Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер - Страница 46

Я сажусь на барный стул и опускаю голову на столешницу. Она ошибается.

― Я позвонила Таннеру. ― Бутылки звенят, когда она выбрасывает их в мусорное ведро. ― Он сказал, что ты ведешь себя так весь последний год, но ты и его не слушаешь.

― Я не пью на работе. Только по ночам.

― Дело не в этом. Ты не можешь продолжать в том же духе.

Я поднимаю голову и смотрю на нее сквозь пьяную дымку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

― Почему я разрешаю тебе оставаться здесь?

― Ну, я думала, что это потому, что мне временно негде жить, но теперь я подозреваю, что тебе нужно было услышать правду.

― Как скажешь.

Ее глаза прищуриваются.

― У тебя есть предназначение в этом мире, Айзек Портер, и это не оно. ― Она хватает мои ключи со стойки и тянет меня за руку. ― В нескольких кварталах отсюда проходит встреча, которая начнется через час. Я за рулем.

Я потакаю ей, но останавливаться не планирую. Мне слишком нравится мое оцепенение.

И все же я позволяю ей отвезти меня на эту встречу и на последующие, потому что, возможно…

Возможно, я надеюсь, что она права.

Дверь Сары открывается.

В комнату входит Хранитель времени.

Секунду спустя тот же мужчина встает между телевизором и моим креслом, загораживая мне обзор. Я даже не заметил, как он вошел в клетку.

― О, только посмотрите. Как раз вовремя. ― Он берет в руки пульт.

Мое сердце болит и пульсирует в груди.

― Подожди, ― бормочу я, едва понимая, с кем говорю. ― Я еще не закончил.

Он направляет пульт на экран, как заряженное оружие.

― О, но я боюсь, что она закончила.

Но его издевка не достигает цели, потому что в этот момент Сара поворачивается и смотрит прямо в камеру.

Как будто она знала, что однажды я увижу эту запись.

Вот почему, когда меня уводят, я в последний раз смотрю на ее лицо.

Я улыбаюсь.

И, клянусь, она улыбается в ответ.

ГЛАВА 25

Мрачные мысли наполняют меня, как липкая черная смола.

Второй день приносит с собой очередную порцию антибиотиков, ежедневное питание от безымянного амбала, которого я прозвала Роджером II, и чувство отчужденности, доведенное до точки кипения.

Цепь на моей лодыжке дребезжит, когда я сижу, прислонившись к стене, и не слышу его голоса. Все мои слезы высохли, горло пересохло от криков, полных боли.

Я стала обузой. Ни свободы, ни привилегий. Теперь я закована в серебряные кандалы ― какая ирония, учитывая, что я была прикована к этой стене с того самого дня, как Айзек впервые появился по ту сторону.

Привязанная к нему.

Прикованная к надежде, которую он принес с собой.

Вздохнув, я откидываю голову назад и закрываю глаза, перекатывая гладкий голубой гитарный медиатор между пальцами. Небольшое утешение. От запаха яичницы с беконом у меня сводит желудок. Я ничего не ела, из-за чего антибиотики застряли у меня в желудке, как ядовитые кирпичи. Меня тошнит, я устала и с меня хватит. Я больше не хочу продолжать.

Я не могу.

Мои веки сжимаются еще сильнее, когда клавиатура на двери оживает, и эти ускользающие цифры преследуют меня. Айзек был так близко.

Он вернулся за мной… а я его подвела.

Когда дверь распахивается, я принимаю быстрое решение и засовываю гитарный медиатор в свою копну волос, закрепив его между спутанными прядями.

Наверное, это бессмысленно.

Но если есть хоть малейший шанс, что мы оба выберемся отсюда живыми…

― Проснись и пой. ― Хранитель Времени заходит в мою комнату и закрывает за собой дверь. Он возится с запонкой на рукаве, украшенной серебром, его тон веселый до тошноты.

Я приглаживаю волосы и смотрю на него потухшими глазами.

― Убей меня.

― Что ж, сегодня утром ты особенно бодрая. Наверное, из-за яиц. Здесь есть немного козьего сыра. ― Он имитирует поцелуй шеф-повара.

Я пинаю тарелку с завтраком, и яйца и бекон разлетаются.

― Убей меня, ― повторяю я, сохраняя на лице маску безразличия. ― Я знаю, что ты этого хочешь.

