Красный Вервольф 5 (СИ) - Фишер Саша - Страница 35

Незаметно для себя, я уснул. Утром меня разбудила Глаша, которая снова предстала в образе образцово-показательной горничной — аккуратной, предупредительной, безукоризненно вежливой. Куда только подевалась та ночная фурия, с распущенными волосами, скакавшая на… Хм, пора завязывать! Я решительно бросился в уборную, оттуда — в ванную и переодевшись, вышел к завтраку. Князь уже сидел за столом и с недовольным видом ковырялся в омлете. В последнее время у старика мало поводов для радости. Жалел ли я его? Да нет, ведь он враг, который приехал на мою кровоточащую Родину, чтобы участвовать в ее разграблении.

— Пригрел змею на своей груди, — пробурчал Сухомлинский.

— Вы о чем, ваша светлость? — как можно более беззаботно осведомился я.

— Да о нашей гостье…

— А что с ней случилось?

— Арестована, как пособница партизанам.

— Фройляйн Зунд? — переспросил я. — Не может быть!

— К сожалению, мон шер, Базиль, сведения точные, — вздохнул князь. — Меня известил мой бывший однополчанин. Он сейчас служит в канцелярии службы безопасности… И так у нас дела не ахти, а если заподозрят, что мы с фройляйн Зунд заодно…

И он с досады махнул рукой. Я делал вид, что с наслаждением пью кофе, не замечая, счастливой улыбки, блуждающей по губам Глафиры Васильевны, которая прислуживала за столом. Значит — гестапо. Если Марта держится, ее измордуют до полусмерти, несмотря на то, что она немка. А если — нет… Скоро здесь будет грузовик с солдатами и «Опель» с агентами СД. Мне останется только застрелиться, потому что шансы уйти весьма невелики. Сотрудники РСХА знают толк в облавах.

Однако застрелиться мне нельзя. Без меня Марту убьют со стопроцентной гарантией. Галанин и документы останутся в руках Аненербе. Летняя экспедиция отыщет залежи урана и тория. Немцы возобновят строительство в Подберезье научно-исследовательского центра и кто знает, может фрицы все же сумеют довести если не «Урановый проект», то хотя бы «Звездный огонь» до успешного завершения. Во всяком случае, следует исходить из худшего. А значит, я должен остаться в живых и не только вытащить любовницу из застенок, но и продолжить свою работу. Я наскоро допил кофе и поднялся.

— Вы куда-то спешите, Базиль? — подозрительно осведомился Сухомлинский.

— Да, ваша светлость! — откликнулся я. — В гестапо!

Глава 18

Князь выпучил глаза. Всю его хандру как рукой сняло. Он даже привстал из-за стола.

— Увольте, Базиль, не понимаю! — воскликнул он. — Зачем⁈

— Как дворянин, я считаю невозможным оставить женщину в беде! — заявил я. — Тем более ту, на которой собираюсь жениться!

— Вы⁈ На мадемуазель Зунд⁈ — еще больше изумился Сухомлинский.

— Да! А что, вы полагаете это невозможным?

— Как вы это представляете, Базиль? Ведь она немка, а вы — славянин. Сами знаете, расовые законы Розенберга…

— Сейчас это не имеет значения. Я должен ее вытащить из гестапо!

— Только не порите горячку, душа моя… — всплеснул ручонками князь. — Пропадете не за грош, а я совсем один останусь… Сынок-то мой погиб на Перекопе…

И он смахнул скупую стариковскую слезу. Я смотрел на него сочувственно, но молчал. Марта в застенках гестапо, где ее, может быть, уже пытают, а я должен жалеть давно сдохшего белогвардейца!

— Вот что! — высморкавшись в кружевной платочек, решительно произнес старик. — Самому вам туда соваться незачем… Помните, я говорил вам, что у меня в СД служит полковой приятель?..

— Помню, ваша светлость.

— Мы с ним, совсем еще юные поручики его императорского величества лейб-гвардии полка, плечом к плечу стояли на Дворцовой площади, во время императорского смотра, когда Александр Николаевич, незабвенный наш самодержец-страстотерпец…

— Так что ваш приятель, Аскольд Юрьевич? — перебил я, пустившегося в воспоминания, князя.

— Я попрошу его встретиться с вами, Базиль. И вы все обсудите.

— Я хотел бы сделать это немедленно, ваша светлость!

— Он сейчас, вероятно, на службе, но… Вы знаете трактир, где подают в старом русском стиле?

— Разумеется.

