Бойтесь своих желаний (СИ) - "Филантроп" - Страница 45

Все бомжи постепенно выдыхаются, жизнь гнет тебя как алюминиевый прут. Усталость и безнадежность копятся, поборот её может лишь алкоголь.

Он слеза твоего “я”, которое еще пытается умыться от грязи, а бутылки под рукой как назло нету…

На смену остальному в жизни приходит равнодушие — человеку буквально похую что с ним происходит. Хоть ногами забейте, хоть в приемник увезите, можете на лысо побрить, а лучше выпить налейте…

Мы спорим кто “чище бомж” — тот, кто спился сам, или кого жизнь обокрала? — Я бы на твоём месте… Заводит пластинку Васька-вор, а мы смеемся.

Эти “если бы” — местная валюта. Мы миллионеры упущенных возможностей.

В нашем положении прекрасно то — что все плохое уже случилось. Не надо бояться худшего, потому что дальше падать некуда.

Страх — роскошь для тех, кому есть что терять.

Бомж как солдат — всегда готов сдохнуть за просто так.

Мысленно каждый из нас уже умер.

А еще прекрасно, что работать не надо.

Мир там наверху, крутится как белка в колесе: кредиты, ипотеки, «карьерный рост».

Мой «карьерный рост» — это найти картон потолще под жопу…

Зачем трудиться, если можно просто забраться на своё ложе — две теплые и мягкие водяные трубы в толстой изоляции, и сладко поспать. А как высплюсь, пойду навестить друзей в заброшенное здание.

По каждому знакомому бомжу можно книгу написать.

Митька “синий” — ненавидит всех, но больше остальных — себя. Поражает его зависть к «имущим», ведь своё нажитое он пропил в одиночку. — Видишь того мужика и часы золотые? Бормочет тыча грязным пальцем в прохожего. — Я бы их снял… Не часы, они мне нахуй не нужны, а руки… Чтобы не носил сволочь на моих глазах…

Яшка “библиотекарь” разбирается и любит книги. Часто сокрушается, когда люди обрывают страницы — Жопу мыть надо! Биде же блядь придумали! А не книжные страницы портить! Этой стране осталось недолго!

Серега “мерин” утверждает, что все в жизни бомжи. Любого можно уволить с работы, выгнать отовсюду и выбросить на улицу.

У большинства штатских людей психология бомжей — урвал кусок, просидел сутки в теплом помещении — вот и вся жизнь!

Олеся “кривая” смотрит на Настасью и говорит — Все женщины шлюхи, кто за деньги, другие за защиту и спокойную жизнь. Нет никакой любви.

Я — Вениамин “шахматы из хлеба” самый добрый из нас и говорю — Никто добро не помнит, а если помнит — то отвечать добром на добро человеку впадлу. Хочется верить, что жизнь воздаст каждому…

Федька “прагматичный” — наш философ. Говорит — мы не такие как всё, друг друга не жрем. Сегодня ты мне носки подарил, завтра я тебя от ментов прикрою.

Еще государству полезны: на нас пенсии экономят, да и органы иногда в больнице забирают — кроме печени разумеется…

Настасья “шерстяная” бомж в третьем поколении.

Отец как полагается ушел до рождения, мать пила и водила мужиков.

Девочке наливали, а потом трахнули. И так с двенадцати лет она шла по рукам и берлогам.

Родила сына, оставила в роддоме, в следующий раз сожитель сделал ей аборт вязальной спицей. Чуть не сдохла от кровопотери, но больше детей не зачинала…

Она дружит и ходит под Стахановым, самым сильным и дерзким бродягой на районе.

Настасья из тех людей, которые норовят прилипнуть к сильным, а, впрочем, любой человек желает дружить с тем — кто в жизни поглавнее.

Чудная она женщина… Часто отломит колбаски и покурить даст.

Пугало-пугалом, а все равно живет в душе наших женщин — как бы мужика пожалеть.

Анатолию с кличкой не повезло — “моральный ущерб”.

Он в своё время попал под машину и пытался взыскать с обвиняемого за моральный ущерб, правда тот оказался человек “непростой” и Толе пришлось в качестве извинений за поцарапанную машину, переписать на потерпевшего всё имущество.

