Карнавал Хилл (ЛП) - Пекхам Кэролайн - Страница 81

— Расскажи мне, — потребовала я. — Все.

— Это что-то изменит? — спросил он, стыд окрасил его лицо и заставил меня страдать за него.

— Ничего, — поклялась я, хватая его за щеку, чтобы он не мог отвернуться от правды в моих глазах, и тяжесть, казалось, покинула его, когда он кивнул, склоняясь навстречу моему прикосновению. — Скажи мне, что ты с ним сделал.

Рик улыбнулся своей кривой, надломленной улыбкой, от которой мое сердце учащенно забилось, когда он наклонился надо мной, чтобы прошептать мне на ухо, как будто мы были двумя влюбленными птичками, делящимися секретами, а не парой долбанутых созданий, делящихся историями о смерти и выживании.

— Я выбил из него всю душу. Я избивал его до крови, пока он не начал плакать и умолять у моих ног, я слушал, как он молил о пощаде, как он ползал по полу и рыдал, взвывая о помощи. — Я дрожала под ним, потому что темная, порочная часть моей души наслаждалась этой историей и впитывала подробности того, как он мстил монстру, который причинил ему боль. — Я пинал его, пока не почувствовал, как ломаются кости. — Глаза Маверика загорелись от воспоминаний, и я прикусила нижнюю губу, слушая каждую деталь с пристальным вниманием. — Я бил его лицом об одну из сушилок, пока у него во рту не осталось ни одного гребаного зуба. — Рик просунул локоть под мое колено и наклонился надо мной, его губы почти касались моих, когда он продолжил. — Я давил большими пальцами в его глаза, пока он не ослеп. — У меня перехватило дыхание, когда он прижался своим телом к моему, и я запустила пальцы в его темные волосы, притягивая его ближе. — И когда он захлебывался собственной кровью и молил о смерти, я сжал его голову руками и сломал ему гребаную шею.

Я застонала, когда он толкнулся вперед с этим заявлением, его толстый член вошел глубоко в меня, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня так медленно, что мне показалось, будто я тону в нем.

Но он не ускорил темп, как я ожидала, его рот пожирал мой, в то время как его тело брало меня в заложники в медленном и мучительном ритме, заставлявшем меня хватать ртом воздух.

— Как тебе это сошло с рук? — Спросила я между стонами.

— Удача и отсутствие людей, которым было бы не наплевать. Заключенные не собирались сдавать меня, а у этого куска дерьма не было никого на воле, кто позаботился бы о тщательном расследовании, поэтому они провели хреновое розыскные мероприятия, и дело так и осталось нераскрытым.

— Спасибо, черт возьми, и на этом.

— Я бы заплатил любую цену за эту месть. Его смерть была таким прекрасным очищением. Ты дала мне эту силу, красавица, — простонал он мне на ухо. — Каждый день, проведенный мной в этом аду, ты была рядом со мной, держала меня за руку в темноте, храня в себе последние добрые частички меня. Я был потерян для мира и всего, что в нем есть, но я никогда не терял тебя. Ты была моей тогда так же, как и сейчас. И теперь, когда я попробовал тебя на вкус, я никогда тебя не отпущу. До тех пор, пока смерть, которую я жду, не придет и не вырвет меня из твоих объятий.

Он снова поцеловал меня, прежде чем я успела ответить, мы двое двигались вместе, как будто были одним телом, одной душой, единым целым, воссоединившимся после слишком долгого стремления друг к другу. И тогда я поняла, что он был прав. Что независимо от трещин, которые разрывали меня на части внутри, независимо от шрамов, которые я носила, или от боли, которую я перенесла, я тоже всегда держалась за него. Глубоко в моем сердце, когда ночи были самыми темными, мои мысли всегда возвращались к единственному месту, которое я когда-либо могла назвать домом, и к четырем мальчикам, которых я любила всем своим существом.

— Я люблю тебя, Маверик, — выдохнула я, когда его рот скользнул вниз по моей шее, и наши тела сплелись в одно.

Он замер при моих словах, подняв голову и встретившись со мной взглядом с таким выражением эмоций, что я едва могла на это смотреть.

