Огнем, мечом, крестом (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 18

— Бейте рыцарских коней, спешить их нужно! А-а!!!

От отчаяния Лембиту быстро перезарядил ракетницу и выстрелил по надвигавшимся крестоносцам, взяв прицел чуть выше лошадиных морд. Руку дернуло, но от грохота, и главное от алого шара, непонятно как появившегося из воздуха, кони крестоносцев дрогнули — ведь, несмотря на выучку лошади достаточно пугливые создания, а тут такое «светопреставление». Рыцари, судя по всему, тоже малость ошалели, и тут же на них набросились дружинники, непонятно как успевшие развернуться за укреплением, от которого они, видимо, решили не уходить. И удачно, как минимум двое крестоносцев были опрокинуты, еще у одного рухнула на снег лошадь, пораженная стрелами. Жаль, шею не свернул, поднялся сам, и бодренько так, с мечом в руке, бросился к укреплению, за ним хлынули густой толпой кнехты, и этот черный поток грозил захлестнуть выставленные на санях щиты, и уничтожить всех, кто за ними укрывался.

Вот теперь стало по настоящему страшно — ведь хлипкие конструкции должны были защищать от стрел и болтов, а отнюдь не от яростного людского напора, да еще окрашенного в алый цвет от падающей вниз ракеты. Но это понимали вооруженные сулицами и копьями эсты и ливы, которые встали за щитами, готовясь биться насмерть. Лучники-ливы зачастили со стрельбой, лихорадочно перезаряжал свой арбалет Шипов, и стрелял, как ему казалось безостановочно. И попадал, в этом не было сомнений — промахнуться по толпе было невозможно, кнехты орали и сыпали проклятьями. И даже без перевода было понятно, что они сделают с защищавшими укрепления ратниками. А потому те дрались ка бешенные, метали сулицы в толпу, потом схватились за копья и секиры, готовясь продать свою жизнь подороже.

— Княже, отходи от щита, и стреляй того, кто оглобли крушить начнет. Так пользы больше будет — у тебя у одного арбалет!

Рядом с ним вскочил Калья и ловко бросил короткое копьецо в подбежавшего кнехта — тот попытался ткнуть лива коротким мечом. Вот только сулица попала врагу точно в горло, и кнехт повалился на щит, по которому сполз на снег, и стал биться в конвульсиях. Лембиту прекрасно понял, что ему пытаются сохранить жизнь до последнего, упрямиться не стал, тут же спрыгнул с саней, и отошел к противоположной стороне. К нему отошли и два лучника, и он понял замысел воеводы — как только кнехты обрушат щит, то сразу же получат стрелы в упор, от которых даже железные пластины на куртках не спасут, да и никакой доспех не защитит.

От страшного напора центральный щит свалился — Калья успел спрыгнуть, отчаянно ругаясь. И ловко увернулся, гибкий как кошка, от смертельного удара копьем. За первым вскочившим на щит кнехтом последовали другие, и вот тут лучники стали стрелять буквально на пределе человеческих возможностей — стрелы, будто очередью из пулемета прошлись по противнику. Лембиту успел отправить в смертельный полет только один болт — и тот попал в голову кнехта, в его железную «шапку». А дальше непонятно что было, но противник неожиданно исчез, словно «растворился», и поток новых желающих прекратился, иссяк как родник в пустыне.

Да нет, какой там родник — самый настоящий поток дерьма, поднятый насосами из глубин канализации!

— Псков! Псков! Лайне-Лембиту!!!

Три оставшихся русских дружинника не бросили их на произвол судьбы, они врубились в толпу неприятеля, и кнехтам сразу стало не до штурма. И эта троица дала ту самую спасительную минуточку на передышку — ливы и эсты уже еле стояли на ногах, но подняли щит, снова отгородившись «стеною». И последние связки сулиц пошли в ход — эти своего рода дротики втыкали во врага очень ловко, бросая на два десятка шагов. Лембиту наполнил колчан болтами — последним десятком из тех, что собрали или успели сделать в городище, пусть и с «дерьмовыми» наконечниками. И осмотрелся — его гарнизон уменьшился на треть — четверо эстов и лучник-лив выбыли из сражения, но двое не насмерть, потому что громко стонали.

