Мечников. Избранник бога (СИ) - Алмазов Игорь - Страница 18

— Это что ещё за чертовщина? — прошептал он. — Мечников, Сеченов, что это я сейчас вижу? Похоже на…

— Это желудок Эдуарда Семёновича, — сказал я.

— Желудок? Вы засунули ему… Грифон милостивый! — воскликнул Кораблёв. — А это что такое? Откуда взялась это… углубление? Разве оно там должно быть?

— Разумеется, не должно, — ответил я. — Это — язва желудка. А откуда она взялась — расспросим Эдуарда Семёновича. Но только после того, как я его излечу.

Я забрал у Кораблёва окуляр, вновь взглянул на язву, а затем направил на неё поток лекарской магии. Залечить совсем свежий дефект слизистой желудка было нетрудно. Язва заросла буквально на моих глазах. Я стянул все слои, не оставив даже следов нарушения целостности слизистой.

— Заканчиваем? — поинтересовался у меня Сеченов.

— Нет, подождите ещё пару минут, — попросил я. — Я взгляну, как там обстоят дела с двенадцатиперстной кишкой. После этого можно будет извлекать трубку. Так что Эдуарду Семёновичу осталось терпеть совсем недолго.

Хорошо, что я всё же создал классическую систему с опрыскиванием водой и откачкой лишней жидкости и воздуха из полостей. Без этого осмотреть желудок было бы попросту невозможно. Я бы даже язву не увидел!

Убедившись, что в кишке всё в порядке, я начал выводить трубку. Как только я достал аппарат и вытащил изо рта Родникова загубник, он начал громко кашлять и сплюнул большое количество слизи в поддон.

— Чтоб я ещё раз… — стонал он, пытаясь отдышаться. — Хоть ещё раз в жизни согласился на эту кошмарную процедуру!

— Всё прошло не так уж и плохо, — сказал я. — Вы держались молодцом. Более того, мы только что впервые за всю историю лекарского дела не просто провели ФГДС, но ещё и излечили язву желудка, которая могла дать о себе знать в любой момент. Так что в целом процедура прошла не зря. Мы выявили заболевание, и это не может не радовать.

— Так у меня правда была язва? — утирая рот от слизи, спросил Родников. — Настоящая язва желудка? Но я её почти не чувствовал!

— Почти? — нахмурился я.

— Ну… Да, после еды всегда становилось дискомфортно. Часа через полтора-два. Но я думал, что это связано с моим неправильным режимом питания, — ответил он.

— Конечно связано! — кивнул я. — А то, что вас беспокоил дискомфорт через полтора-два часа — очень свойственно для язвы желудка. Если бы было более трёх часов до боли, то речь бы уже шла о язве двенадцатиперстной кишки.

Кстати, довольно часто встречал пациентов, которых беспокоил дискомфорт по ночам. Много раз люди жаловались, что им приходится вставать после двух-трёх часов сна и чем-то заедать неприятные ощущения в животе. Вот именно этот симптом чаще всего является признаком язвы двенадцатиперстной кишки. А для желудка свойственна боль ранняя. Пища в нём находится долго, поэтому и язва о себе даёт знать не сразу.

— Значит, и вправду я не зря пережил все эти мучения, — выдохнул Родников. — Вот только не уверен, что наши пациенты станут терпеть это безобразие. Процедура очень уж неприятная. Если мой совет уместен, я бы порекомендовал как-то упростить этот процесс.

Упрощать уже некуда. В двадцать первом веке никто так и не придумал более простого способа обследования желудка и кишечника. Эндоскопические методы в виде ФГДС через рот и колоноспокии через задний проход так и остались золотым стандартом.

Часто ко мне приходили пациенты, которые умоляли сделать им УЗИ брюшной полости — лишь бы ФГДС не делать. Но, к сожалению, УЗИ не может дать информацию о том, что происходит в полом органе — в желудке. УЗИ — очень информативное обследование, но оно больше подходит для паренхиматозных органов. То есть для тех, которые не имеют в себе полости. Которые являются плотными.

С помощью УЗИ проверяют поджелудочную железу, селезёнку, почки, печень и желчный пузырь. И на этом — всё. Желудок таким методом даже самый способный в мире УЗИ-диагност не проверит.

