Тьма на ладони - Фудзивара Иори - Страница 22

– Сын Фиксатора?! – ошарашенно пробормотал Санада и наконец заткнулся.

Девушки за столиком регистрации начали поглядывать в нашу сторону. С явно испуганными лицами. Похоже, уловили кое-что из этого разговора. По крайней мере, Охара точно подслушивала.

Одзаки ушел: за спиной постепенно затихли шаги. Вскоре его фигура вновь замаячила у ворот. И тут Санада заметил меня:

– А-а, Хориэ! Явился-таки? Что, уже выздоровел?

– Худо-бедно…

Санада собрался было что-то сказать, но тут же захлопнул рот. В дверях дома опять появился седой. Неторопливо обулся и так же медленно зашагал обратно к воротам. Одзаки снова отвесил ему поклон. Старик даже не повернулся. Когда он исчез, финдиректор выпрямился и шумно перевел дух.

Особо важные гости постепенно разъехались, и рядовые сотрудники выстроились в цепочку у входа. Я отошел от Санады и снова встал в очередь. Все-таки в доме по-прежнему дежурил Какисима, а в мой первый заход нам пообщаться не удалось.

– Шеф? Вы что, уже поправились?

Я обернулся. Охара стояла в очереди сразу за мной.

– Успею еще. А пока терплю.

– В живых останетесь?

– Да уж как-нибудь… Пропущу где-нибудь стаканчик да и спать завалюсь.

– Стаканчик? – Она покачала головой. – А завтра что делать будете?

– Не знаю пока. Посмотрю по самочувствию. Если с утра не выйду, отметь в расписании, что я взял выходной.

– Хорошо… Вам, кстати, сегодня в обед звонили.

– Кто?

– Какая-то женщина. Я сказала, что вы отдыхаете и я могу что-нибудь передать. Но она повесила трубку. Даже не назвалась…

– Сколько лет примерно?

– Не старушка. Но и не девочка.

– Что – женщина без возраста?

Она улыбнулась уголком губ:

– Не знаю, есть ли у нее возраст. Но вроде постарше меня. Голос низкий, грудной. Никого не вспоминаете?

– Трудно сказать. У меня всяких подруг хватает.

– Не так много, чтобы нос задирать… За два года я вас еще ни разу не соединяла с женщинами по личным вопросам!

– На этом свете, поверь, тебе еще много чего не известно.

– Шеф!

– Ну, чего?

– У вас из носа течет. Будете так ходить – от вас последние подруги разбегутся!

Она достала из сумки пачку бумажных салфеток. Я вытащил пару-тройку и вытер нос.

Подошла моя очередь, и я опять вошел в дом. Какисима все так же стоял у входа в зал и кланялся каждому вне зависимости от возраста и положения. Я тронул его за локоть. Мы отошли в сторонку, и он с удивлением посмотрел на меня:

– Ты чего?

– Какого черта этот якудза приходил?

Он нахмурился.

– Ты о Сакадзаки?

– Так ты его знаешь?

– По имени и в лицо, не больше. Но заметил сразу.

– И что он здесь забыл?

– Понятия не имею. Компания от рэкетиров давно отделалась. Сам же Исидзаки с ними порвал, и мы с тех пор придерживаемся его политики. Так что у меня и самого челюсть отвисла. А что делать? Не выгонять же…

– Хм-м, – задумался я.

Он как-то странно посмотрел на меня.

– А может, ты с ним знаком?

– Как сказать… Признаюсь только тебе: когда-то пересекался. Очень давно.

Он немного подумал.

– Ладно. Об этом позже поговорим. Оклемайся сперва. Видок у тебя ни к черту…

– Да ладно. Это как раз ерунда. Лучше скажи, что там с копией фильма.

– Сын Исидзаки сказал, что личные вещи начнут разбирать завтра, как служба закончится. А закончат через три недели, к официальным поминкам. Так что эти поиски времени займут будь здоров. Не говоря уж о том, что кассет Исидзаки наснимал целую гору. Я предложил помочь, да он очень вежливо отказался… Но тут уж ничего не поделаешь. Частная жизнь все-таки.

Он, похоже, забыл, что через три недели я уже не буду сотрудником компании.

– А секретаршу его расспрашивал? Куда он в последний день выходил и так далее…

– Конечно. Сразу после твоего звонка он отправил ее в универмаг на Нихонбаси. Попросил купить новый галстук. Мы потом с ней вместе проверили – этот галстук так и висит в шкафу.

