Таможня дает добро (СИ) - Батыршин Борис - Страница 21

Он уселся на указанное место — на кормовую банку, рядом со старшиной-рулевым — и принялся озираться. «Латр» замер на воде, слегка покачиваясь и постукивая работающей на холостом ходу машиной, дубок стоял кабельтовых в трёх крейсера. Мористее, кабельтовых в пяти, подходил, дымя единственной трубой «Квадрант», и оттуда семафорили что-то сигнальными флажками. Роман хотел осведомиться у боцмана — что именно? — но не успел. Стоящий на палубе матрос оттолкнул нос шлюпки длинным багром, Боцман каркнул что-то командное — надо полагать, «Вёсла на воду!» или «Навались!», четыре весла разом вспенили воду и шлюпка весело полетела к задержанному судну. Роман, не удержавшись, обернулся. Дзирта с мостика улыбалась и делала на прощание ручкой — будто барышня прощалась на пристани с кавалером, а не командир военного корабля отправлял на задание своего подчинённого.

IV

Однажды Роман уже едва не вывалился из шлюпки — на внешнем рейде Зурбагана после побега, когда мальчишка-фитильщик внезапно заговорил с ним по-русски. Тогда собеседник произнёс лишь пару ломаных фраз — но сейчас в ответ на его вопрос — «Что за судно, куда идёте, сколько народу на борту?» — произнесённый сначала на зурбаганском, а потом, и машинально, и на русском языке, с борта дубка зазвучала родная речь. И на этот раз он сумел не свалиться за борт — но едва-едва, таким сильным оказалось потрясение.

— Шхуна «Херсонес», возвращаемся с уловом к себе, в Живой. Я — шкипер, Найдёнов Филипп, сын Дмитриев. На борту, кроме меня, ещё пять душ, рыбаки.

Отвечавший, тот самый бородач в зюйдвестке, что стоял у румпеля — говорил по-русски правильно, хотя и с явственным южным акцентом. Так, отметил Роман, говорят в Краснодарском крае, на Кубани и на побережье Азовского моря.

— Живой? Это что, название города? Далеко до него?

Последовало неопределённое, несколько удивлённое ворчание.

— А вы, чай, не знаете? Пост Живой, самый большой город на всём Северном Берегу! Идти туда миль шестьдесят, вдоль побережья. При хорошем ветре за десять часов можно добежать — ежели, конечно, всякие-разные не будут по дороге приставать с вопросами!

Да он ничуть не испуган, понял Роман. И плевать ему на замерший в кабельтове «Латр», откуда в дубок только что летели снаряды, и на подходящий «Квадрант», и даже на револьвер на ремне у боцмана. Глуп, не осознаёт степени угрозы? Бесстрашен от природы? Или же чувствует за собой силу — скажем, в виде местного военного флота?

— Я маршал таможенной службы Зурбагана Роман… э-э-э Рамон Меркадер. Я должен осмотреть ваше судно на предмет контрабанды и перевозки запрещённых грузов. Не советую оказывать сопротивление, иначе буду вынужден применить силу.

Эту тираду он выпалил на едином дыхании, стараясь голосом не выдать своего волнения. Настоящим таможенным чиновникам хорошо, у них опыт, инструкции на все случаи жизни — а ему приходится нести такую вот отсебятину, позаимствованную в-основном, из кинофильмов. А ну, как шкипер сейчас пошлёт его подальше и направится по своим делам — что же, в самом деле, открывать огонь по мирным рыбакам, не сделавшим ничего дурного, чья вина лишь в том, что они попались им на глаза?

К счастью, шкипер упираться не стал.

— Это что же за грузы такие… запрещённые? — пробурчал он. — Да и где тот Зурбаган? Мы не в ваших водах, в своих у своего берега — стало быть, и досматривать нас полного права не имеете! Но уж ладно — смотрите, ищите. Семён, скинь трап ихнему благородию! Вишь, неймётся им!

Обыск мало что дал. Груз дубка составляли несколько центнеров свежевыловленной рыбы, по большей части, напоминающей самую обыкновенную треску. Из оружия борту обнаружилась винтовка — длинная, с вытертым добела металлическими частями и обшарпанным деревянным ложем и треснутым, тщательно заделанным, прикладом. С виду она походила на трёхлинейку, однако магазинная коробка имела несколько иную форму.

