Мифология русских войн. Том II - Кураев Андрей (протодиакон) - Страница 57

Кроме того, Наполеон видел, сколь дорого ему обходится удержание под контролем партизанящей Испании (при том, что король формально был его союзником). И сил на постоянное содержание оккупационного корпуса в далекой России у него не было. А хаос на севере Европы на месте разрушенной русской государственности столь же мало устраивал Наполеона, сколь и руководство современного Евросоюза.

Наполеон вовсе не собирался «разрушить русское государство». Он всего лишь 1) хотел царя «понудить к миру». Точнее — к уже подписанному Тильзитскому миру[477], а еще точнее — к отказу от торговли с Англией, к исполнению взятых им на себя тильзитских договоренностей об анти-английских торговых санкциях; 2) охладить воинственный пыл Александра, который перед этим раз за разом нападал на Францию.

И даже военная победа, к которой стремился Наполеон, это вовсе не то же самое, что и уничтожение государства. Вот разбил Карл русскую армию под Нарвой. И что? Московское царство исчезло? Его бытие оказалось под угрозой? После Нарвской победы, одержанной в 1700 году Карл ушел и целых 9 лет не появлялся на подмосковных землях. Разве после разгромов при Аустерлице или Фридланде Россия перестала существовать? Или Франция после Ватерлоо?

Может, Наполеон предполагал «раздел Российской империи», подобный разделам Польши? И это не так. Он и в самом деле не исключал возврата соседям России (не себе) тех территорий, что Петербург недавно от них откусил.

3(15) августа 1811 г. на торжественном приеме дипломатического корпуса в Тюильри по случаю своего дня рождения Наполеон обрушился на русского посла кн. А. Б. Куракина с упреками в том, что Россия полностью подчинилась влиянию Великобритании, которая хочет поссорить союзников ради собственного возвышения. Он уверял, что Австрия и Пруссия не поддержат Россию, т. к. они обижены русской аннексией пограничных областей: «Пруссия не забыла, что вы взяли у нее Белосток, а Австрия помнит, что для округления границ вы охотно отрезали у нее несколько округов Галиции». По той же причине не поможет и Швеция, желающая возвратить себе Финляндию, и Османская империя, не оставившая претензий на Закавказье. «Континент против вас! Не знаю, разобью ли я вас, но мы будем драться!», — такими словами Наполеон завершил свой монолог перед изумленным Куракиным[479].

Летом 1812 года, получив известие о замирении России с турками и шведами, Наполеон воскликнул:

Разгромив пруссаков под Йеной, Наполеон отнял у них польские земли, полученные в ходе недавних «разделов Польши», и в 1807 году создал на них Великое Герцогство Варшавское[482] во власти Саксонского короля.

Вскоре, в 1809 году, после очередной победы над Австрией (одержанной в союзе с Россией), Наполеон присоединил к Варшаве те польские земли, что в ходе все тех же разделов захватила Австрия.

Можно предположить, что и в случае победы в России Наполеон так же вернул бы полякам те провинции, что были в их власти до начала «разделов». В упомянутой беседе с Куракиным Наполеон прямо сказал: «вы потеряете все ваши польские провинции».

Европа очень хорошо помнила этот недавний передел границ. Жозеф де Местр, живший в Петербурге в качестве посла короля Сардинии, писал летом 1812 года:

Бонапарт был все же ограниченным монархом. Ограниченным в том смысле, что он должен был соответствовать как европейским аристократическим, так и французским революционным правилам приличия.

А что казалось «приличным», хорошо видно из воспоминаний графини Шуазёль-Гуфье — француженки, бывшей при русском дворе и оставшейся в Вильно после отъезда оттуда царя: «Наполеону следовало отнять у России то из Польши, что ею не было завоевано, но приобретено по разделу»[483].

История 18 века и передвижения границ, произошедшие в нем, для европейских элит 1812 года были вполне недавними и даже современными им впечатлениями.

Вот секретнейшее наставление князю Александру Вяземскому от императрицы Екатерины Второй, отправленное в 1764 году:

То есть еще даже во второй половине 18 века Смоленщина и левобережная (!) Украина воспринимались царицей как «новые территории», которые еще предстоит дополнительно русифицировать. До первого раздела Польши оставалось еще 8 лет. Тем более в Европе к 1812 году не могло быть устойчивой привычки считать Лифляндию, Финляндию, Вильно или Минск «исконно русскими землями».

И сам Наполеон четко отличал эти «новые территории» от «древних провинций» России[485]. Отторжение вряд ли грозило Смоленску или Киеву.

Когда прусский король при заключении антирусского союза с Францией попросил в качестве награды передачу ему Курляндии, Лифляндии и Эстляндии, Наполеон лишь зло заметил: «А клятва над гробом Фридриха?»[486] (Это был намек на сентиментальную клятву в вечной любви и дружбе, разыгранной Александром I, Фридрихом-Вильгельмом III и королевой прусской Луизой в октябре 1805 г. в потсдамском мавзолее). Никаких обещаний, а уж тем более российских земель Фридрих от Бонапарта не получил[487].