Семья волшебников. Том 4 (СИ) - Рудазов Александр - Страница 58

Вероника поняла, что ожерелье скомпрометировано. И она сама тоже скомпрометирована. И папа тоже, возможно, скомпрометирован. Возможно, если все раскроется, его выгонят из ректоров, потому что он помог Веронике делать ожерелье Друктара, а она должна была справиться сама.

Нет, подождите. Это же не было школьным заданием. Она сама решила его сделать.

— Мэтр Инкадатти, а вы что там записали? — спросила она, изо всех сил вытягивая шею.

— Это я просто у себя отметил, — отмахнулся классный наставник. — Ничего интересного.

— А. Ну ладно… а вы никому не говорите, хорошо?

— Дегатти, сядь на место, — велел Инкадатти. — Урок начинается.

На уроке Вероника сидела, словно на гвоздях. То и дело поглядывала в сторону журнала, где написано что-то про нее, и наверняка плохое. Не помогало даже то, что урок оказался интересный, дедушка Инкадатти рассказывал про общепринятую шкалу опасности ПОСС, учил приблизительно оценивать по ней своих оппонентов, а потом достал похожий на моряцкий квадрант инструмент и показал, у кого в группе какой уровень.

Больше всех, конечно, оказалось у Бумбиды и троллят, Мубима и Турбеу. Только они трое получили больше единички, а Бумбида так даже двойку. У всех остальных — меньше единички, стрелка едва отрывалась от начальной отметки.

А у Вероники… Веронику Инкадатти пропустил. Прошел мимо, словно нет ее вовсе. Это было ужасно обидно, и Вероника расстроилась.

— Ну и все, — подытожил Инкадатти, показав, что опасность Свертхи — ноль и две десятых. — Все вы, вместе взятые, будете побеждены одним мелким бесом. Задумайтесь над этим.

— А у вас сколько, мэтр? — подал голос Нахим, которого рассердило, что у него всего-то ноль и семь десятых, потому что он считал себя очень опасным.

— Пятнадцать и четыре десятых, — отмахнулся Инкадатти. — Ну или две десятых. Я уже немолод. Подрастерял навык-то. Но кое на что еще способен!

И он почему-то грозно уставился на Веронику. Вероника попыталась грозно уставиться в ответ, но у нее это, наверное, получилось неубедительно, потому что Инкадатти совсем не испугался, а вот она — еще как.

— Всё, идите, — велел старик. — К следующему уроку чтобы у всех от зубов отлетало. Проверю.

Сам же он остался в классе, и несколько минут заполнял журнал, пока снаружи шумели дети. Берде Инкадатти не любил детей. Они шумные, вздорные, глупые… глупее взрослых.

При этом у современных детей слишком мало обязанностей и слишком много прав, о которых они знают. Это делает их еще и наглыми, а потому совсем невыносимыми.

Вот раньше-то все было иначе. Маленький Берде себя так не вел. Как было заведено в те времена, в семье их было много, а потому никто не получал особого отношения и не считался сверхценным сокровищем. Это очень полезно для детей, потому что так они не сталкиваются с разочарованием от того, что как только они взрослеют, с них перестают сдувать пылинки и начинают относиться как к рядовым людям.

И когда он сам учился в Скрибонизии, была дисциплина. Все ходили по струнке. При встрече с классным наставником снимали шляпу — да, тогда ученики носили шляпы! — и кланялись. А если ученик сидел, то вставал, приветствуя наставника.

А что теперь? Они смотрят на классных наставников, как будто те их родные дяди и тети. Как будто бы они равны им. Не здороваются, шляпы не снимают… вообще не носят шляп за редким исключением. Не встают, когда он входит. Болтают на уроках. Выкрикивают с места.

Что за времена настали? Это все из-за Локателли. Он испортил систему образования и всю Мистерию. Теперь только своей бородой похваляться и может.

А может, и не только Локателли. Как обычно, поколения сильных людей берут слишком много на себя и балуют детей, чтобы те встречали меньше трудностей. А дети в итоге вырастают капризными и изнеженными. И на смену сильным поколениям приходят слабые.

А потом мир рушится.

— … Мы поняли вашу точку зрения, мэтр Инкадатти, но зачем конкретно вы пришли? — сухо спросила Кайкелона Чу.

