Мечников. Избранник бога (СИ) - Алмазов Игорь - Страница 17

— Что со мной было? — промямлил Родников. — Сколько я спал?

— Меньше минуты, Эдуард Семёнович, — улыбнулся я. — Так, давайте-ка расставим все точки. Мы с Иваном Михайловичем — не бандиты. Не варвары и не садисты. Мы не станем проводить эту процедуру на ком-то, кто не согласен это делать. Однако куда проще сделать это с коллегой, нежели с пациентом. Понимаете, господин Родников? Это и ваш тоже шанс прославиться. Перетерпеть и стать тем, кто откроет пациентам возможность проходить гастроэнтерологические обследования!

Я знал, что возможность хотя бы немного прославиться может подкупить Родникова. Он привык получать максимум выгоды, прилагая минимум усилий. К примеру, спать на приёме и забирать минимальную заработную плату, которую передаёт через Кораблёва орден лекарей.

А тут у него есть возможность немного потерпеть неприятную процедуру и попасть после этого в статью. Войти в историю как первый пациент!

— Ох, господа, — вздохнул Родников. — Не хотел я на это соглашаться, но вы меня вынудили.

— У вас ещё есть шанс спастись, Эдуард Семёнович, — усмехнулся я. — Скажите, вы сегодня завтракали?

— Да какой там… — отмахнулся он. — Я обычно не успеваю. Просыпаюсь за полчаса до начала приёма. Потом в перерыве бегаю в лавку напротив амбулатории и беру там булочки.

— А вчера когда последний раз ели? — продолжил уточнять я.

— Примерно в шесть вечера поужинал и больше не ел, — ответил Родников.

— Что ж, спасибо за честность, — кивнул я. — Значит, наш пациент готов, Иван Михайлович. Можем проводить процедуру, — я вновь перевёл взгляд на Родникова. — Ну что, Эдуард Семёнович, не отступитесь? Поможете нам в этом нелёгком деле? Уверяю вас, в будущем эта процедура будет стоить дороже, чем одна консультация лекаря. Вам, как первому добровольцу, проведём её абсолютно бесплатно.

— Уговорили, я готов, — кивнул он. — Только расскажите, что я почувствую. Хочу знать заранее, что меня ждёт.

— Сначала я опрыскаю ваше горло анестетиком, Эдуард Семёнович. Это поможет убрать рвотный рефлекс, — объяснил я.

— Анестетиком? — не понял Родников.

— Вещество, которое на час-полтора уберёт чувствительность в глотке, — пояснил я.

— Так… А дальше что? — поинтересовался он.

— Дальше мы смажем трубку и введём её в пищевод. Будет неприятное ощущение, будто вам хочется выплюнуть этот аппарат. Может тошнить. Я буду говорить, как надо дышать в процессе. Мы быстро осмотрим вас изнутри. Если будете себя хорошо вести, тогда процедура пройдёт менее чем за пятнадцать минут, — объяснил я.

— Что значит «хорошо себя вести»? — напрягся Родников.

— Это значит — делать всё, что я скажу. Строго, — объяснил я.

— Ух… — шумно выдохнул он. — Ладно. Ради пациентов я готов пойти и на такое, — смирился Родников. — Давайте приступать! Чем быстрее закончим, тем лучше.

Я прекрасно понимал, что Эдуард Родников соглашается на эту манипуляцию во многом потому, что до сих пытается реабилитироваться передо мной. До сих пор чувствует вину за то, что обозвал меня некромантом и выступил против меня в суде. Что ж, я уже давно перестал обижаться на него за эту выходку, поскольку понял причину его поведения. Но раз уж он на фоне этих переживаний решил согласиться на ФГДС… Тут уж грех отказываться!

— Иван Михайлович, — обратился я к Сеченову, — выступите в роли моего ассистента, хорошо? Я буду проводить процедуру, а вы помогать.

— Конечно, Алексей Александрович, — кивнул он. — Никаких проблем. Только… Очень прошу, вы уж дайте мне тоже посмотреть в стёкла. Мне жутко интересно узнать, как выглядят изнутри органы живого человека.

— Какие вопросы, господин Сеченов? — пожал плечами я. — Это ведь наше общее изобретение. Оба посмотрим, не беспокойтесь.

Я попросил Родникова лечь на кушетку. Затем мы перевернули его на бок и попытались вложить в его рот специальный загубник.

— Что это? — стиснул зубы Эдуард Семёнович. — Зачем?

