Лимеренция (ЛП) - Долорес Х. К. - Страница 28

— Не напоминай мне о бале в честь Святого Бенедикта, — стонет Пенелопа. — У меня нет ни кавалера, ни платья.

— Моя мама работает над последним, — вмешивается Ава, — И я уверена, что буду обеспечена им в понедельник.

— Думаешь, Адриан пригласит тебя, Софи? Спрашивает Пенелопа.

Софи закатывает глаза.

— Конечно. Я надеюсь, что у меня в шкафчике будет одна роза, когда я вернусь с перерыва.

— Пожалуйста, — говорит Ава. — Зная Адриана, он, вероятно, купит тебе целый букет.

Они продолжают размышлять о том, какой впечатляющий широкий жест сделает Адриан, снимая шляпу, их теории варьируются от дорогих букетов до роз, усыпанных бриллиантами.

На бале в честь Святого Бенедикта, который проводятся только для старшеклассников Лайонсвуда или тех, кому посчастливилось получить приглашение от старшеклассников, существует простая традиция: если вы хотите пригласить кого-то на танец, вы оставляете одну розу в его шкафчике.

Это фишка Лайонсвуда, и в ней немного больше стиля.

Я не сомневаюсь, что в понедельник утром шкафчик Софи превратится в розарий, хотя не могу сказать, будет ли там роза Адриана.

Год назад они имели бы для меня идеальный смысл. Два прекрасных человека, происходящие из одной элитарной семьи со старыми деньгами. В другой жизни они бы рожали темноглазых, рыжеволосых младенцев с вьющимися волосами и чувством собственного достоинства.

В эти дни я почти уверена, что тьма, скрывающаяся за милой улыбкой Адриана, схватила бы Софи Адамс и поглотила бы ее целиком.

Словно почувствовав, что я думаю о нем, Адриан сворачивает за угол и легко шагает по коридору, наши одноклассники расступаются, как красное море, — и направляются прямо в мою сторону.

У меня сводит живот — ощущение, которое в последние дни становится все более и более знакомым.

Он придет рассказать мне, почему приложил все усилия, чтобы добиться продления срока действия эссе?

Прежде чем он успевает подойти ко мне, Софи перехватывает его, дергая за темно-синий блейзер.

— Адри!

Он смотрит на нее сверху вниз, на миллисекунду на его лице мелькает раздражение, прежде чем он маскирует его кривой улыбкой.

— Что случилось, Софи?

Софи не замечает минутного раздражения — никто не замечает, — но я начинаю становиться экспертом, когда дело доходит до распознавания трещин в маске Адриана.

— Я просто хотела увидеть тебя до начала осенних каникул, — говорит она ему. — И ты еще не сказал мне, куда твоя семья собирается на каникулы. Только не говори мне снова, что это Дубай — я буду так ревновать.

Он пожимает плечами.

— Нет, не в этот раз. Полагаю, моя мать в настоящее время выбирает между поместьем в Ноле и особняком в Нью-Йорке.

— О, это звучит заманчиво, — жеманничает Софи. — Знаешь, ты всегда можешь поехать со мной в Париж, если тебе интересно провести каникулы в каком-нибудь более экзотическом месте.

— Все в порядке, — вежливо отказывается Адриан. — Моя мать убьет меня, если я пропущу ее запланированное семейное времяпрепровождение.

Софи смеется, и я использую каждое драгоценное мгновение, пока она держит его на руках, чтобы раствориться в толпе студентов, направляющихся к выходным дверям, большинство из которых, вероятно, будут в самолетах и поездах в течение часа.

Если я прищурюсь, то смогу разглядеть пустой кампус и шесть дней без хаоса совсем рядом, и я не могу дождаться.

Глава четырнадцатая

Уверена, ничто не сможет омрачить мое хорошее настроение, когда я просыпаюсь во вторник утром, а рассвет пробивается сквозь темно-синие занавески.

Мне не нужно посещать никаких занятий.

Никаких опасных мыслей о будущем, маячащих у меня в голове.

От осуждающих взглядов не увернуться, когда я натягиваю потрепанные спортивные штаны и толстовку с капюшоном, такую большую, что она задевает верхнюю часть моих бедер.