― Правда? ― Он сцепляет руки за спиной и вышагивает передо мной, его блестящие черные туфли шаркают по полу. ― Интересный факт обо мне: если ты будешь умолять меня о чем-то, я буду склонен сделать прямо противоположное. И сделаю это самым экстравагантным из возможных способов. ― Он усмехается. ― Это всегда было моей причудой.

Как я и надеялась.

Я встаю на ноги, звеня цепями.

В горле собирается горечь, пульс пульсирует от ярости.

― Меня всегда тянуло к мелодраме, ― продолжает он, снимая песочные часы, прикрепленные к поясу. ― Моя мать думала, что однажды я стану шоуменом. Она называла меня «ищущим внимания». ― Он делает кавычки в воздухе одной рукой, вращая песочные часы в другой длинными наманикюренными пальцами. ― Я предпочитаю термин «оппортунист». И вообще, я всегда считал, что даже самые проницательные бизнесмены должны время от времени давать волю своему воображению. Профессия превращается в нудный труд, если ты не позволяешь себе немного развлечься. ― Ухмыляясь, он с нежностью рассматривает песочные часы, которые небрежно держит в руке, прежде чем взглянуть на меня. ― Разве ты не согласна?

Я опускаю руки.

― Это для меня? ― Сглотнув, я смотрю на песочные часы и пожимаю плечами. ― Мне не нужен таймер. Просто покончи с этим.

Он наклоняет голову, с жалостью изучая меня.

― Как будто ты не слышала ни слова из того, что я сказал.

― О, я услышала тебя, громко и четко. Ты ― бесхребетное, злое пятно на человечестве. Ты наслаждаешься болью, пытками и смертью. Ты ― гнойник, зараженная рана, которая смердит и распространяется, отравляя все вокруг. ― Я плюю на его ботинки, но промахиваюсь. ― Ты больше не можешь причинить мне боль.

Он с ликованием поднимает палец.

― О-о-о. Я чувствую вызов.

― Ты уже убил меня, ― выпаливаю я в ответ, подходя ближе. ― С таким же успехом можно сделать это официально.

Облизывая губы, он окидывает меня взглядом с ног до головы, в его разноцветных глазах вспыхивает возбуждение. Один карий, другой прозрачно-голубой.

Оба могли бы быть черными.

― О, Эверли… Ты еще жива. Даже близко не умерла. ― Он встречает меня в центре комнаты, вне пределов досягаемости. ― И я хотел бы доказать тебе это.

Что-то ледяное колет мне затылок.

Страх.

― Давай прогуляемся, хорошо?

Я хмурюсь, сердце колотится.

― Что?

Хранитель времени возвращает песочные часы на цепочку, затем достает кусок черной ткани и ключ. Он подходит ко мне.

Мои глаза прищуриваются, и я отшатываюсь. Он одет так, чтобы произвести впечатление ― костюм на заказ и мятно-зеленый галстук. Но шрам, тянущийся вдоль его шеи, словно извилистая река, говорит о том, что ему не всегда это удавалось.

Подняв ткань, он хватает меня за волосы и начинает завязывать ее вокруг моей головы.

Повязка на глаза.

― Не трогай меня. ― Я пытаюсь вырваться из его хватки, но он сильнее, чем кажется. А я слаба, больна и избита.

― Сейчас, сейчас… не нужно тратить силы. Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это.

― Ты хочешь посмотреть, как я страдаю, ― выплевываю я, и в глазах у меня темнеет.

― Так веселее.

Я слышу, как ключ открывает замок на моей лодыжке, и я свободна. Я толкаю его, пытаясь вырваться, но он хватает меня за руку и тащит вперед.

― Отпусти меня. ― Я брыкаюсь, надеясь попасть в него, но едва задеваю его по коленям. ― Остановись, пожалуйста. Я не хочу уходить. Просто позволь мне сгнить в этой камере.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Я лучше умру здесь.

Это было последнее место, где я слышала его голос. Повязка на моих глазах пропитывается слезами, инстинкты выживания дают о себе знать. Хранитель времени сжимает свои мерзкие пальцы вокруг моей руки, а другой рукой хватает за волосы. Мы идем. Я спотыкаюсь. Он удерживает меня в вертикальном положении, а я бью ногами и кулаками воздух, кричу и ругаюсь сквозь стиснутые зубы. Из-за отсутствия зрения я периодически теряю равновесие.