— Я теперь, как и вы — по жизни бомж. И в душе скоро бомжевать стану. Пошли они все нахрен, я их видеть не могу и слышать не желаю. Они все уроды грязные или я урод… Их всех лечить надо или меня лечить надо… Вот я и прохожу терапию… И выпил залпом пол бутылки…

Похоже сильно его бампером стукнуло…

Когда человек никто и от имени осталась кличка — ему важно осознавать себя хоть кем-то. Без этого невозможно существовать — держаться на поверхности жизни.

Букашка на воде утонет, если не построит под собой основание.

Основание бомжа — его память, биография, любовь, ненависть и комок человеческих дел. Прошлое не дает букашке, а бомж почти насекомое — не утонуть окончательно, он держится за воспоминания всеми лапками.

А там разве есть что помнить? — Родился. Хотел стать космонавтом. Стал бомжом. Финал.

Смешно? — Потому что мы еще умеем смеяться.

Правда диковатое зрелище — хохочущие бомжи. Смех похож на скрип ржавых качелей — Гха-га-га. Энергия уже не та, смех требует молодости, он показатель счастья и тупости человека. Чем звонче голос — тем лучше жизненная перспектива, а мы уже финишировали…

Смех бомжа — судороги души, которая забыла, как плакать…

Боль насмешкой стянута…

* * *

Я всегда ненавидел клетки.

Детский сад — клетка с воспитателями вместо решеток. Школа — клетка оценок и усмешек. Взрослая жизнь — клетка кредитов, офисных стульев, семейных обязательств. Страх сросся с позвоночником.

Боялся остаться без работы — поэтому ушел в предприниматели, но появилась боязнь перед крушением бизнеса и безденежьем.

Боялся страха перед болезнью детей, поэтому не заводил их.

Боялся — что жена изменит и бросит, поэтому ушел первый.

Ненавидел трудиться, труд — это принуждение. Мужчину принуждает работать государство, семья и общество. Теперь я ничего не боюсь, ведь бомжа в отличии от человека, даже Господь Бог не заставит работать.

Бомж — это эпоха!

Иногда я мечтаю…

Рассвет. Мы поднимаемся из подвалов как котята из ведра. Выбираемся на улицы, топим площади, перекрываем дороги и идём маршем свободных людей.

Все бомжи на планете — грязные, плешивые, нищие с вокзалов, базаров и рынков идут вместе с нами.

Беспризорники кидают камни в окна, инвалиды стучат костылями в ритм шагов, проститутки поют гимн, наркоманы кричат громче всех — Мы — ваше будущее! Вы все станете нами — когда иллюзии сгонят!

Митька волочит за собой расписанное одеяло — Это наше знамя! На нём кровь моей мечты! Только почему оно в желтых разводах…

Федька несет бутылку с запиской: манифест свободных — Не работать, не бояться, не мыться.

Анатолий кричит в картонный мегафон — Мы ваша совесть! Мы воняем, чтобы вы не забыли: гниём не мы, а ваши души!

Толпа бомжей достигнет пика, и мы пройдемся катком по здравому смыслу! Вот только пить бросим и обязательно выйдем…

Бухать хорошо — отвращение на минуту, а забыться можно на часы.

Потом я вдруг просыпаюсь…

Мои «войска» спят в лужах рвоты. Федька молит прохожего о сигарете. Митька крадёт у Анатолия носки. — Революция? Хриплю я, допивая теплую брагу…

А по существу мне нравится. Нет — не так, мне Нравится.

Не работать — редкое удовольствие.

Раньше я был рабом любви, денег, одобрения. Теперь свободен как ветер — разносящий мусор по пустырям. Ни один чиновник не сунет палку в колесо — потому что колеса у меня нет. Ни один работодатель не пригрозит увольнением — я уволил саму идею труда.

Новая жизнь по вкусу…

Горькому алкогольному вкусу…

Я единственный свободный человек в несвободном мире.

Я и есть тот идеальный свободный человек, о состоянии души которого мечтали лучшие философы человечества. Питаюсь скромно — но ради куска хлеба пахать не стану и подлость не совершу.

Живу без лишнего комфорта, но в ипотеку ради собачьей конуры в тридцать квадратов не влезу. Мои апартаменты — теплотрасса, подворотня, скамейка с видом на звезды. Вы платите за кондиционеры, а мне дует прохладный ветерок.