– А потом, когда она вернулась?

– Потом ему кто-то звонил. Ни кто это был, ни о чем они говорили – она, конечно, не знает. Но после того, как она их соединила, лампочка на ее телефоне очень долго не гасла. Потом Исидзаки сказал ей, что скоро придет, и куда-то вышел. Звонили ему в три часа, а вернулся он почти в пять. Особенно ее удивило, что он не сообщил, куда и зачем уходит.

– А дальше?

– Дальше не очень понятно. Около шести Нисимура попрощалась с ним и ушла домой, а он, похоже, остался по каким-то делам.

– Ну так я скажу, по каким делам. Говорят, в семь часов он спустился к нам на этаж. Там оставалась только Мари Охара…

Что случилось в конторе, лучше не скрывать. Никогда не знаешь, кто за тобой наблюдает. Какисима вытаращил глаза:

– Зачем бы он заходил в рекламный?

– Как показалось Охаре – возможно, перед тем как покончить с собой, его пробило по ностальгии. И он решил заглянуть туда, где когда-то работал…

– Ну что ж. Тоже не исключено.

– И вот еще что… Полиция ничего не выпытывала?

– Да нет. По-моему, они уже считают дело закрытым.

– Как знать. Два копа с чугунными мордами сегодня весь вечер у дома ошивались. Да и ты говорил, что следователь из Второго отдела в ночь смерти сюда притащился. Кажется, на его счет у тебя были какие-то догадки?

Похоже, он удивился. И, понизив голос, переспросил:

– Здесь были копы?

– Ну да… Сам же рассказывал: после того как Исидзаки порвал с рэкетирами, якудза ему травлю устроила. Может, полиция опасалась каких-нибудь инцидентов?

– Возможно. Только знаешь… Наверно, нам больше не стоит во всем этом ковыряться.

Я посмотрел на него. Он задумчиво потер подбородок.

– А? Как думаешь, Хориэ?

– Ты о чем?

– Даже если мы поймем мотивы его самоубийства, это ни к чему не приведет.

– Не понимаю.

– Я вот сейчас здесь стоял… Люди прощались с ним, а я то и дело смотрел на его фотографию. Мягкая улыбка, доброе лицо… И я подумал: что бы там ни осталось после смерти – его настоящих мотивов нам все равно никогда не понять. Конечно, что-нибудь остается всегда. Но если мы будем это исследовать и анализировать – вряд ли старик обрадуется на том свете. Лучше оставить его душу в покое. Вот к чему я пришел, пока здесь стоял…

Он обернулся к алтарю. Я не стал. Красивое фото с траурной ленточкой стояло здесь для тех, кто остался в живых.

– Может быть, ты и прав, – сказал я. – Но я никогда не слыхал о самоубийцах, которые кончали с собой, чтобы сказать кому-то спасибо…

Лицо Какисимы помутнело и куда-то отъехало. Я начал терять равновесие. Какисима подхватил меня под локоть и потрепал по щеке.

– Эй, Хориэ! Ты в порядке? Да ты весь горишь! Тебе в постель надо, братец!

– Да ну, ерунда…

– Вот же упрямый, черт! Иди-ка домой да отоспись хорошенько. После поговорим!

– Ладно, – сдался я. Наверно, он прав. Все равно здесь не лучшее место для таких разговоров.

И я решил вернуться домой.

Когда я вышел за ворота, ни полицейских, ни машин уже не было. Я побрел по тихой улочке обратной дорогой, покачиваясь от слабости.

9

Ближе к станции голова перестала кружиться. Перед тем как войти в метро, я остановился и вытер нос салфетками, которые дала мне в дорогу Охара. Я поднял голову. В сторону Адзабу несся поток машин. Сегодня утром, когда я гулял здесь, улица была пуста.

От дома Исидзаки до «Розовых холмов» – всего несколько минут ходу. Даже для такого старика, как он. Что и говорить, место для съемки было просчитано идеально. Можно, конечно, опять сходить туда, раз уж я здесь, в Хироо. А вдруг снова впустую? Я достал из кармана блокнот и мобильник. Киэ Саэки по-прежнему не было дома. Не дослушав автоответчик, я отключился и вдруг подумал. А ведь у этого консьержа тоже есть телефон!

Я позвонил в справочную, узнал нужный номер и набрал его.

– Алло! «Розовые холмы Гайэн-Ниси» к вашим услугам! – услышал я уже знакомый учтивый голос. Теперь он казался мне призраком из далекого прошлого.