Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 61

А Ро Невара, знал он об этом или нет, тоже был светлорожденным - вероятно, последним осколком семьи, которой по праву принадлежала власть в Мейтассе. Только Мейтассы уже не было - был Асатл, и сидел на его престоле сагамор Шират, в котором светлой крови не хватило б на наперсток. А Невара служил Ширату, не ведая, должно быть, о своем предназначении. и выпала ему судьба погибнуть в знойных песках, умереть от жажды или под кликом номада... Унизительная смерть для светлорожденного! А он хоть из семьи врагов, но все же родич! Так что Дженнак поехал с ним к тому бахвалу, вождю кочевников, и сбросил великого воина Ибада с лошади. Опозорил его, зато спас свой отряд, и тасситов, и родича Невару... Невара, конечно, об этом помнит и наверное даже благодарен - только не Джену Джакарре, а сотнику Гриве, исчезнувшему где-то в северных лесных просторах...

Их представили друг другу, и Дженнак приветствовал 6атаба как равный равного: тот выдавал себя за отанча, а Джен Джакарра унаследовал от матери светлую кровь Арсолана. К тому же Джакарра был богат, владел поместьями, и мастерскими, и сундуками с серебром, а Ро Невара, хоть и был большим начальником, сундук имел с дырой, и гулял в нем ветер. Пока гулял; не исключалось, что, сделавшись главой Надзирающих, этот потомок Мейтассы обогатится. Ибо сказано: есть сто способов, как приготовить земляные плоды, и все они хороши.

Джен Джакарра пришелся по душе батабу, и в ближайшие месяцы их дружба укрепилась. К тому была масса причин: близкий возраст и отдаленное, но все же сходство в облике; любовь к аталийским и иберским винам, запас которых в доме Джакарры был неисчерпаем; серый жеребец, подаренный батабу, и преподнесенный ему же ценный клинок; шкура ягуара из ренигских джунглей, которой батаб отдарился (Дженнак положил ее на почетном месте, у очага); высшая оценка дам и девиц из Цолана и прочие о нем воспоминания - батаб в Юкате служил, а Джакарра учился; наконец, страсть к охоте на фазанов. Кроме всего перечисленного, у каждого имелись тайные мотивы: Дженнак получал от Невары кое-какие полезные сведения, а глава Надзирающих, по долгу службы, был обязан присматривать за людьми богатыми и влиятельными. Если же человек очень богат, то не пристало следить за ним цолкину или, тем более, мелкому лазутчику; такое богатство требует уважения и, оказав его, получишь больше выгод, чем от примитивной слежки. Невара и тар Джакарра понимали этот взаимный интерес и о нем помалкивали, ибо есть вещи не для слуха, а для тайных размышлений.

Нельзя сказать, что они встречались часто и стали уж очень близки, но каждые восемь-десять дней Невара навещал богатого приятеля, пил густое аталийское вино, закусывал фазаном и предавался воспоминаниям. Джен Джакарра был как раз такой персоной, с которой приятно побеседовать о прошлом: слушал внимательно, не пытался выведать запретное и задавал вопросы исключительно по делу. Если же что-то рассказывал сам, то были эти истории поучительны, а временами очень интересны - например, о Нефатской Резне, которой отец Джакар- ры стал невольным свидетелем. Невара же говорил о юности, проведенной у отанчей, о боях с номадами пустыни, о службе в Юкате, о Чилат-Дженьеле и аситских владыках, прошлом и нынешнем, но больше всего - о тех годах, когда он сидел в Ин- кале советником посла. Конечно, тайные труды советника не обсуждались - вместо этих скользких тем Невара восхищался городом и его великолепным климатом, напитками и яствами, садами и дворцами, а также красотою гор и арсоланских женщин. Особенно запомнились ему торжественные шествия и церемонии в Храме Арсолана, что проводились весной, в праздничные дни начала года, когда сагамор выходит к народу со всей своей семьей. Джен Джакарра слушал Невару, вздыхал и говорил, что надо и ему побывать в Инкале, на родине предков, ибо мать его Ирия Арноло - да будут боги милостивы к ней! - ведет происхождение от Джемина Строителя, светлорожденного владыки из Дома Арсолана. В чем проблема? - отвечал собеседник. Садись, достойный тар, на корабль, и через несколько дней будешь в Инкале. Но лучше плыть туда к началу года, чтобы посетить великий Храм и поглядеть на сагамора и его семейство. На самого пресветлого Че Куата, на его супругу и наложниц, на его сыновей и прочих родичей, а особенно на дочь владыки. На четвертую дочь Айчени, так как три старших уже ушли в другие благородные Дома, а младшая тоже в невестах не засидится.

