Таможня дает добро (СИ) - Батыршин Борис - Страница 20

— Можно поинтересоваться, мадемуазель капитан, где мы находимся?

Эти слова — «мадемуазель капитан» — он произнёс с нескрываемой иронией.

Если девушка и уловила иронию, заключавшуюся в этих словах, то предпочла сделать вид, что ничего не заметила. Она опустила трубу — длинную, составленную из раздвижных латунных секций, как у географа Паганеля из «Детей капитана Гранта» — и повернулась к Роману.

— Там, куда отправилась «Серая чайка» — если, конечно, верить заявке, оставленной в Гильдии Лоцманов заявке. Но не думаю, что они сообщили ложные сведения — это легко обнаружить, и тогда прощай лицензия, что у Лоцмана, что у капитана. Никакая контрабанда не стоит такого риска.

— Да чёрт с ней, с «Серой чайкой»! — молодой человек едва сдержался от матерного комментария. — Сколько раз мне говорили, что что все пути ведут в Зурбаган — а это, по-вашему, что?

Он обвёл рукой окружающий пейзаж. Дзирта молчала, и это молчание окончательно вывело его из себя.

— Выходит, есть и другие дороги, в обход, а мне попросту морочили голову — и вы, и Казаков, и мастер, мать его, Серж? Думали, я дурачок, и ничего не пойму? Спасибо, конечно, за столь лестное мнение — но можно всё же узнать, мадемуазель капитан, зачем всё это понадобилось?

Дзирта посмотрела на собеседника в упор — и не отводила взгляд, пока тот не опустил глаза.

— Вам говорили правду. Но из любых правил случаются исключения, и хорошо бы вам это запомнить. И… хотите совет?

— Совет? — такого Роман не ожидал. — Ну, попробуйте…

— Сделайте вид, что ничего не заметили. А лучше — забудьте. Всё равно ничего не поймёте, только себя измучаете.

— Парус! — раздалось за спиной. — Парус милях в двух на зюйд-ост-тень-ост!

Роман обернулся. Сигнальщика на мостике не было — вместо него сигнал подал матрос-штурвальный. Он кричал, тыча пальцем в далёкий берег, на фоне которого, и правда, белел крошечный завиток. Направление матрос определил, заглянув в стоящий перед штурвалом узкий, дубовый, застеклённый сверху ящик — каким бы не был мир, где они оказались, подумал Роман, магнитное поле здесь имеется, и воздействует, как положено, на картушку, чувствительный элемент скрытого в нактоузе компаса…

— Все наверх! — крикнула Дзирта. — Руль право три, сообщить на «Квадрант»: «Обнаружено парусное судно, иду на сближение, собираюсь досмотреть!»

Командовала она по-зурбагански. Роман уже немого понимал это наречие — в нём, в самом деле, много было от эсперанто, латыни и других европейских языков. Да и догадаться было несложно — какие ещё слова могут звучать на палубе военного корабля в подобный момент?

В ответ по трапам застучали башмаки, на палубу высыпали матросы — во время перехода по Фарватеру девушка приказала всем, кроме штурвального, укрыться под палубой — и разбежались по своим постам. «Латр», подчиняясь вращению штурвала, вышел из строя и направился наперерез неизвестному судну.

На грот-мачту поползла гирлянда сигнальных флажков — в ответ на «Квадранте» тоже взвился сигнал, и шхуна, описав широкую дугу, направилась вслед за таможенным крейсером.

— Ну, вот вам и аборигены. — Дзирта опустила подзорную трубу и удовлетворённо кивнула. — Можете радоваться, не пройдёт и часа, как мы выясним, куда делась ваша «Серая чайка»!

Роман собрался, было, возразить, что пароход не его, и вообще, у него ничуть не больше поводов для радости, чем у прочих участников маленькой экспедиции — но тут сигнальщик (он, наконец, занял своё место на правом крыле мостика) — вскинул руку с зажатым в ней биноклем и неразборчиво что-то прокричал.

— Меняют курс. — перевела Дзирта. — А хорошо идут, быстро…

Роман призвал на помощь все свои знания в морском деле, заимствованные, по большей части из кино и художественной литературы.

— А если там, под берегом, отмели? Знаете, песчаные такие, на них ещё ракушки съедобные собирают… Осадка у этого корыта ерундовая, вот и рассчитывают удрать по мелкой воде!