Громко сказал, стараясь приободрить своих воинов:

— Я видел, как псковские дружинники секут талабов. Нам нужно продержаться совсем немного, и воевода придет на помощь. Русские вернутся всей силой, так же к эти трое сражаются рядом с нами!

Но за «оградою» схватка закончилась — двое оставшихся псковичей вырвались из толпы кнехтов и бросились наутек, лошади хрипели, видимо раненные. Но не убегали русичи — через пару сотен метров остановились, и взялись за луки, оказывая, выражаясь современным языком, «огневую поддержку». И опять вовремя — кнехты, под предводительством спешенного рыцаря, снова пошли на штурм, и настолько решительно, что Лембиту копчиком «понял», что если сейчас они не удержат стены, то начнется резня. И действительно — теперь выбили сразу два щита, сулицы закончились, эсты отбивались копьями, ливы рубились секирами. Лучники отбросили луки — колчаны окончательно опустели, схватились за мечи. На санях началось настоящее побоище — один «пролом» защищал Тармо, другой оборонял Калья, рубясь длинным мечом. Лембит лихорадочно шарил пальцами по поясной сумке — но болты закончились.

— А вот и хрен в томате! Как всегда не вовремя пипец подкрался! Вернее взобрался, скотина рогатая!

В голосе Лембиту прозвучало явственное отчаяние — на поверженный щит в проломе взобрался рыцарь, с мечом и щитом. Шлем крестоносца был закрытый, с двумя загнутыми «рогами» — припожаловал сам командор, но нет что явился памятником, а гораздо хуже. Сама смерть пришла, раскроившая ливу-лучнику голову. Тармо пытался ткнуть рогатиной, в результате остался лежать на снегу, отброшенный мощным ударом, с куцым остатком ратовища в руках. Вот это и взбесило — Шипов почувствовал, как гнев охватил его. Лихорадочно зарядил последним патроном ракетницу, громко матерясь во все горло, совершенно позабыв про данные зароки не сквернословить, и выскочил вперед, уставив ракетницу на рыцаря, совершенно не обратившего на нее внимания. Зато поднявшего высоко над головой длинный меч, чтобы одним ударом «располовинить» уже самого Лембиту.

— Ах, ты собака сутулая, сейчас у тебя искры из глаз полетят!

Шипов стрелял в упор, в голову, но то, что произошло, сильно поразило — он попал прямо в глазную прорезь шлема. Рыцаря буквально снесло со щита, алая «сигналка» вспыхнула, рикошетив, и поднявшись в воздух, осветив все вокруг на секунду, и по немыслимой траектории попала в кнехта. Тот возопил, хватаясь за лицо, в странном ярко-кровавом мерцании. А то, что произошло дальше, вряд ли кто ожидал:

— Майн готт!!! Колдун!!!

Вопль, идущий из глубины души, словно парализовал кнехтов, а вид рухнувшего командора, павшего от огненного шара, лишил воли к борьбе. И крестоносное воинство дрогнуло, особенно когда из темноты донесся слитный топот копыт и громогласные победные крики:

— Псков! Псков! Лайне-Лембиту!

То вернулся воевода со своей поредевшей в бою дружиной, и вряд ли бы крестоносцы, будь они под командой командора, побежали. Но того сразило непонятное колдовство, все видели поднятую руку вышедшего с ним на схватку высокого ростом предводителя эстов. Сражаться с таким противником, что убивает столь страшным способом, метая свои чудовищные огненные «шары», было выше человеческих сил. Но когда в душах поселяется ужас, то тут не до продолжения битвы, каждый начинает думать о спасении собственной плоти, забывая о бессмертии души. К тому же донесся яростный крик эстов, что наконец-то победили сражавшихся с ними у озера талабов, ликующий вопль, полный грозного торжества.

— Лайне-Лембиту! Лайне-Лембиту!!!

Сражаться дальше не было сил, лишенные воли кнехты, оставшись без предводителей, поддались панике, остановить которую оруженосцы и «сержанты» не смогли. Все бросились к лесу, одержимые животным страхом…

Таковы были рыцари «братства воинов Христовых», пока не произошло горькая для них битва на реке Омовже, и эмблемы сменились…

Глава 14