— Так вот Евлампий Спиридоныч имеет обыкновение там обедать.

— В котором часу?

— В полдень.

— Как я его узнаю?

— Я пошлю с вами Глафиру… — Сухомлинский усмехнулся. — Она его хорошо знает!

Горничная, прислуживающая нам за столом, заметно покраснела.

— Буду вам весьма благодарен, князь!

Через полчаса, я и Глафира Васильевна, уже катили на «лихаче» в сторону трактира, где совсем еще недавно мы обедали с Мартой. Конечно, я бы и без Глаши разобрался, кто из посетителей русский, служащий в гестапо, но нужно чтобы кто-то меня представил этому «юному поручику его императорского величества лейб-гвардии полка» Евлампию Спиридонычу. Мы вошли в трактир. К нам кинулся половой и хотел было проводить к столику, но сидящий у дальней стены старик вдруг помахал рукой.

— Это он! — шепнула мне горничная.

И потащила мне к нему.

— Евлампий Спиридоныч! — защебетала она. — Здравствуйте!

— Глафира Васильевна! — откликнулся он. — Здравствуйте-здравствуйте! Какими судьбами!

— Да вот, зашли попить чайку с… Ох, простите, забыла представить… Василий Порфирьевич Горчаков!

Я щелкнул каблуками и коротко, по-военному, кивнул. Старый гестаповец тоже встал, протянул руку.

— Трефилов! В каком полку служили?

— В пятом иностранном пехотном полку, сударь! — ответил я, пожимая ему руку.

— Это который в Тонкине?

— Так точно-с!

— Ну садитесь! В ногах правды нет… — пробормотал русский гестаповец. — Половой! Водочки и икры паюсной русским офицерам! — И, понизив голос, добавил: — Которых черте куда забросила судьба-индейка.

Мы с Глашей уселись за стол. Вскоре половой принес требуемое. Горничная попросила чаю с пирожными. А мы с Трефиловым накатили по-маленькой. Закусили икрой. Понимая, что нам надо поговорить, Глафира Васильевна сделала вид, что ей срочно нужно припудрить носик и убежала в уборную. Гестаповец разлил водку по рюмкам. Поднял свою и подмигнул мне. Я сделал вид, что не понимаю, тогда он брякнул рюмахой о мою, осушил и, прежде чем закусить, проговорил:

— Ну что вы все молчите, Василий Порфирьевич! Думаете, я поверил, что вы с Глашенькой случайно заскочили в эту псевдорусскую забегаловку?.. Бросьте! У нас, с Аскольдом Юрьевичем, еще с парижских времен придуман такой пароль — если Глафира Васильевна сама приводит ко мне человека, значит, дело важное.

— Вы правы, Евлампий Спиридонович! — сказал я. — Важное. И — весьма.

— Говорите же!

— Вчера арестовали сотрудницу «Организацию Тодта» Марту Зунд.

— Знаю! — кивнул бывший лейб-гвардеец. — Блондинка, рост средний, возраст — тридцать лет. Подозревается в связи с большевистским подпольем.

— Ее надо вытащить!

— Из гестапо⁈ Вы с ума сошли!

— Возможно, но ее надо вытащить.

— Вы питаете к ней нежные чувства?

— Питаю.

— Сочувствую, но ведь сейчас война!

— Люди все время воюют, но это не значит, что они не хотят быть счастливы.

— Мне нравится ваша откровенность, молодой человек, — проговорил Трефилов. — Мы с Аскольдом таким же были, когда служили Отечеству, а не…

Он осекся. Я молча ждал продолжения. По лицу старого лейб-гвардейца было видно, что ему хочется мне помочь. Видать, были у него с нынешними хозяевами свои счеты.

— Ладно, постараюсь вам помочь, — наконец, заговорил он о том, что я хотел от него услышать. — Фройляйн Зунд сейчас находится не у нас, а в, так называемом, карантине. Это придумал Энгельмайер — начальник полиции и СД. Большой психолог. По его приказу подозреваемых не сразу отдают нашим костоломам. Сначала их держат в спецотделе в Крестах, под надзором гауптшарфюрера Каписта. И не просто держат, а демонстрируют пытки. Берут из концлагеря заключенных, благо материала хватает, и измываются над ними на глазах у арестованных, ломая, таким образом, психику последних. Энгельмайер называет это «экономией рабочего времени» своих палачей. Так вот. Сегодня ночью вашу возлюбленную должны будут привезти из Крестов в город. Освободить ее можно будет, только отбив у конвоя.