— Винтарь мой, от прадеда остался. — пояснил шкипер. — Ему лет сто, с лишком, а в исправности, бой отменный. Патрончиков только мало, а новые-то взять неоткуда…

Больше оружия на баркасе не было — только два зазубренных гарпуна на длинных древках да матросские ножи. Роман приказал изъять и их — просто так, на всякий случай. Рыбаки отдали ножи без возражений — хотя и не без матерных комментариев по адресу чужаков, которым делать нечего, кроме как беспокоить порядочных людей.

Из документов нашёлся только потрёпанный судовой журнал с обычными для такого случая записями на русском, что характерно, языке: о лове рыбы, заходах в порт, погоде, неполадках, мелких происшествиях на борту. В одной, сделанной трое суток назад, говорится о пароходе, встреченном на подходах к Живому. Здесь же значится название, латиницей — «Griza mevo».

— Что за судно? — осведомился Роман, хотя и сам знал ответ.

— Так это ж ваше, из Зурбагана. — охотно отозвался шкипер. — «Серая чайка» по-нашему. Уже в третий раз к нам приходит.

— А где оно сейчас?

— В Живом стоит, под погрузкой. Говорили — послезавтра уйдут. А вам, стало быть, они нужны?

— Любопытно… — Роман закрыл журнал и сунул его под мышку. — это я забираю. Потом верну, даю слово. — добавил он, увидев как вскинулся шкипер.

На этом обыск закончился. «Латр» взял дубок на буксир (предварительно Дзирта отправила на «приз» мичмана с двумя матросами при палашах и револьверах) Роман и шкипер перебрались на «Квадрант», и суда, задымив трубами, двинулись, держась милях в трёх от Северного Берега — так, кажется назвал шкипер Дмитрич это побережье? — в сторону лежащего где-то за горизонтом города со странным названием «Пост Живой».

* * *

Беседу со шкипером дубка решено было провести в два этапа. Для начала, Врунгель пригласил его к себе в каюту и накормил флотскими макаронами. Шкипер восхитился — как же, легендарное блюдо, никто никогда не пробовал, но все знают! — и уплетал так, что за ушами трещало. После чего на столе появилась бутылка «Столичной» — ну и пошло-поехало…

Выждав условленные сорок минут, Сергей нанёс капитану визит — и, вернувшись в кают-компанию, где Казаков на пару с Романом уже изготовились потрошить размякшего пленника, сообщил, что второй акт марлезонского балета состояться не может по причинам от них не зависящим. Сомневающимся было предложено убедиться самим — что Роман с Казаковым и проделали, по очереди заглянув в приоткрытую дверь капитанской каюты.

Там дым стоял коромыслом — табачный, голубоватый, он валил из распахнутого настежь иллюминатора. По столу рядом с трубками катались две пустые водочные бутылки. Третья наполовину пустая, с чёрным ромом, красовалась на столе, между початой банкой солёных огурцов и тарелкой с нарезанной крупными ломтями копчёной олениной, прихваченной с острова Валуэр. Оба морских волка сидели, обнявшись на койке и хором исполняли «Раскинулось море широко…». Слёзы лились по морщинистым, в багровых прожилках, физиономиям, от сдвоенного капитанского рыка дрожали переборки, матросы у штурвального колеса с ухмылками переглядывались — ну, даёт старичьё! — а старпом «Квадранта», бывший студент новороссийской мореходки, всего три месяца, как присоединившийся к переселенцам острова Валуэр, усиленно делал вид, что ничего особенного, собственно, не происходит. Море спокойно, других судов на горизонте не видно, а что капитан позволил себе расслабиться — ну, так все мы живые люди, случается…

Следственные действия, таким образом, откладывались на неопределённое время — как минимум, заявил Казаков, до утра. Времени терять не хотелось — до пункта назначения, загадочного Поста Живой предстояло идти ещё не меньше семи часов и, не желая, потратить это время впустую, Роман выложил на стол первую из «улик» — винтовку, принадлежащую шкиперу. Первым взялся за неё Сергей. Он долго вертел винтовку в руках, клацал затвором, рассматривал извлечённые из магазина патроны — непривычного вида, с латунными гильзами и длинными, с закруглёнными кончиками, пулями, — и, наконец, заявил, что это винтовка системы Манлихера, образца 1895-го года. Такими, добавил он, была вооружена армия Австро-Венгерской империи во время Первой Мировой Войны. Выпускали эти винтовки на двух заводах — в австрийском городе Штайр и в Будапеште, на оружейной фабрике FEG.Эта сделана в Штайре — видите латинская S поверх клейма?