наша разведка встретилась с группой «дяди Федора», передали ему продовольствие, новые батареи для рации и боеприпасы. Но, «дядя Федор отходит из неприветливого места: найти общий язык с местным населением не удалось, и он отходит к Вилейкам.

Здесь необходимо дать некоторую историческую справку: самоназвание Литва, Литовское княжество и Великое Княжество Литовское к «литовцам» никакого отношения не имеет. Речь идет о Литовско-русском государстве, Полоцком княжестве, где говорили на русском языке. «Литвы» жили западнее и были данниками Полоцка, а немного позже были полностью завоеваны им. До конца семнадцатого века государственным языком этого государства был русский язык. Затем его сменил польский, так как в Польше и Литве правили Гедеминовичи, и они образовали Речь Посполитую. Ту самую, что простиралась от моря до моря. С 1386 года обоими государствами правили представители одной династии, поэтому удалось заключить такой союз и создать довольно большое королевство.