Города гнева - Бах Влад - Страница 3

Сначала Микаэль не шел на контакт и демонстративно отворачивался, стояло мне появиться. Но спустя время, пусть и со крипом, нам удалось найти общий язык. Так я узнал – Мика не младше меня, а старше на два года, что никак не вязалось с его щуплой внешностью и низким ростом.

Чуть больше года назад Фостеры были выбраны, как «перспективные работники» по специальной программе Корпорации, обещавшей лучшие условия жизни.

Иллюзия спасения, манящая многих….

Пройдя все этапы для подтверждения соответствия ряду необходимых критериев, Фостеры стали частью обслуживающего класса Улья: отец получил место кладовщика, а мать устроилась продавщицей. Но реальность оказалась далека от обещаний. Жизнь в подземных секторах была спартанской, график работы изнуряющим, любое нарушение правил каралось мгновенно. Все, что они зарабатывали, уходило на аренду жилья, талоны на еду, лекарства и обязательные сборы.

Свобода, которую им обещали, превратилась в новую форму рабства.

Мика получал образование в одной из школ, где учатся дети рабочих, за которую его родителям тоже приходилось расплачиваться каторжным трудом. Отец часто болел, а Мика вынужденно его замещал, чтобы покрывать расходы. Заключенный контракт с Корпорацией был равносилен договору с дьяволом, но разорвать его и вернуться в нищий прозябающий Гидрополис Фостеры не решались.

– Условия там еще хуже, – пояснял Мика, пыхтя сигаретой на заднем дворе за неказистой школой.

Порой мне казалось, что он общался со мной только из-за них – чертовых сигарет, которые я таскал ему пачками, как и еду, и фрукты и многое другое, недоступное на нижних секторах. Но это было не так. Просто Мика был другим, совсем не похожим ни на кого из моего круга. Грубым, прямым, не выбирающим выражений.

– Куда уж хуже, – качнув головой, усомнился я.

Он задумчиво посмотрел на меня, выпустил струю дыма и тихо сказал:

– Знаешь, что нас с тобой отличает?

– Многое, я полагаю.

– Ты привык думать, что мир принадлежит тебе, потому что никогда не видел ничего настоящего. А мы… мы каждый день живём с мыслью, что всё это может исчезнуть. Еда, крыша над головой, семья. Всё. Мои родители уже лишались всего, они помнят, какого это – потерять дом, близких, лицом к лицу оказаться со смертоносным вирусом и полчищами мутантов, заполонившими города.

– Мои тоже помнят. Первая волна эвакуации началась, когда мама была на восьмом месяце беременности, – поделился я.

– Мы попали в четвертую. Семьи со здоровыми детьми были в приоритете. Мой дядя… Отец рассказывал, как он валялся в ногах у военных, но ни его жену, ни его больную астмой дочь не забрали.

– Что с ними стало?

– А черт его знает? – пожал плечами Мика. – Погибли, как и остальные, кто не прошел отбор.

– Я думал, что забирали всех… – растерянно пробормотал я.

– Ну конечно, – Микаэль грубо рассмеялся. – Острова не резиновые, Эрик. Дураку понятно, что всем бы места не хватило, – добавил со знанием дела и нахмурился, словно готовясь выдать нечто важное. – Иногда я завидую тебе. Редко, но завидую. Жить без осознания собственной уязвимости… это, наверное, легче. Но мы, те, кто живёт в постоянном страхе, знаем цену каждому дню. А вы – вы думаете, что время бесконечно. Знаешь, люди на материках тоже когда-то в это верили, строили города, выпускали усовершенствованные виды оружия, разрабатывали вакцины для продления жизни и где они сейчас? Уничтожены гребаным вирусом, – сплюнув на землю, бросил Мика, а затем снова посмотрел мне в глаза. – Но кто-то же его создал? Не спрашивал у своего отца? Он наверняка в курсе…

– Корпорация спасла многих, – запальчиво перебил я, ощущая, как изнутри поднимается волна возмущения.

– Ну да, ну да, – усмехнулся Микаэль, но спорить не стал, переключившись на другую тему.

Мы стали друзьями. Нет, не так, как становятся друзьями на верхних уровнях, где дружба – это выгодная партия. Мы стали настоящими друзьями, хотя я никогда не решался произнести это вслух. Я видел, как в его не по годам взрослых глазах отражается презрение к системе, и он говорил мне об этом жестко и прямо, без прикрас.

