Братик (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 29

Глава 15

Событие сорок третье

Пока сотника Ляпунова лечили или мучили, второй сотник сложа руки не сидел. Скрябину быстренько забинтовали ухо, и он пошёл, пусть и чуть пошатываясь, свои должностные обязанности исполнять. Об этом Юрию Васильевичу монах написал, когда дело уже закончилось.

Скрябин выслал две группы в разведку. В каждой по десять человек. И все двадцать — это лучники. Десяток конный был отправлен к Перемышлю по дороге… Да одна в этой глуши дорога, по ней в провокационный набег только сходили, по ней крымчаки преследовали русских, и по ней же, понеся серьёзные потери, отступили. Теперь по этой же дороге, идущей вдоль берега Оки, десяток конных лучников должен был проследовать за татаровьями и понять, а чего супостаты теперь будут делать. И что там с Перемышлем? Может пока они тут наскоки устраивали небольшой городок уже спалили крымчаки или штурмом взяли.

Второй десяток был из пешцев. Ну, все прибыли конно и оружно, но десяток местных спешили, и они со своими или трофейными луками отправились по лесу в том же направлении. Скрябин предположил, что хоть татары пешим войском и не воюют, но, получив по носу, вполне могут часть людей спешить и по лесу отправить в тыл неизвестному воинству, заманившему их в засаду.

Оба десятка натолкнулись на татар почти сразу. Те явно выслали такие же разведывательные отряды, при этом соизмеримые по численности. Закончились стычки по-разному. Конные разведчики заметили врага первыми, они сделали первый залп и пока татары доставали стрелы и натягивали луки ещё один. Успех был так себе, один убитый конь и пара раненых всадников. Меткость же монгольских конных лучников, которые стреляли, управляя конём коленями, и забрасывающие стрелы на сотню метров, и меткость крымчаков, судя по результату их первых выстрелов, оказалась несопоставимой. Ни одна стрела ни в кого не попала. Русские стрельнули в третий раз, и опять быстрее противника. Ещё один раненый у татар, и они, развернув коней, бросились наутёк. У калужцев, в результате последнего залпа крымчаков, образовался один раненый, стрела попала в ногу десятника. Покричав вдогонку татарам обидные слова про маму, разведчики решили вернуться. Во-первых, раненый есть, а во-вторых, решили они на коротком совещании, что маловато будет. Нужно было два десятка отправлять, тогда результат этой стычки был бы совсем иным.

У лесных разведчиков сложилось по-другому. Всё же русский люд более привычен к лесам. Десятником был назначен боевой холоп или послужилиц Пахом Бабкин, который был известным в Калуге охотником. Он по крикам сорок заполошным вовремя определил, что навстречу им люди движутся. Распределив воев цепочкой, Пахом поставил их за большие деревья, а сам, чуть пробежавшись, зашёл во фланг движущимся плотной кучкой татарам. Договорились разведчики, что первым стреляет Пахом и при этом громко чего-нибудь кричит про способы размножения крымчаков. Ясно, что татаровья должны повернуться к засаде в профиль и дать время калужцам основательно выцелить потенциальную жертву.

Сработал этот нехитрый тактический план на твёрдую четвёрку. Пахом первой же стрелой ранил одного из крымчаков, а когда те, как и было запланировано, отреагировали на «сектым» и, развернувшись, побежали к Бабкину, в них полетели стрелы из-за стволов деревьев. Трое были убиты и трое ранены. Надо было оставшимся, бросив раненых,тикать, но те решили тоже пострелять. Ещё двое раненых. Только после этого единственный уцелевший напролом бросился бежать на юг.

— Ребя, у них там лошади! — проорал десятник. — Добейте раненых и за мной!

Прокричав это, Пахом двинулся короткими перебежками от дерева к дереву вслед за драпанувшим крымчаком. Через пару минут он понял, что хоронится зря. Никакой подлости беглец не задумал, он целенаправленно двигался к оставленным лошадям, спешил видимо доложить сыну крымского хана царевичу Имин-Гирею, что «всё пропало, шеф, гипс снимают, клиент уезжает». Охотник ускорился. И поспел как раз к тому моменту, как татарин выскочил на опушку, где были оставлены лошади. Правда оказалось, что кроме четвероногих там и двое двуногих ожидают. Крича на своём гортанном наречии, беглец поспешил к лошадям, а двое ожидавших его соплеменника стали связывать уздечки лошадей так, чтобы их всех за собой утащить.