И, словно для того, чтобы поощрить Джена Джакарру в этом предприятии, глава Надзирающих поведал ему некую тайну сердца, а закончив рассказ, с грустью произнес: не стоит койоту любоваться луной и лязгать на нее зубами...

* * *

Ро Невара, арсоланская столица Инкала, 1834 год от Пришествия Оримби Мооль

Пять дней начала года перед первым весенним месяцем, Месяцем Бурь, отмечались во всех Очагах Эйпонны как великий праздник. В Арсолане и Сеннаме, лежавших по другую сторону экватора, с Месяца Бурь начиналась не весна, а осень, но и там соблюдали традицию и древний календарь, предложенный некогда майя. То и другое объединяло страны Эйпонны, и во всех цивилизованных краях месяцы и дни назывались одинаково, а отсчет лет вели от Пришествия Оримби Мооль, Ветра из Пустоты, который принес богов в Юкату.

Итак, начало года было праздником, что приходил ко всем, от несмышленых младенцев до дряхлых стариков. Лишь день, когда на циновку власти садился новый сагамор, считали более великим, но, с учетом долголетия владык, не всякий подданный мог дождаться такого торжества. В Инкале начало года отмечали с большим размахом, так как арсоланский Дом славился щедростью и богатством; пять дней все жители веселились, ели, пили, устраивали шествия и катались по морю на огромных плотах. Дома и знаменитые лестницы Инкалы были украшены коврами из перьев и зелеными гирляндами, всюду звучала музыка, люди танцевали на площадях и славили богов, а вечером зажигались мириады цветных фонарей, питаемых когда-то маслом, а нынче - горючим газом или эммелитовой энергией. За все платил сагамор, и если в эти дни обращались к нему с прошением, его рука была особенно щедра не серебро он дарил, но только золото.

Главное торжество вершилось на пятый день у Храма Арсолана, огромной пирамиды, стоявшей над городом, к югу от дворца арсоланских владык. Там сагамор, окруженный родичами, советниками, мудрыми ахХалями и другими людьми власти, выходил к народу и пел Солнечный Гимн - без слов, но подражая звукам природы, шелесту листьев и звону ручьев. К Храму вела огромная лестница, однако свита владыки едва помещалась на ней, а народ, жители Инкалы и пришедшие из прочих мест, толпился на нижнем ярусе, откуда сагамор и его спутники казались маленькими фигурками в белых с золотом одеждах. Но для почетных гостей, посланников Великих Очагов, отводились места на площадке справа от лестницы, откуда и лицо сагамора было видно, и даже камни в его ожерелье удавалось разглядеть.

Батаб Ро Невара, недавно назначенный военный советник, стоял на площадке рядом с Вашактуном, послом аситской империи в державе солнца. Посол, важный пожилой атлиец, был не очень доволен новым главой лазутчиков, считая видимо, что тассит, да еще из отанчей, мало для нее годится. Разведка, как и дипломатия - тонкое искусство, тогда как тасситы прямолинейны и плохо воспитаны; у них главный аргумент не умная речь, не хитроумная интрига, а меч и топор. Но не взять Невару с собой Вашактун не мог, так как батаб фактически являлся вторым человеком в посольстве, а в секретных делах так даже первым. Поэтому он с брезгливой миной долго инструктировал Невару, объясняя, что тот не должен сморкаться в кулак, что облачиться надо не в мундир, а в богатые одежды, желательно чистые, что пялиться на сагамора и, особенно, на женщин, нельзя, а еще нельзя шаркать ногами и кашлять, а когда владыка запоет, лучше не дышать. И спаси Арсолан и остальные боги глядеть на сагамора в зрительный прибор - это считалось страшным оскорблением! К счастью, на зрение батаб не жаловался и мог выполнять свою задачу без помощи трубы и стекол.