Бойтесь своих желаний (СИ) - "Филантроп" - Страница 46

Пока вы вкалываете и из кожи вылезаете, чтобы не потерять достигнутого, свободный человек идет на прогулку.

Прогулка — самое увлекательное скажу я вам, предпочитал её даже когда был богат и мог заходить в любое заведение города с ноги.

Брожу и жизнь ноздрями втягиваю.

На свалках ржавые холодильники зияют пустыми ртами, словно кричат — Мы тоже были нужны!

Речка несет окурки и обрывки чьих-то писем — Любимая, я прощу измену и куплю тебе шубу!

Манекены в дорогих костюмах смотрят и говорят глазами — Ты победил, вырвался.

Но больше всего на людей люблю смотреть.

Мужчины странные нынче. Большая часть полный отстой — озабоченные, слабые, сутулые. Это не бойцы, а продукт подчинения. При моих обстоятельствах подохли бы за неделю. Сгорбились не под тяжестью лет, а под гнетом кредитов.

Красивый мужик редок — твердое лицо, костистый подбородок, плечи как балки моста, движения с запасом как у грузовика. Я кажется был таким… От нас излучалась уверенность и превосходство.

Хорошо, что женщины не изменились… У них чаще есть на что посмотреть. Женщины — такие люди, которые имеют ценность сами по себе.

Иногда мне кажется — я святой.

Последний диссидент эпохи потребления. Не молюсь, не пощусь, не каюсь. Моя святость — отказ играть по их правилам.

Вы строите храмы из бетона в виде небоскребов, а я верю в Бога, он гораздо выше.

Утром наступает голод и холод пробирается под куртку…

— "Свобода". Напоминаю себе, выискивая в мусоре недокуренную сигарету. Это когда ты выбираешь голод между голодом и унижением.

Нюансы конечно есть…

Для бомжа заболеть уже наполовину умереть, а смерть бомжа — спектакль без зрителей.

— Сам дурак… Бормочу я, сжимаясь под ледяным ветром.

Перепил, уснул на лавочке и заморозил поясницу…

Легкие тонут в киселе из мокроты, горло запершило так — что жить перехотелось, если кашляну — кусок печени вылетит.

Даже таблетки в кармане нет… Чего и следовало ожидать от иммунитета. Ты постоянно пьешь отраву и толком не ешь, организм ослаблен…

До подвала далеко…

Из ближайшего подъезда выгнали, в поликлинике сказали — Ты не в списках живых… а в ночлежке дали таблетку и попросили тихо уйти…

Заскочить бы в дурку, но там своих девать некуда, в дурдоме людей быстро превращают в овощей, и они гниют на койках в собственных лужах мочи.

Вот, пожалуй, главный минус быть бомжом — ты смертный как муха и всем на тебя насрать, собственно, как и тебе на всех…

Чаще всего бомж умирает в отключке, отрубившимся по пьяни или отравившись суррогатным алкоголем.

Один из неплохих вариантов — ночью во сне. Засыпаешь, словно согреваешься, а утром уже окоченел.

Потом менты составляют протокол и труповозка увозит в морг.

Но раньше или поздно вызывают скорую, а фельдшера бомжей ненавидят, я их понимаю — бухой, вшивый, воняет…

Где клятва, а где зарплата… Они сами наполовину бомжи.

Кое как доковылял до подвала и своих труб, выпил пару глотков из заначки и лег спать… Температура испепеляющая, лоб жарче чем утюг…

Зато умру свободным человеком… Буду лежать тут пока крысы не съедят или жильцы не почувствуют страшную трупную вонь…

Надеюсь моя душа превратится в эфир, и энергия свободны навестит каждого жителя четырехэтажки.

Жаль мне вас — рабов своих желаний.

Я в отличии от вас умру свободным человеком…

Федька-философ как-то говорил: смерть — единственный работодатель, который платит авансом…

— Умирать необязательно… Медный голос в голове…

Вот и горячка…

— Ты свободен от телесных мук и недугов… Продолжил он…

Вот тут уже возникло два состояния… Облегчения от того — что температуру как рукой сняло и страх…

Что тут происходит!?

Глава 17

Тень на стене изгибалась, как петля на шее повешенного.

