Братик (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 28

В это время его отвлёк удар по руке веткой сосны. Молодой татарин с вислыми усами спрыгнул с коня на толстые ветки сосны прямо перед Юрием Васильевичем и провалился до земли, но почти сразу подтянулся и вскарабкался на ствол. Приготовился прыгнуть на раскрывшего рот князя Углицкого. Ветка мешала, та, что хлестана по руке Артемия Васильевича. Она крымчаку в районе пояса дорогу преграждала. Боровой отшатнулся в паре метров всего от него оскаленная рожа, даже белые, сверкающие на темном лице, зубы пересчитать можно.

Его дернули за другую руку сзади, Боровой оглянулся, монах совал ему в лицо почти заряженный и взведённый пистоль. От избытка адреналина Юрий его чуть не выронил, принимая. Хорошо, палец под скобу уже успел сунуть. Не соображая толком и паникуя, Юрий дёрнул пистоль вверх и чуть не одновременно с этим потянул за спусковой крючок. Облако белого дыма вспухло перед носом, а отдача в этот раз всё же спросила отрока с колоды, которую они утром на берегу отыскали. Здесь у реки веками видно привалы устраивали, и кто-то озаботился поставил колоду, чтобы дровишки для костра сподручней рубить было. Пригодилась и для другого дела.

Брат Михаил, не церемонясь схватил его за шиворот, приподнял и потащил с огневой позиции, и первые несколько шагов Юрий шёл за ним. Но тут вспомнил, кто он, и где он. Уперся. Монах при этом продолжал тянуть отрока за воротник казакина. Шёлк. Скользкая материя. Воротник выскользнул, и Юрий упал назад, сплюнул и стал подниматься, и углядел. Из плеча брата Михаила стрела торчала с красными перышками. Мысли сразу в голове крутанулась, что он как раз монаху по плечо, не упал, так точно в головёнку его глухую залетела. Хирургическая операция такая по восстановления слуховой коры. С лоботомией.

В это время над головой свистнула ещё одна стрела. Боровой крутнул головой. Не попал он в вёрткого белозубого татарина. Тот теперь стоял на стволе сосны и пускал стрелы в своего обидчика. Юрий боднул головой монаха, заваливая его на землю, а то точно ещё одну стрелу поймает, на этот раз глазом или ухом. В руке у брата Михаила был мушкет хранцузский. Юрий Васильевич вырвал его из рук монаха и схватил с шеи берендейку. Заряжать мушкет ни лёжа, ни сидя невозможно, пришлось встать, забрать из второй руки монаха шомпол и попытаться зарядить. Татарин мог в это время тридцать три раза его убить, но видимо на что-то отвлёкся. Теперь пыж, теперь пулю, теперь порох на полку. А теперь поднять трясущимися руками восьмикилограммовую дуру. Зажать под мышкой и навести на снова обратившего на него внимания степняка. Тот натягивал уже лук. Бабах. Облако дыма шибануло в нос. Ну и гадость… эта ваша заливная рабы. Ветер приличный с реки и облако пахнущего преисподней дыма скоро снесло. Татарина на стволе сосны не было.

Событие сорок второе

Тимофей Михайлович Ляпунов устало присел на землю. Точнее было, упал на эту холодную, затоптанную сапогами землю. Упал и накололся задом на сосновые иголки. Но даже не поморщился. Сил не хватило. Да и что это за боль, вот плечо, из которого торчит обломок стрелы, действительно болит, а иголки в заднице, такая мелочь. Стрела мешала дышать. Нужно же воздух в себя набрать, при этом грудь поднимается, и стрела в ране дёргать начинает.

— Отбились, — сотник чуть затуманенными глазами посмотрел на Тимофея Скрябина, — Не до того было. Как у вас получилось?

Калужец в крови был, она и сейчас ещё каплей малиновой на мочке уха набухала и срывалась потом на грудь или плечо.

— Как посмотреть. Урон малый нанесли, но и потерь не лишку. Они обозом отгородились от леса. Арбы стоят, овцы пасутся. Пастухи с кнутами — вся защита. Пока через них пробились в основном войске приготовиться успели. Мы заслон первый сбили. А дальше стрелы полетели. Я развернул воев. Чего зря помирать. Мне вон пол уха стрелой оторвало. Козырев у меня на глазах слетел с коня. Там остался.