– Знаешь, Эрик, в благие намерения Корпорации верит все меньше людей. Ты что-нибудь слышал о «Сети»? – однажды спросил Мика, понизив голос до полушепота. Его глаза искрились азартом и тем блеском, что появлялся, когда он рассказывал о девчонке, с которой недавно замутил.

– Ты про сопротивление? – напряженно уточнил я. Микаэль оглянулся, опасаясь, что кто-то может нас подслушать.

– «Сеть» – не просто бунтари, Эрик, – в его глазах вспыхнуло восхищение. – Это люди, которые решили не ждать чуда. Они действуют скрытно, но их нити тянутся через все острова. Они знают, как выжить в этой гнилой системе. Более того – знают, как ее разрушить.

Я напрягся, чувствуя, как кровь начинает быстрее пульсировать в висках. Разговоры о «Сети» я, разумеется, слышал, но всегда относился к ним как к слухам – нелепым и преувеличенным. Кто-то утверждал, что «Сеть» – всего лишь миф, созданный, чтобы пугать Корпорацию, другие говорили, что это маленькая группа недовольных, которую легко подавить. Но тон, с которым говорил Микаэль, заставил меня усомниться.

– И что же они делают? – осторожно спросил я.

– Ты когда-нибудь задумывался, куда исчезают ресурсы? – Мика внимательно посмотрел на меня, изучая мою реакцию. – Или почему некоторые острова, вроде Гидрополиса, начинают открыто саботировать поставки? Это они. «Сеть» мешает логистике, нарушает распределение вашей системы, похищает то, что вы у нас крадёте, и передаёт тем, кто умирает от голода. Они не сидят сложа руки, а действуют. Порой жёстко, но разве у них есть выбор?

Я хотел возразить, но слова застряли в горле. Отец всегда говорил, что саботаж – это результат «природной лени и слабоумия». А теперь я начинаю понимать, что это не лень, а отчаяние.

– Ты с ними связан? – прямо спросил я, настороженно изучая его одухотворенное лицо.

– Я? – Мика усмехнулся и пожал плечами. – Я лишь наблюдаю. Эти люди готовы рискнуть всем ради шанса жить по-другому. Их не волнуют ваши законы и приказы. И знаешь, что самое интересное? Их становится больше.

– Больше? – переспросил я, не скрывая скепсиса.

– Ещё бы, – он бросил на меня уверенный взгляд. – Ты удивляешься? В мире, где пайки урезают, а семьи выживают в спартанских условиях, люди готовы пойти за теми, кто хотя бы обещает перемены.

На мгновение я замолчал, пытаясь осмыслить его слова. Во мне боролись два чувства: возмущение и странное, необъяснимое уважение. Микаэль не был наивным мечтателем и к своим бунтарским убеждениям пришел не просто так.

– А что, если я скажу, что они ошибаются? – спросил я, надеясь найти в его взгляде хоть крупицу неуверенности. – Разве то, что они делают, не приводит к ещё большему хаосу?

– Хаос? – Мика расхохотался, но в его смехе не было ни веселья, ни радости. – Эрик, хаос – это то, в чём мы живём уже много лет. Просто ты этого не замечаешь. Что твой мир – это стеклянная клетка. Но что будет, если стекло треснет?

Я не нашелся, что ответить. Его высказывания словно разрушили барьер в моей голове, вынуждая задуматься о вещах, которые я раньше старательно игнорировал.

– Однажды ты поймешь…, – продолжил Микаэль уже тише, – Что мир принадлежит не тем, кто у власти, а тем, кто готов его изменить.

Тогда я ещё не осознавал, что именно Мика имел в виду, но его слова крепко отложились в памяти. Теперь они звучат в моей голове снова и снова, заставляя сердце сжиматься о скорби и сожаления.

Спустя два года после того разговора Фостеров обвинили в шпионаже. Якобы отец Микаэля передал информацию «Сети», помогая саботировать снабжение ресурсами. Это было абсурдное обвинение, и я знал, что оно фальшивое, но никто не искал доказательств. Никто не выслушал их сторону. Очередной показательный приговор с целью устрашения тех, кто дает допуск опасным мыслям в свои головы. Родителей Мики отправили отбывать срок на Фантом. Это место хуже смерти. Оттуда не возвращаются.