Аркадий щурился, вглядываясь в её расплывчатые контуры и затягивался сигаретой до хрипа.

После сделки с демоном, рака легких можно не бояться…

Дым клубился в форме вопросительного знака, будто сама вселенная допытывалась у него о смысле бытия…

— Плохо… Какое смешное словечко…

Усмехнулся он, обращаясь к тени как к старому армейскому товарищу. –

— Кто его выдумал? Какой-то трус, не сумевший отстоять кусок мяса и любимую женщину? Или хитрец, понявший, что проще запретить другим кусаться, чем самому отращивать клыки?

Ставленник Абаддона сжал кулак — чувствуя, как костяшки наливаются свинцовой тяжестью.

— Ломать нос куда честнее, чем калечить душу проповедями о добре. Проговорил он, вспоминая последнего мальчишку в подворотне: хруст хряща, алый фонтан из ноздрей, а в глазах страх…

Смотреть в такие глаза приятнее — чем в очи любимой женщины во время секса.

Боль — универсальный международный язык.

— Снова играешь в бога… Прошипела тень, сливаясь с пятнами плесени на стене.

— Абаддон сукин сын, вот ответь, как одна из его основных составляющих — Разве он не играет в нас?

Создал мир, где волк извиняется перед овцой, где львы молятся в церквях, а овцы учат их морали.

Юноша мог позволить себе фамильярности с архидемоном.

Аркадий знал: Абаддон ценил его не за поклоны, а за то, что в его жилах текла та же ядовитая грязь, что и в реках преисподней.

Люди плодят законы, как крысы блох — чтобы чесать свою совесть.

В животном мире слабый становится удобрением для сильного. А здесь? Почему у человека всё верх ногами.

Зачем слабых лелеют, кормят байками о “правах” и позволяют плодить себе подобных…

Рецессивных…

Аркаша выдохнул ядовитый дым с отвращением…

В кармане зашевелился ножик…

Старый и верный, вернее, чем все его прихвостни вместе взятые.

Юноша провел пальцем по острию — капля крови смешалась с ржавчиной.

— Боль — это правда… её трудно симулировать… а доброта — сладкий яд, превращающий людей в говорящих кукол… Их глаза пустые.

Я же… заставлю их чувствовать…

Где-то вдали завыла сирена милиции. Аркадий улыбнулся, представив, как эти звуки станут гимном его нового порядка.

Охх и веселое же вас время ожидает…

— Моя конституция будет писаться не чернилами, а кровью… Пообещал он себе, а тень за его спиной удовлетворенно вытянулась.

* * *

Прошлый выходной я развлекался как Бог, ой — то есть — как мог.

В магазинах одежды ломал стойки с костюмами и сшибал головы манекенам — пусть “успешные” люди ходят голышом.

Охранников в торговом центре бил до тех пор, пока их рвотные массы не сливались с узорами на плитке.

Тяжелые ботинки бьют по лицу и крошки зубной эмали застревали в подошве.

В раздевалках лапал чужих женщин, а их мужьям дарил выбор — смотреть и умирать от стыда или умирать в луже своей крови.

Большинство отдавали женщин на откуп.

Трусы.

Мелкую собаку в дорогом костюмчике пнул так — что её тушка прокувыркалась через эскалатор и хлопнулась о стену. Терпеть не могу собак, по пути домой обязательно раскидаю отраву по дворам.

Они самая яркая иллюстрация того — чем может стать благородный волк, если позволить слабым размножаться.

В кинотеатре показывают фильм ужасов. На экране — сцена убийства. Я смеюсь так громко, что зал оборачивается.

— Ложь! Кричу я и вскакиваю. — Настоящая боль звучит не так!

Вытаскиваю парня из первого ряда и ломаю указательный палец.

— Вот так звучит настоящий ужас! Запомните! Зрители побросали места и выбежали прочь…

На следующем сеансе поставил грязную обувь на макушку парню, сидящему с девушкой впереди.

Он конечно пытался возражать и корчить из себя героя, но недолго… Я быстрее сломал ему руку…

Хруст костей и вопли заглушили саундтрек.

А что касательно подруги — зачем добру пропадать?