Кто такой Козырев Тимофей Михайлович не знал, но перекрестился, прошептав «царствие небесное». Хороший видно воин, раз отдельно о нём сотник калужцев упомянул.

— Растянулись вы, — не в укор просто вспомнил Ляпунов, как возвращались застрельщики.

— Прав Юрий Васильевич оказался, — согласно кивнул Скрябин, — Все бы поехали, лучше бы не получилось. Много их там. А теперь и не стыдно. Эвон сколь положили татаровей. К лекарю тебе надо, — мотнул головою сотник. Он залез пятернёй к себе в бороду и вытащил руку красную уже, и на бороду кровь из разорванного уха капала.

— Пойдём, вон Юрий Васильевич у камней раненых сбирает.

Ляпунов, поддерживаемый Скрябиным, поднялся и опираясь на его плечо пошёл к реке. Там у кучи больших валунов действительно мелькала ряса монаха и алый шёлковый, горящий на солнце кафтан князя Углицкого. По дороге Тимофей Михайлович несколько раз оглядывался. Завал уже, закрывающий проход из молодых елей частично растащили и послужильцы орудовали на оставленном татаровьями поле боя. Было им чем заняться. Раненых добить надо. Ускорить поганым встречу с их Аллахом. Опять же добыча знатной быть обещала. Видел и сам стрелял Ляпунов по крымцам в хороших доспехах. Сабли могут и с каменьями быть в навершии. Много полегло крымцев. И кони есть убитые и раненые, нужно их добить и разделать. Самое время сейчас мясо сварить, раненым для поддержки сил мясной бульон зайдёт.

Главная же добыча будет настоящий татарский составной лук. У половины погибших были, а полегло татаровей сотни три. Теперь, с учётом добычи и ополчения, что к вечеру должно до этих мест добраться, войско его будет грозной силой.

Князь Юрий Васильевич Углицкий перед походом успел в закрома заглянуть и несколько кувшинов хлебного вина с собой приказал взять. И пяток льняных новых простыней велел брату Михаилу прихватить. Никакого официального лекаря в войске не было. Неофициального тоже не наблюдалось. На вопрос Ляпунову, чего так, тот плечами пожал, дескать, так други помогут перевязать, ежели что, а у каждого почти есть мазь, что ещё по рецепту пращуров изготавливают в их семье веками и она помогает.

— Бардак! — нет, Артемий Васильевич об этом и раньше знал, но знать и столкнуться — разные разности. Так, что как успел, так подготовился. Даже команду дал дьяку Захарьину вместе с ополчением отправить к ним хоть одного нормального лекаря из Калуги с мазями волшебными.

Пока ополчение не подошло. Пришлось вдвоём с монахом начинать раненых обихаживать. Не долго. Сразу нашлись более продвинутые вои. Но Юрий Васильевич дело на самотёк не пустил. Требовал от добровольных медбратьев, чтобы рану сначала хлебным вином промывали. Ну, да там крепость градусов двадцать, но всё одно лучше, чем ничего.

Раненых не так и много. И у всех ранение одинаковое — чего-нибудь стрелой продырявлено. Стрелы, если они торчали из человека, обламывали и старались достать, получалось не всегда, в большинстве случаев наконечник оставался в ране. Тогда самопровозглашённый хирург Василий Зайцев из боевых холопов дворянина Лужина, разрезал рану пошире и щипцами, которые у него с собой были вытаскивал наконечник. После этого рану Юрий Васильевич сам промакивал и хлебным вином поливал. Следом монах наносил мазь и забинтовывал разрезанной на полоски простынёй.

Последними подошли к госпиталю оба сотника. Со Скрябиным долго не возились промыли рану и примотали остаток уха к голове. Не так, чтобы и много оторвано. Середина вырвана.

— Заживёт до свадьбы, — устало улыбнулся ему Боровой. Сотник губами задвигал, — Глухой я. Ну, была свадьба, так до похода на Казань заживёт.

А вот с Ляпуновым «хирург» долго возился, стрела глубоко в плечо вошла. Сотник от боли, пока Зайцев ему рану увеличивал деревяшку, в рот сунутую, всю сгрыз. А под конец даже сознание от болевого шока потерял.