— Это нужно, чтобы вы не перекусили пополам трубку. Сами понимаете, что произойдёт, если вы случайно отрежете резцами наш аппарат и тот останется в желудке, — объяснил я.

— Понял, — кивнул Родников. — Вопросов больше нет.

Загубник мы сделали из обыкновенного металлического листа, внешняя сторона которого была окружена резиной, чтобы зубы не травмировались и спокойно тонули в мягком упругом материале.

— Анестетик, Иван Михайлович, — попросил я. — В моей сумке, в правом кармане. Я сделал его в виде спрея.

Сеченов передал мне анестетик, извлечённый из желёз Токса, и я опрыскал им горло Родникова.

— Сейчас там всё онемеет, — объяснил я. — Будет ощущение, что вы не чувствуете, как глотаете. Не беспокойтесь, глотать вы и дальше можете, просто не будете ощущать, как происходит этот процесс.

Родников, лёжа на боку, кивнул.

После этого я ввёл рабочую трубку в его ротовую полость, предварительно смазав её особой нейтральной смазкой, которую извлёк из определённого сорта Уни-Грибов. А затем аккуратно проскользнул дальше.

— А вот теперь — глотайте, Эдуард Семёнович! — велел я.

Родников трясся от напряжения, но всё же справился с этой задачей. Как только мышцы его глотки начали проталкивать трубку дальше, я мигом проскользил в пищевод, а затем передал рабочую часть Сеченову.

— Дальше вы сами, Иван Михайлович, а я буду осматривать органы, — сказал я, после чего ободряюще похлопал Родникова по плечу. — Держитесь отлично, всё в порядке. У вас около лица лежит поддон. Если будет выходить слюна, не беспокойтесь. Пусть стекает туда. Если будет отрыжка — тоже ничего не бойтесь. Не стесняйтесь нас. Сегодня вы в роли пациента.

— Угу, — простонал Родников.

Я же с трепетом приложил глаза к стёклам, включал магический кристалл и…

Вот оно! Вижу. Всё-таки работает!

Сложно даже примерно описать чувства, которые испытывает человек, который сам собрал аппарат и сам смог увидеть через него органы своего «пациента».

Слизистая пищевода гладкая, ровная, никаких язв и прочих повреждений.

— Так держать, Эдуард Семёнович, — кивнул я. — Двигаюсь в желудок. Будет чувство, что внутри вас кто-то возится. Это нормально, дышите через рот. Как я уже и сказал, если не будете давиться, процедура закончится через десять-пятнадцать минут.

Я проник через кардиальный жом желудка в его полость и принялся рассматривать сначала большую кривизну, затем малую, готовясь проникнуть глубже — в привратник, из которого открывается проход в двенадцатиперстную кишку.

Стоп… А это что ещё такое?

Мало того, что слизистая желудка Родникова покраснела, так плюс ко всему на самом дне имеется небольшой дефект. Маленькое углубление с ровными краями. Дальше слизистой оно не прошло — бояться нечего. Это — не онкология.

Но, чёрт возьми, проигнорировать эту патологию я никак не могу. Ведь передо мной самая типичная язва дна желудка.

— Спокойно, Эдуард Семёнович, потерпите, надо рассмотреть этот участок желудка, — попросил я, а затем жестом подозвал к себе Сеченова. — Взгляните, Иван Михайлович.

Я взял за него трубку, после чего передал напарнику окуляр.

— Что это такое, Алексей Александрович? — с трудом сдерживая удивление, прошептал Сеченов.

— Видите? Вот этот дефект нам и предстоит залечить, — ответил я и тут же осознал, что Родников всё же слышит наш разговор. — Не беспокойтесь, Эдуард Семёнович, как оказалось, мы не зря начали эту процедуру. Желудок у вас больной. Сейчас я его подлечу прямо в процессе осмотра.

— У-у, — с трудом кивнул Родников.

Дверь в смотровую открылась, и к нам вошёл Иван Сергеевич Кораблёв.

Увидев то, что мы творим с Родниковым, он опешил. Дара речи лишился.

— Господа, вы что здесь вытворяете⁈ — воскликнул он. — Там уже пациенты начали подходить!

— Ещё пять минут, Иван Сергеевич, — уверил его я. — Если хотите — взгляните сами. Думаю, вопросов у вас не возникнет, когда вы посмотрите на эту картину своими глазами.

Главный лекарь спорить не стал. Молча подошёл ко мне, немного брезгливо взглянул на Родникова, а затем, прищурившись, заглянул в стёкла, которые я ему передал.