Тут-то Пахом и вылетел на опушку, продравшись сквозь заросли лещины. Он вскинул лук и первой же стрелой ссадил с каурого рослого жеребца беглеца. Пока занятые непростой работой татары его не заметили Бабкин успел и вторую стрелу отправить в убийственный полет. С третьим крымчаком они выстрелили одновременно и оба попали. Пахому стрела пробила кожаный нагрудник и неглубоко застряла в правом плече. Сам же охотник оказался удачливее, его стрела вошла в солнечное сплетение крымчака и тот свалился на земли стеная и извиваясь. Натянуть лук с таким ранением десятник уже не мог, он выхватил засопожник, подбежал к татарину и перерезал ему горло.

Через пять минут закончив собирать трофеи с крымчаков к сидящему на трупе врага Бабину подоспели и остальные вои его десятка. Распределив коней, они вернулись по дороге к засеке и доложили Скрябину.

А тот как раз решал, разумно ли высылать сразу два десятка по дороге к Перемышлю, как предложили остальные разведчики. Тем более и лучников у него не лишку было. Ну, а тут сразу готовый десяток. Пахома отправили в медпункт, а пешцы разобрали своих лошадей и присоединились к конным разведчикам.

Когда операцию по извлечению стрелы Бабину проводили, брат Михаил и чиркнул на планшете краткую выжимку из двух разведок для князя Углицкого.

— Нужно и в тыл пару человек послать, — распорядился Юрий Васильевич, — надобно поторопить ополчение. Ну как распорядился? Ляпунов раненый валяется, а Скрябин ускакал. Пришлось десятника Ивана Козла старшим поставить и поручить ему озаботиться связью с ополчением.

Событие сорок четвёртое

Тимофей Скрябин сам вторую разведку возглавил. При этом у Юрия Васильевича ещё и пистоль выпросил. Мол, стрелец из него так себе, лук в руках держал, но давненько, а с пищалью на коне — смех и грех. Брат Михаил дождался кивка Борового, показал сотнику как колесцовый замок работает, сам зарядил и пальцем погрозил калужцу, ежели помрёшь, то кому отдай, чтобы князю вернули.

Тимофей сильно помирать не стремился, ухмыльнулся, но пообещал фряжскую штуковину назад привезть, али передать.

За ними навалили снова елок, перегораживая проход, и двадцать всадников, дворян в основном, вновь по дороге на Перемышль двинулись. Держались ближе к лесу и ещё вперёд для уверенности троих выставив на самых резвых конях. Авангард этот был в пределах видимости и ежели те драпать начнут, то у остальных будет время стрелу на тетиву наложить и натянуть лук.

Проехали с половину версты и ничего пока. Ещё столь же протрусили, сильно не разгоняясь. Лошадки для бегства не запалённые нужны. Нет басурман. Следующую версту уже совсем медленно пробирались. А нет никого, вымерла дорога. Она не прямая, как та же стрела, нет, дорога точно следовала изгибам Оки и петляла прилично. Потому, каждый раз Скрябин ждал, что вон из-за того поворота сейчас вал татаровей выскочит и с гиканьем помчится на них саблями над головой вращая. Нету. Значит, вон из-за того. И опять никого.

Оно если беду кликать, то чего бы ей не явиться. Явилась и на этот раз.

Правильно сделали, что впереди разведки ещё разведку выслали. Как раз Ока очередную загибулину отмочила и первая тройка скрылась за поворотом дороги. И сразу снова показались, орут чего-то и руками машут. Ну, не медведя увидели явно. Опять татаровья пожаловали.

— Приготовиться! — гаркнул Скрябин и чуть трясущимися от нетерпения руками досыпал порох на полку из пороховницы или натруски пороховой. Вои луки натянули и ждут, когда крымчаки из-за поворота покажутся. До него саженей двадцать — двадцать пять, не промахнуться.