— Я твой, красавица, — мрачно ответил он. — Возьми меня, владей мной, используй меня, уничтожь меня. Все, что тебе понравится, все, что ты захочешь. Только никогда больше не покидай меня.

***

Катер ударился о причал достаточно сильно, чтобы оставить царапину прямо на его борту или, может быть, даже пробить в нем дыру, но мне было все равно.

Там, на «Острове Мертвецов», меня интересовал только Рик и необходимость убедиться в том, что он видит правду о том, что я к нему чувствую. Мне нужно было, чтобы он увидел, что ни одно из тех дерьмовых событий, которые мы пережили, не отменяет того, чем мы оба были друг для друга. Он должен был знать, что он значит для меня.

Но сейчас? Сейчас я была в бешенстве. Я была злее, чем когда-либо за всю свою жизнь. Я испытывала больше гнева из-за несправедливости из-за того, что пережил Маверик, чем из-за всего, что когда-либо пережила сама. И я чувствовала из-за этого больше вины, чем за что-либо, за что когда-либо была ответственна в своей жизни. А я была ответственна за немалую долю всякого дерьма.

«Арлекины», расположенные вокруг дома, не сделали ни малейшего движения, чтобы остановить меня, когда я прошла мимо них к нему, ветер сегодня усилился, так что мои радужные волосы развевались вокруг меня, а платье хлопало по бедрам.

Дворняга тоже маршировал рядом со мной, как собака, идущая на войну, и мне нравилось, что он прикрывал мою спину. Потому что даже он понимал своей маленькой собачьей головкой, что нужно что-то делать.

Я с силой забарабанила кулаком по задней двери, как только подошла к ней, ярость застилала мне глаза, не позволяя видеть ничего, кроме цели. Я собиралась взять машину, сесть в неё и поехать прямиком в «Оазис», чтобы показать Лютеру гребаному Арлекину, что я думаю о его методах воспитания. Более того, я собиралась взять с собой пистолет.

Джей-Джей открыл дверь, глядя на меня с замешательством, словно ощутив ядовитую ненависть, витавшую в воздухе, но я просто оттолкнула его и прошла мимо. У меня было чертовски важное дело.

Дворняга залаял в предупреждение, пока я шагала по дому, и звуки голосов дали мне пять секунд форы, чтобы понять, что у них гость, прежде чем я свернула за угол и вошла на кухню.

Лютер посмотрел на меня со своего табурета за барной стойкой, когда я вошла, и полуулыбка приподняла уголки его губ как раз перед тем, как у меня вырвался крик ярости, и я бросилась на него.

Мой кулак врезался ему в лицо еще до того, как он осознал, что происходит, и мой вес обрушился на него через полсекунды после этого.

Лютер слетел со своего стула, и я полетела вместе с ним, мы вдвоем рухнули на пол, когда я окончательно потеряла самообладание и начала наносить ему дикие удары со своего места сверху.

Лютер выругался, схватив меня за руку и пытаясь удержать, в то время как Фокс и Джей-Джей что-то яростно кричали позади нас. Но Дворняга ринулся в драку раньше, чем кто-либо другой успел это сделать, его острые зубы впились в другую руку Лютера и дали мне возможность ударить его снова.

Костяшки моих пальцев были в крови, а сердце бешено колотилось от охватившей меня слепой ярости, и все, о чем я могла думать, — это уничтожить мужчину подо мной. Дотянуться до его груди и вырвать жалкое подобие сердца, которое он там держал, прямо из нее, чтобы он не прожил больше ни одного дня, чтобы наводить страх и мучить кого-бы то ни было.

— Снимите ее к чертовой матери с меня, пока мне не пришлось оттолкнуть ее силой, — потребовал Лютер, явно сдерживаясь от того, чтобы ударить меня, потому что я была девушкой или еще по какой-то там херне. Но к черту это. Его не волновало это, когда он выгнал меня из города и бросил на растерзание волкам.

Руки Фокса обвились вокруг моей талии, когда он попытался оторвать меня от своего отца, но я сопротивлялась изо всех сил, пинаясь и извиваясь, кусая его за предплечье и наступая на ноги Лютера, когда он подался назад подо мной.

Джей-Джей выкрикивал мое имя, а Дворняга перешел от раздирания руки Лютера к нападению на Фокса, когда тот поднял меня в воздух.