И никаких убийц, которые улыбались бы мне, угрожая моей жизни.

Жизнь прекрасна — и если бы у меня были лишние тридцать баксов, я бы купила одну из этих футболок и объявила об этом всему миру.

Даже двухмильная прогулка до ближайшего кафе не наносит ущерба моей сердечно-сосудистой системе, как я ожидала, и никто не смотрит на меня дважды, кроме как убедиться, что я правильно заказала кофе. Приятно снова почувствовать себя невидимкой.

На обратном пути в кампус толстовка лишь частично защищает меня от осеннего холода, но тепло моего дымящегося черного кофе все еще просачивается сквозь бумажный стаканчик — и я думаю, что это может быть почти так же приятно, как в Париже, Дубае или в домике у озера на воде.

Во всяком случае, это определенно спокойнее, чем проводить осенние каникулы в Мобиле. Я была дома на одних осенних каникулах, в первом семестре моего первого курса, и глубоко сожалела об этом.

Очевидно, деньги, которые мама использовала на мой билет на самолет — взятые прямо из «денег на сигареты' Рика, — были кредитом. Рик дал мне знать об этом, когда я появилась в Мобиле, а затем всю неделю жаловался на нехватку средств.

Прошло четыре года, а он все еще не дает мне забыть о тех 338 долларах, и я приезжаю домой только на Рождество и лето.

Вот и вся отцовская ответственность, на которой настаивает мама.

Я срезаю через двор, но когда каменная дорожка разделяется надвое, мне кажется, что я подошла к развилке дорог — в буквальном смысле. Возвращаюсь ли я в свою комнату в общежитии и смотрю телевизор до тех пор, пока от яркого экрана у меня не заболит голова? Или я провожу первое утро своего перерыва продуктивно и заканчиваю работу по истории, чтобы неизбежно провести остаток перерыва за просмотром телевизора?

Это библиотека.

***

Я видела библиотеку в разных вариантах — от почти пустой до битком набитой, но ничто не сравнится с прогулкой по ее историческим деревянным полам, когда слышен только звук моих собственных шагов, отражающийся от сводчатых потолков.

Ряды учебных столов тянутся по всему первому этажу, в то время как книжные шкафы высотой в милю занимают второй и третий, некоторые полки настолько высоки, что добраться до них можно только по приставной лестнице. Насколько я знаю, библиотека является одним из старейших зданий кампуса — с очень небольшим количеством ремонтных работ, чтобы сохранить свою обширную историческую коллекцию книг. Даже средь бела дня мне кажется, что мне приходится щуриться от тусклого освещения при слабом освещении.

Я останавливаюсь у свободной стойки администратора, чтобы проверить библиотечный каталог — массивный том, такой тяжелый, что, вероятно, сломал бы пару костей, если бы я его уронила.

Я борюсь с желанием чихнуть, когда при каждом переворачивании страницы образуется облако, достаточно большое, чтобы соперничать с Пылесборником. Я почти уверена, что декан Робинс провел последнее десятилетие, умоляя мисс Джуно загрузить физический каталог в какой-нибудь цифровой интерфейс, но она отказывается.

В конце концов, я нахожу то, что ищу. Нужная мне секция находится на втором этаже. Я поднялась по винтовой лестнице из красного дерева, вытаращив глаза и вертя головой.

— Полка D, — бормочу я себе под нос. — Полка D, полка D, полка D, полка…

Я замираю на месте и дважды моргаю, чтобы убедиться, что у меня не галлюцинации.

— Адриан?

Распростертая на полу фигура напрягается, а затем поворачивается ко мне лицом, выглядя таким же удивленным, увидев меня, как и я его.

— Что ты здесь делаешь? — Его глаза сужаются, как будто это я вторгаюсь к нему. И судя по тому, как он прислонился к полке, держа раскрытую книгу у себя на коленях, он явно пробыл здесь некоторое время — так что, думаю, это я вторглась.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, внезапно теряя уверенность, как ориентироваться в таком развитии событий. Адриан — последний человек, которого я ожидала бы найти в кампусе. Иногда встречаются заблудшие преподаватели и случайные студенты, которые остаются поблизости, но не кто-то уровня Адриана.