Можно, конечно, провести более лёгкую процедуру. Дать пациенту выпить контраст, а именно сульфат бария, а затем сделать ему снимок с помощью рентгена. Но… Это будет не так информативно.

Да, конечно, язву таким методом увидеть можно. Может быть, и онкологию даже получится увидеть. Но разве кого-то успокоит такой результат?

При таком обследовании врач может сказать, что патологические процессы не обнаружены.

Не обнаружены! Это лишь означает, что их не нашли. «Нет» и «не обнаружены» — это совершенно разные вещи. Так что я всегда всем советовал проводить эндоскопические обследования, не бояться их.

Уж лучше немного потерпеть дискомфорт, но знать наверняка, чем сделать что-то простое, а потом гадать. Причём при отказе от ФГДС потом гадает и врач, и пациент. Врач не может продолжать лечение, поскольку понимает, что все заболевания у его пациента так и не исключили. Да и пациент остаётся неспокойным.

На мой взгляд, проще пятнадцать минут бороться со рвотным рефлексом, чем потом месяцами или годами успокаивать свою нервную систему, пытаясь справиться с тревожностью.

— Как я и обещал, Эдуард Семёнович, мы укажем вас в статье, — пообещал коллеге я. — Как добровольца, благодаря которому удалось протестировать наш аппарат.

— Так у нас получилось? — с надеждой спросил Сеченов.

— Вы сами видели, Иван Михайлович, — кивнул я. — Да. Аппарат работает. И мне крупно повезло, что здесь оказался наш главный лекарь. Господин Кораблёв, у меня есть просьба.

— Ох… — вздохнул Иван Сергеевич. — Дайте отгадаю, опять Синицыну нужно давать отгул? Патент будете регистрировать.

— Хуже, — помотал головой я. — Отгул нужен мне и господину Сеченову. Это наше общее изобретение. Мы должны отлучиться в Саратов вдвоём.

Кораблёв замолчал, затем перевёл взгляд на Родникова и произнёс:

— Эдуард Семёнович, уж простите за прямоту. Но не могли бы вы поскорее вытереть все свои слюни и отлучиться на приём? Мне нужно поговорить с нашими экспериментаторами с глазу на глаз.

— Конечно, — кивнул Родников. — Не вопрос!

Эдуард покинул смотровую, Кораблёв проверил, не подслушивает ли нас кто-то посторонний, и лишь после этого продолжил:

— Скажу честно, господа, благодаря вам я озолотился.

— Что-что? — удивился я.

— На мой взгляд, неправильно скрывать от вас то, что происходит на самом деле, — признался Кораблёв. — За то, что у меня работают такие специалисты, как вы, мне доплачивают большие деньги. Орден очень доволен тем, что Хопёрск неожиданно начал продвигать лекарское дело ещё более активно, чем Санкт-Петербург. Именно поэтому я без лишних вопросов готов дать вам добро на поездку в Саратов. Даже готов лично принять пациентов, которые явятся к вам на приём.

— Так это же прекрасно! — обрадовался я. — По-моему, это — честная сделка. Орден и должен поддерживать нашу амбулаторию, раз в ней постоянно происходят новые открытия.

— Именно, — кивнул главный лекарь. — Вот только планку опускать уже нельзя. Недавно мне пришло письмо… Опять же, прошу, чтобы это осталось строго между нами. Орден попросил меня мотивировать вас и дальше. Если вы вдруг перестанете производить новые препараты и изобретения, мне тоже за это влетит.

— О-о-о, Иван Сергеевич, на этот счёт можете не беспокоиться, — улыбнулся я. — У нас на лекарское дело большие планы!

В итоге Кораблёв дал добро на отъезд, мы с Сеченовым отработали этот день, а на следующее утро собрали чертежи и направились к вокзалу. Это был последний день, когда я мог себе позволить отлучиться.

Завтра приедет представитель отца, чтобы забрать Сергея. Другого шанса посетить орден лекарей может и не представиться.

Однако зарегистрировать патент не было нашей единственной целью.

— Ты ведь уже догадался, почему я так срочно затребовал отъезд в Саратов? — спросил я Сеченова, когда мы сели в поезд.

— Конечно, Алексей, — с трудом сдерживая возбуждение, ответил он. — Ты хочешь посетить того мастера, который работает с электрическими кристаллами? Желаешь пообщаться с ним на тему создания своего… Э-КЭ-КЭ.