Таалей Драмм и Ахута Альяделли тоже смотрели с недоумением. Ректоры Апеллиума и Субрегуля сидели у президента Провокатониса, когда в кабинет без стука и доклада ворвался старик Инкадатти. До них доходили слухи, что легендарный истребитель нечисти совсем выжил из ума, но раньше они не думали, что все настолько запущено. Драмм в свое время очень обрадовался, когда такой заслуженный профессор пожелал вернуться к преподаванию.

И с преподаванием-то он справлялся. Никаких нареканий. Немного эксцентрично, конечно, но кто здесь не эксцентричен?

— Да, я немного издалека зашел, — нехотя согласился Инкадатти. — Извините, что без стука, но дело не терпит.

— Мы вас внимательно слушаем, — кивнула мэтресс Чу.

— Во-первых, выданный мне учебник ПОСС никуда не годится, — заявил старик. — Его писал тот, кто ничего не знает о детях, никогда их не видел в глаза и не понимает, что они глупы и их сложно заинтересовать стоящими вещами. Какая-то старая дева, которая ни разу не вытирала сопли заблевавшему ее карапузу!

— Спасибо за вашу критику, — холодно сказала Кайкелона, чья фамилия стояла на обложке учебника. — Что еще?

— Еще. Я забыл. Нет!.. Да!.. Вот список приемлемых учебников.

Президент взяла бумагу. Вставшие со стульев ректоры заглянули ей через плечо, и Драмм задумчиво сказал:

— Среди них ваша книга, мэтр Инкадатти.

— Да, она на первом месте, — кивнул старик. — Но я не настаиваю. А то в силу узости мышления некоторые могут решить, что я набиваю себе цену. Я вообще по другому поводу зашел.

— Еще что-то есть? — устало спросила Чу.

— Да. Тут у одной девочки ожерелье Друктара. Утверждает, что сама сделала.

— Не может быть! — ахнула Альяделли. — Это та вундеркинд⁈

— Да.

Разумеется, все догадались, о ком речь. Сразу же. С тех пор, как Апеллиум принял Веронику Дегатти, ее держали под неусыпным, но ненавязчивым наблюдением. Приглядывали за каждым шагом вне спальни и ванной комнаты, следили, чтобы ничего не натворила.

За ее успехами в учебе наблюдали отдельно… они пока что не впечатляли, училась Вероника обыкновенно, как все. Даже немного отставала из-за слишком юного возраста, так что по некоторым предметам с ней занимались дополнительно.

Но преподаватели отмечали запредельную магическую активность и регулярные стихийные чары.

В основном непроизвольные. Вероника, сама того не замечая, призывала всякие предметы — забытые учебники и канцелярские принадлежности, сладости, один раз плюшевого фиолетового кота. Кишащую в стенах Клеверного Ансамбля мелкую нечисть влекло к Веронике, как магнитом. Иногда против своей воли — страшилу Фобози девочка заставляла провожать ее в туалет, тот потом докладывал Кайкелоне.

А еще она порой выпадала из-под наблюдения — просто исчезала в эфирном восприятии, и духи-служители в упор ее не замечали. Или забиралась в места, неподвластные волшебному взору. К счастью, ничего особенного Вероника в эти минуты не делала… пока что.

Дети с естественной магией Клеверному Ансамблю не в новинку. Здесь часто учатся юноши и девушки с волшебством в крови. Разного рода полудемоны, драконята, феи, некоторые особо одаренные эльфы и гномы. С сестрой Вероники прямо сейчас учится девочка-гарвей, полуджиннья. Она с рождения умеет летать без крыльев.

Но ни в ком еще естественная магия не проявлялась настолько бурно. Просто иногда космически-безбрежно. И это всех беспокоило, потому что подобное — это как взрывная свеча рядом с горящим факелом. Одной искры может хватить, чтобы загорелся фитиль, а потом… бум!

И хорошо еще, если при этом погибнет только сама девочка.

— Так, будем разумны, — произнес Драмм. — Сама она такое ожерелье сделать не могла. Я долго изучал ее дар — если не считать редкостной восприимчивости к плацебо, он сводится к призывам. В очень широком диапазоне — она призывает неодушевленное и одушевленное, демонов и духов, оживляет нежить и объекталей… опять-таки призывая стихийных духов в вещественные оболочки. Может изгонять, что суть обратный призыв. Может запечатывать, что…