Дзирта покачала головой.

— Отмелям, тем более песчаным, у скалистого берега взяться неоткуда. А вот подводные камни запросто могут быть. Они-то свои воды знают, в отличие от нас, если погонимся — запросто можем выскочить на каменную гряду и проломить днище. Не-ет, это нам не подходит…

— И что же, мы дадим им уйти?

— От снарядов не уйдут. — Роману показалось, что Дзирта озорно ему подмигнула. Прозвучала команда «По местам стоять!»; засвистали боцманские дудки, канониры у баковой шестифунтовки уже вертели штурвальчики горизонтальной наводки, расчёт картечницы со скрежетом загонял в приёмник патронный короб. Под гафель пополз голубой, с силуэтом маяка, и парой длинных белых косиц, вымпел — таможенный крейсер зурбаганского флота «Латр» готовился к бою.

* * *

Первый снаряд — «практическая» чугунная болванка без порохового заряда, как пояснила Дзирта, — лёг метрах в ста пятидесяти, точно по курсу неизвестного судна. Огонь открыли с дистанции в два километра; беглецы сделали попытку прижаться к высокому, обрывистому берегу, у которого и опасно пенились на подводных камнях буруны — но после третьего снаряда, провывшего над самыми мачтами, смирились с неизбежным и повернули навстречу преследователям. Расстояние между судами быстро сокращалось, и вскоре можно было уже разглядеть «добычу» во всех подробностях.

— Рыбаки. — уверенно определила Дзирта. — У нас таких посудин полно, по всему побережью — в любой деревушке от Зурбагана до Каперны…

Действительно, вдоль бортов судёнышка были развешаны сети, надо полагать, для починки. Тупоносое, с пузатыми бортами, с парой мачт, несущих гафельные паруса и длинным бушпритом, в длину оно имело метров двенадцать-пятнадцать и обликом своим до чрезвычайности напоминало промысловые шхуны, ходившие по Чёрному морю ещё в дореволюционные времена, так называемые «дубки». Модель одного из них Роману довелось увидеть в Феодосии, в музее Александра Грина — с пояснением, что на подобной посудине писатель совершил однажды путешествие из Одессы в Херсон.

С уменьшением расстояния стали различимы и другие детали: дощатая будка на корме и длинный, изогнутый на манер лебединой шеи, румпель, в который вцепился бородатый мужчина в рыбацком плаще и шляпе-зюйдвестке — похоже, подумал Роман, такой «гардероб» является универсальным у моряков любых миров. А вот механического двигателя на дубке, похоже, не было, ни парового, ни какого-нибудь ещё; на палубе он насчитал пять человек, кроме рулевого — четверо суетились с парусами и ещё один, видимо, капитан, стоял, опершись на фальшборт, и смотрел на приближающийся «Латр», откуда прямо в лицо ему смотрел ещё дымящийся ствол шестифунтовки.

Вода под кормой вспенилась — винт заработал на реверс, тормозя бег судна. Пятеро матросов, подгоняемые окликами боцмана, расшпилили чехлы на висящей над правым бортом шлюпке и, взявшись за канаты, спустили её на воду, после чего один за другим спустились в шлюпку и расселись по банкам. Вёсла при этом они поставили торчком, лопастями вверх, зажав их между коленями — «на валёк».

— Ну что, господин таможенный маршал, — Дзирта повернулась Роману, у глазах у неё прыгали лукавые чёртики. к Роману. — Не желаете возглавить досмотровую партию? Пора оправдать жалованье, которое идёт вам от властей города Зурбагана. Они, правда, об этом ещё не догадываются, но не беда — вот вернёмся, сдадите в таможенное управление отчёт, и получите всё, что за это причитается!

Окончание фразы прозвучало откровенно глумливо, и молодой человек счёл за лучшее этого попросту заметить. Он коротко, на военный манер, кивнул (едва удержавшись, чтобы не изобразить щелчок отсутствующими каблуками), спустился на палубу и в сопровождении вооружённого револьвером боцмана направился к перекинутому через фальшборт трапу. «Эх, пистолетик не прихватил… — мелькнула запоздалая мысль. — Так и валяется в каюте, в чемоданчике, вместе с прочим барахлом. Ну да ладно, обойдусь как-нибудь… вон, у боцмана самопал на боку — ствол длиной в локоть, не меньше…»